Дамочка, что надо

— Привет, дядюшка Люк! Как дела? Доктор Фицджералд еще не слышал, чтобы губернатор говорил так резко.

— За каким чертом тебя принесло? — спросил он. Доктор видел, как погасла улыбка на лице Хуана, сменяясь растерянной миной, и вдруг подумал: “Мы же замыслили убить его отца”. И тут он понял, почему сморозил глупость, рассказав Эллен Мэри и надеясь, что она вынесет бесстрастное нравственное суждение, необходимое, чтобы осознать суть того, что он должен был совершить.

Хуан споткнулся и озадаченно проговорил, в конец сбитый с толку:

— Я просто... я просто прилетел... проведать вас.

— Так отправляйся восвояси, — все так же холодно и резко сказал губернатор. — Лети себе обратно. — Повернувшись на каблуках, губернатор ворвался в свой коттедж и захлопнул за собой дверь.

Хуан выронил чемодан, повернулся к доктору и беспомощно развел руками.

— Я только... я только... — забормотал он.

— Я знаю, — ласково сказал доктор, все понимая и сочувствуя парню. — Люк расстроен, вот и все. Ему только что звонили и, наверное, сообщили какую-то дурную весть. Посиди здесь со мной, скоро он выйдет, и все будет, как всегда. Дело в телефонном звонке.

Глава 6

Звонил Хоннер, он сообщил, что Эллен Мэри и ее спутник мертвы.

С трех часов ночи Хоннер жил как в лихорадке. “Понтиак” взорвался, а шины “мерседеса” оказались проколотыми. Девчонка и этот сукин сын с ней, не скрываясь, прошмыгнули мимо и были таковы.

Хоннер первым из оставшихся в живых преодолел возбуждение и страх. Остальные порывались то бежать за “датсуном” по шоссе, то забрасывать землей пылающий “понтиак”. Ни то ни другое не имело смысла, поскольку догнать “датсун” бегом было невозможно, а погасить огонь — трудно. Два парня в “понтиаке” все равно уже были мертвы, пусть себе жарятся.

Остальных Хоннер быстренько призвал к порядку. В этом и состояла его задача, на этом и зиждилась его слава. Он усадил оставшихся троих в “мерседес”, и они на ободах покатили в Игуалу.

Игуала спала и казалась вымершей. Хоннер наконец отыскал телефон и позвонил человеку губернатора в Мехико-Сити. “Мерседес” был лучшей машиной для здешней работы, ничего более достойного среди ночи все равно не раздобудешь. Поэтому Хоннер велел человеку в Мехико-Сити немедленно достать и прислать с нарочным четыре покрышки для “мерседеса”, чтобы обуть машину. Хоннер хотел позвонить и губернатору, но было слишком рано, да и успехов, о которых можно было сообщить, он не добился, так что Хоннер решил повременить.

В пять часов, хотя новые покрышки еще не прибыли и он не мог снова пуститься в погоню, Хоннер решил, что нельзя больше тянуть и надо сообщить новости губернатору. Он позвонил, рассказал, что произошло, и губернатор велел ему связаться с Борденом, одним из своих людей в Акапулько, и послать его на север на перехват девчонки. Они возьмут ее в клещи.

Прекрасно. Судя по всему, дело верное. Хоннер воспрянул духом. А когда к шести часам утра прибыли новые колеса и оставалось только поставить их на ступицы, Хоннер и вовсе приободрился. Взяв с собой в “мерседес” парня по имени Колб, Хоннер велел остальным следовать за ними в “шевроле”, который привез покрышки, и на всех парах помчался на юг.

Еще не успев добраться до настоящего бездорожья, он оставил “шевроле” далеко позади. Почти весь южный отрезок шоссе Мехико-Сити Акапулько представляет собой скорее живописное зрелище, чем проезжую дорогу. Шоссе вьется меж зеленых холмов, взбирается на них и сбегает вниз, проходя по самым диким, безлюдным, красивым и устрашающим местам на земном шаре. Крутые повороты следуют один за другим, дорога то и дело упирается в отвесные скалы. Справа и слева высятся зеленые горы, перемежающиеся каменными теснинами в тех местах, где приходилось прокладывать шоссе сквозь толщу породы, взрывая ее. Поднявшись на высокий перевал, можно увидеть пропасть в несколько сотен футов глубиной, полюбоваться сверху облаками, проплывающими по склонам внизу, и увидеть кусочек дороги, по которой вы ехали десятью минутами раньше, а повернув голову, узреть другой ее отрезок, тот, который вы минуете только через десять минут.

Ехать по такой дороге со сколько-нибудь значительной скоростью было невозможно, и преимущество “мерседеса” перед “датсуном” здесь сошло на нет, хотя “мерседес” и мог чуть быстрее преодолевать повороты. Хоннер правил машиной твердо и уверенно, и ему удавалось развивать в среднем около сорока миль в час. Но лишь до тех пор, пока, преодолевая в десять минут десятого особенно крутой высокогорный поворот милях в девяноста от Акапулько, Хоннер едва не врезался в белый “форд”, шедший навстречу. Оба водителя резко нажали на тормоза, машины с дрожью остановились нос к носу, а водители, побледнев, уставились друг на друга.

Встречной машиной управлял Борден, человек губернатора Харрисона из Акапулько.

Хоннер и Борден вылезли из машины и стали лицом к лицу посреди дороги. Хоннер сказал:

— Ты проморгал их, дурень, они в белом “датсуне”.

— Они не проезжали мимо меня, могу поклясться, — ответил Борден. — Выехав из города, я встретил всего две машины, синий “карманн гиа” с двумя бородачами, кроме которых никто бы в ней не уместился, и бензовоз. В кабине сидел один парень, это я знаю точно, потому остановил его и спросил дорогу.

Хоннер нахмурился и отвернулся. После Игуалы мимо него в северном направлении проехала всего одна машина — старый “ситроен”, в котором путешествовало какое-то семейство: на заднем сиденье теснились детишки. Да и какой смысл был девушке разворачиваться и опять катить на север?

— Они съехали с дороги, пропустили тебя и покатили дальше, — сказал Хоннер.

— А вот и нет, сэр. Такое я предусмотрел и был начеку. Нигде не спрятались, это я точно говорю. Сам знаешь, что это за дорога. Тут и двум машинам не разъехаться, не говоря уже об укрытиях.

— И все же, — гнул свое Хоннер, — ничего другого не остается. Разворачивайся, проверим.

— И ты убедишься, что я прав.

Оба покатили на юг, разглядывая обочины дороги. Тут и впрямь не было никаких поворотов, параллельных троп, съездов с дорожного полотна и укрытий.

Вдруг Хоннер резко затормозил. Дорога достигла гребня, резко свернула влево и круто пошла вниз. Здесь был один из редких участков дороги, с гаревой обочиной. Обзорные площадки для путешественников. Вдоль края обрыва тянулась изгородь из старых бревен. Одного бревна не хватало.

Хоннер пошел посмотреть и заметил свежим взглядом едва различимые следы шин, уходившие за край обрыва. Колб, Борден и двое мужчин, приехавших с Борденом, тоже внимательно осмотрели их и согласились с Хоннером. Следы были похожи на отпечатки покрышек.

Хоннер боялся высоты. Он лег на живот, подполз к краю обрыва и заглянул в пропасть. Он задержал дыхание, чтобы не блевануть, и внимательно всмотрелся вниз.

Обрыв был почти отвесный и, казалось, вел в бездну. На стене кое-где росли хилые кустики, а на дне виднелось целое море зеленых деревьев. Прищурившись и глядя вниз, Хоннер, наконец, смог различить просеку, сломанные ветки деревьев и иные признаки прямой борозды, которая вела вниз и на самом дне пропасти заканчивалась белой точечкой. Да, вон она, такая далекая и крошечная, что Хоннер едва не проглядел ее. Но она была там, это несомненно.