Дама с единорогом

Артур ещё раз посмотрел на неё — как же она прекрасна! А глаза блестят, как звёзды на небе; в них дрожит неверный свет луны. Глядя сейчас на неё, баннерет испытал прилив необычайный нежности и любви. Нет, он никому её не отдаст — и пропади пропадом эти чёртовы деньги!

Так что же она ему ответит?

Но Жанне не суждено было ответить баннерету ни «да», ни «нет».

Подъезжая к Уоршу, граф Норинстан заметил какой-то огонёк у реки (это была свеча, оставленная Джуди у выхода из подземного хода). Он придержал коня, решив узнать, что там такое.

Подъехав к прибрежным зарослям, Роланд услышал голоса: мужской и женский. Прислушавшись, он узнал голос Жанны.

— Интересно, что здесь делает баронесса Уоршел?

Граф подъехал поближе и сквозь листву увидел баннерета и баронессу.

В ту минуту он чувствовал то же, что, наверное, чувствует разбиваемый вдребезги кувшин. Но кувшин — всего лишь вещь, а Норинстан — человек, поэтому его страдания не ограничивались всего одним мгновением. Граф не был готов к такому повороту событий, а внезапное горе, как известно, гораздо сильнее ожидаемых бед: сердце не успевает к нему подготовиться, разум не успевает свыкнуться с его неизбежностью.

Сначала его обдало холодом, а потом бросило в жар. Всё внутри у него клокотало; мышцы на шее напряглись; на миг у него даже перехватило дыхание. Все его существо обратилось в зрение; безмолвное, почти фанатичное наблюдение за двумя фигурами на том берегу реки полностью подчинило себе не только все его чувства, но и разум.

— Так вот чем занимается моя невеста в моё отсутствие! — сдавленно прошептал Роланд. — Э, да этот мерзавец, кажется, собирается её увезти. Нет, ничего у него не выйдет!

Он напоминал разъярённого дикого зверя, приготовившегося к прыжку: левая рука всё сильнее и сильнее сжимала поводья, правая сама собой тянулась к мечу, впившиеся в счастливую любовную пару глаза неестественно блестели, зрачки сузились. Норинстан дышал громко и прерывисто, казалось, через силу.

Вот Леменор обнял баронессу, вот она склонила голову ему на плечо… Роланд едва удержался от того, чтобы не окликнуть Жанну, не осыпать баннерета горой отменных ругательств, но вовремя одумался. Он скрежетал зубами, следя за тем, как влюблённые, взявшись за руки, прогуливаются вдоль реки.

Роланд ненавидел Артура, ненавидел за то, что баннерет опозорил его несколько лет назад во время копейного поединка, за то, что баронесса Уоршел улыбалась ему, за то, что до сих пор питала к нему теплые чувства и, несмотря ни на что, была верна ему. Как она могла променять его на это ничтожество? Он не понимал, и от этого ненавидел Леменора ещё больше.

Он был знатен, богат, нравился женщинам; он привык чувствовать себя хозяином положения — и вдруг такой удар. Не он изменил, а ему изменили, причём изменила та, на которой он с месяца на месяц собирался жениться, та, о возможности измены которой он и не задумывался.

— Женщины ветрены, падки до греха. Это дьявольские сосуды, за дела которых расплачивается род человеческий. Радуйся, что она изменила тебе сейчас, что ты до свадьбы узнал её подлую сущность, — повторял себе Роланд — не помогало.

Баронесса любила баннерета. А граф желал, чтобы она любила его. Он прискакал сюда ночью, словно четырнадцатилетний мальчишка, — а что в награду? Поцелуй, подаренный другому.

— Клянусь всеми чертями Ада, я убью тебя! — в тихой ярости прошептал Норинстан и крепко сжал рукоять меча, сжал так сильно, что побелели суставы пальцев. — Недолго тебе осталось болтать с моей невестой!

И он дал шпоры коню.

Жанна вскрикнула, увидев всадника с мечом в руках.

— Бегите! Спасайтесь, баннерет! — Она толкнула возлюбленного к лошадям и побежала к зарослям акации, где её поджидала до смерти перепуганная Джуди.

Баннерет не вернулся бы этой ночью в Леменор, если бы не одно счастливое обстоятельства: его и графа разделяла река.

Норинстан на полном скаку вогнал коня в воду; животное погрузилось в неё по шею и чуть не захлебнулось. Но граф не думал ни о коне, ни о самом себе, не думал о том, что может утонуть; он упрямо нахлёстывал лошадь, безуспешно пытаясь заставить её побороть течение. Убедившись в бесполезности своей затеи, Норинстан несколько раз чертыхнулся и повернул к берегу, вслух посылая самые страшные проклятия вслед ускакавшему Артуру.

— Ничего, сукин сын, я ещё до тебя доберусь! — немного придя в себя, пробормотал Роланд.

Вопреки своему первоначальному решению, граф не заночевал в Уорше и повернул к Леопадену. Он просто не мог снова увидеть её сегодня после всего этого, увидеть — и промолчать.

Но перед отъездом на север граф Норинстан всё-таки заехал в Уорш. Он был чрезвычайно холоден и немногословен. Проговорив около часа о чём-то с бароном, граф изъявил желание переговорить с Жанной.

Баронесса предпочла бы не говорить с женихом и вовсе его не видеть, но тон отца не оставлял ей выбора. Она со вздохом отложила в сторону вышивание и покорно последовала за бароном в комнату, располагавшуюся над западной частью парадного зала.

Это было тёмное полупустое помещение, отгороженное от прочих пыльным восточным ковром, который, пожалуй, был старше не только нынешнего барона Уоршела, но и его деда. Справа от входа висело большое деревянное распятие, выкрашенное чёрной краской; под ним стоял покрытый более-менее чистым куском полотна сундук, на котором теплились несколько зажжённых свечей. Везде пыль и запах сырости.

— Посиди там, — барон указал на сундук у стены и пригрозил: — И только попробуй сбежать!

Девушка покорно села и в задумчивости принялась теребить кончик своего пояса. Перебирая в памяти недавние события, она пришла к выводу, что разговор с Норинстаном будет не из приятных.

Через пару минут в комнату вошёл граф. Он остановился напротив невесты и пристально посмотрел на неё.

— Что случилось, граф? — Она осторожно подняла на него глаза, однако избегала встречаться с ним взглядом. — Со мной что-то не так?

— А как Вы думаете? — резко ответил граф.

— Я не понимаю Вас…

— Я всё видел, — глухо проговорил Роланд. — Там, у реки, я видел Вас и этого баннерета.

Ему было так же тяжело это сказать, как ей окончательно убедиться в том, что он всё знает.

Жанна вздрогнула и быстро перекрестилась на распятие.

— Что, просите защиты у Бога или пытаетесь доказать мне, что в ту ночь я был слеп?! — Граф еле сдерживал себя. — Конечно, долг невесты состоит в том, чтобы изменять жениху с первым встречным!