Дамир
Шрифт:
– А ты хотела быть побитой, а потом еще тащить сумки на себе?
– Дамир Тимурович, всю жизнь как-то справлялась без вас, и ничего, вот она я, мать вашу, живая! – заорала она еще громче, и я резко затормозил, благо за нами не ехали машины.
– Если ты будешь ругаться, я буду затыкать тебе рот поцелуем. И не выводи меня Лия, иначе накажу. Обещаю.
– Пудру вернете?
– Конечно, верну, я нос не пудрю.
– Вы и так припудренный. Ой, – округлив глаза, опомнилась она, и правой рукой прикрыла рот.
Я мысленно улыбнулся, понимая, что она не беспечная и
– Ты знаешь, что тебя могут посадить? – поинтересовался я, внимательно смотря на ее губы.
Тело Лии замерло, и пока она находилась в оцепенении, я руками пробрался под платье, пальцами касаясь нежной кожи поясницы. Господи, как же ахе*енно хорошо чувствовать ее тепло.
– Уберите руки, какая еще тюрьма? – очнулась она, и пальцами схватилась за мои запястья.
– Я даже и слова не сказал о тюрьме. Посадить, я тебя уже посадил.
– Что вы несете?
– Рядом с тобой я стал припудренный, а значит, ты виновата в моем пошатнувшемся здоровье.
– Меньше всякую шваль надо трахать, – зло выпалила она, и прикусив нижнюю губу, отвернулась к окну.
– Маленькая Ли, ты такая забавная, когда злишься. А почему тебя задевает кого я трахаю?
– Меня это нисколько не задевает, просто вы сейчас пытаетесь ко мне приставать, и я знаю, чего вы от меня ждете. Но не ждите. Я не такая, – насупившись, ответила она, продолжая смотреть в окно.
– Я жду трамвая… – не громко продолжил я, как ощутил легкую боль на предплечье. – Что такое?
– Не надо умничать! – грозно поведала Лия, вздернув носик.
– Хорошо, Лия Александровна, слушай сюда. Я давно не мальчик.
– Кто бы сомневался, – буркнула она, сложив руки под грудью.
– А ну ка, не перебивай.
– Пудру верните.
– Я давно не мальчик, и знаю, чего именно хочу от жизни.
– Слава Богу! Но я-то здесь при чем?
– Я знаю, чего хочу от жизни, Лия! Но встретив тебя, понял, чего именно хочу с тобой.
– Только не надо мне запевать о большой и чистой.
– Не стану. Зачем врать? Я тебя не люблю, но сердце мое что-то чувствует, мне так кажется.
– Ну вот, раз кажется…
– И вот, раз оно что-то чувствует, я хочу, чтобы ты была со мной. Ты и так, Лия, уже моя.
– А как же романтика? Цветы? Предложение?
– Руки и сердца?
– Хотя бы просто: «готовы ли вы, Лия Александровна, стать моей девушкой?»
– Ты и так моя девушка!
– Нет. Вы не спрашивали, буду ли я с вами встречаться…
– Ты скоро будешь со мной жить.
– Мечтать не вредно, а еще говорили, что взрослый мужчина.
– Так вот, взрослые мужчины, не несут эту чушь. Ты моя и точка.
– Нет! – прикрикнула она, и хотела уже вырваться из моих рук, но я не позволил ей, лишь сильнее прижав к себе.
– Значит, цветов хочешь?
– Не просто цветов. Я хочу ухаживаний. А иначе, даже не мечтайте.
– Сорокалетний дядька будет на свидания бегать? Зае*ись.
– Я тоже так думаю. Кошмар. Мне нужен молодой парень.
– Когда ты узнаешь, как со мной хорошо, у тебя даже
мысли не возникнет о каких-то малолетках.– Я не скоро узнаю об этом.
– Сама сдашься!
– Нет.
– Ли, закрой рот, ибо я помогу.
– Так помоги…
И я помог, тут же набросился на ее губы, не предоставив возможности договорить. Я жадно целовал ее, наслаждаясь дурманящим вкусом, впивался в ее рот с дикой страстью, ласкал язык, и понимал, как сильно хочу ею завладеть. Завладеть всем ее телом. Очень хочу. Необузданно.
***
Я сидела на лоджии и, касаясь до сих пор припухших губ, мечтательно вспоминала о нашем сегодняшнем жарком поцелуе. Дамир целовал страстно, горячо и надрывно, словно хотел успеть насладиться мною, словно эти поцелуи были его спасением. Он жадно брал все, что я предлагала, при этом, абсолютно не жалея, дарил в ответ свои ласки, стараясь как можно больше показать чувств. Старался показать свое желание и страсть, чтобы я даже не смела подумать о другом мужчине, и он оказался прав – все мои мысли заняты были теперь только им. Одно воспоминание о прикосновениях его пальцев к коже на пояснице, вызывали в моем теле дрожь, а то, как при углублении поцелуя, он порывисто толкнулся бедрами, я четко ощутила его возбуждение своим центром женственности. И даже сейчас, вспоминая об этом, к щекам прилила кровь, и мне стало немного стыдно. Чего уж скрывать, мне нравился Дамир, и не реагировать на него было очень сложно.
От мыслей о мужчине меня отвлек звонок телефона, лежавшего на подоконнике. Взяв трубку, я глянула на экран, и негромко вздохнула, увидев имя вызываемого абонента – мама. Сейчас снова будет пытаться вернуть меня домой.
– Привет, мамуль, – ответила я на вызов, и приветливо улыбнулась, словно мама могла видеть мою улыбку.
– Привет. Как дела у моей единственной дочери? Еще не передумала на счет того, чтобы вернуться? – будничным тоном поинтересовалась она, как всегда начиная разговор с одного и того же вопроса.
– Мама, я же уже говорила, мне здесь хорошо. К тому же на работе у меня есть большое задание, и я хочу вложить в этот проект все силы.
– Сдашь проект и останешься ни с чем?
– Почему вдруг? – непонимающе поинтересовалась я, хотя уже должна была привыкнуть к ее словам.
– Дочь, ничего в этой жизни не дается просто так.
– Мам, я устроилась на работу, это серьезный, огромный концерн и заказчик мой тоже серьезный мужчина.
– Холостой?
– Мама!
– Ладно, но попомни мои слова, денег ты не заработаешь. Столица не любит провинциалов.
– Почему ты так не уверенна во мне? – с ноткой горечи произнесла я, всегда страдая о том, что не чувствовала поддержки.
– Я уверена в тебе, но ты должна понимать, что нельзя смотреть на жизнь сквозь розовые очки.
– Ладно, мам, я поняла. Спасибо, что к вечеру решила испортить мне настроение.
– Лия, не обижайся, милая.
– Я не обижаюсь, мам, просто хотела бы твоей поддержки, а не постоянных причитаний на тему моей неосведомленности жизнью. Передавай папе привет, и спокойно ночи, – и, не дожидаясь ее ответа, я сбросила вызов.