Дамочка с фантазией

– Ну ладно, бог с ними, с формальностями, – сказала она максимально миролюбиво. – Поступим так: раздевайтесь по пояс, садитесь вон там, в сторонке, на стульчик, закинув руки за голову и так посидите минут пять. Зябко, наверное, будет, но придется потерпеть. Это необходимо для исследования, вы понимаете? Кстати, в коридоре очередь есть?

– Нету ни одного человека.

– Великолепно! Тогда я пока кое-какими делами займусь.

Валентина взялась было заполнять карточку Гули Гурамовой, но никак не могла найти ручку. Пошарила на столе. Рассеянно похлопала себя по карманам. Ага, вот она, ручка. А это что такое? Тьфу, да все тот же злополучный зеленый очечник, который она таскает с собой со вчерашнего утра туда-сюда, на поминки, домой, теперь на работу принесла и зачем-то сунула в карман халата. Надо выложить на стол, чтобы пациентки видели, вдруг кто-то вспомнит, чья это вещь.

Валентина швырнула очечник на стопу карточек. Только взялась за ручку, как в дверь постучали.

Ну разумеется! Очередь – она как черт: его вспомянешь, а он уж тут.

– Да, входите!

Сначала в двери просунулся живот, обтянутый ярко-синим платьем. Потом его хозяйка.

Валентина всплеснула руками:

– Маша! Ты что тут делаешь?

– Как что? – удивилась женщина лет тридцати пяти с милым, простеньким личиком. Русые волосы расчесаны на пробор и забраны сзади в узел. Ей, голубоглазой и чуточку веснушчатой, невероятно шло это имя – Маша. Не Мария, а именно Маша! – Как что делаю? Провериться пришла.

– Провериться? Разве я тебе не выписала направление в роддом?

– Ну, выписали, – виновато сказала Маша.

– Так что ж ты?.. – Валентина сердито стукнула по столу.

Чертов очечник – вот же привязался, а? – соскользнул вниз и упал на пол. Иванова, уже раздевшаяся до пояса и сидевшая с воздетыми руками, сделала резкое движение, чтобы поймать его, однако Валентина шикнула сердито:

– Сидите, кому сказано! – ловко поймала очечник и, чтобы не мешался, снова сунула его в карман халата.

Повернулась опять к Маше:

– Мать моя! У тебя, дорогуша, почти тридцать девять недель. Ты почему гуляешь?

– Да неохота ложиться, – беззаботно улыбнулась Маша. – Мужик мой целыми днями на работе, дети будут одни. Жалко. По идее, я еще неделю могу проходить до полного срока.

– У тебя четвертые роды, ты забыла? И предрасположенность к преждевременным. Лучше подстраховаться. Давай я послушаю, как там наша девочка, – начала было Валентина, как вдруг увидела, что живот у Маши вздрогнул раз, другой… – Нет, тут и слушать нечего! Нормально наша девочка, вон как резво шевелится. Слушай, Маша, иди немедленно домой, собирай вещи и топай в роддом, поняла? Ну что за свинство, я не понимаю, мы же договорились, что ты в больницу ляжешь. Не надоело рожать где попало? Хоть раз это нормально произойдет, на столе. Иди, некогда мне! – отмахнулась Валентина, снова хватаясь за ручку и принимаясь разыскивать карточку Гули, которую в сердцах умудрилась куда-то сунуть.

Ага, вот она. Что характерно, позавчера Валентина так устала, что совершенно забыла ее заполнить. Потом эта беда с Людой… Вчера тоже не вспомнила – так спешила сменить мужа на страже в квартире Долохова. Сегодня… неизвестно, что будет сегодня! Вчерашний вечерок выдался еще тот! Как пришли с поминок, так часов до двух-трех всё перезванивались с Володькой и Валентином. Даже думать не хочется, в какую копеечку все эти разговоры влетят.

О боже мой! Нельзя носить мобильник в кармане халата! Когда-нибудь вот так загнешься с перепугу от внезапного трезвона!

– Алло?

– Валентина, ты?

Голос Долохова.

– А кто еще? – спросила она от испуга раздраженно. – Ну кто, скажи, может по этому телефону отвечать?!

– Валентин не звонил?

– Пока нет. А тебе?

– И мне нет.

– Ну, я так понимаю, это хорошо? Вы же вроде договорились, что он позвонит, если дела не так пойдут?

– Ну да…

– А ты где?

– Я? Практически на точке рандеву. Их поезд будет здесь минут через тридцать. Имей в виду, если Валька вдруг не сможет ко мне пробиться и тебе позвонит, сразу сигналь мне.

– Вовка, ты мне надоел не знай как, – устало сказала Валентина. – Ну обговорили все это уже или нет? Сколько раз ты меня инструктировал? Пятьсот? Шестьсот? Знаешь, по-моему, у тебя к этой Ярушкиной патологический интерес. Вторые сутки подряд вытаскиваешь ее из неприятностей, а что поимел взамен? Грохнутые файлы и ультиматум на автоответчике? Слушай, может, ты к ней неровно дышишь, а?

– Ва-аль! – певуче, на нижегородский манер, отозвался мерзкий Долохов. – А ты не ревнуешь, Ва-аль?

– Не дождешься, Во-ов!

– Жаль. Ну, коли так, поясняю: у меня к мадам Ярушкиной чисто деловой и спортивный интерес. Я желаю зацапать ее в свои шаловливые ручонки исключительно затем, чтобы вернуть свои файлы, прежде чем она сможет взломать их. В принципе трудно поверить, чтобы у нее хватило на это мозгов: судя по тому, что вокруг нее творится вторые сутки и с каким упорством она снова и снова наступает на грабли, это совершенно редкостная кретинка, но все же она опасней тротилового эквивалента. И вот из этого мы будем исходить, понятно? Ну ладно, хватит занимать телефон, вдруг Валька позвонит! – сердито проговорил Долохов и отключился.

Валентина едва удержалась, чтобы не грохнуть мобильник об стол. А, так это она, значит, занимает телефон?!

Боже ты мой, до чего ей надоели эти долоховские игрища! Теперь еще и Валька в них затесался. Дурак старый, туда же, главное!

Послышалось громкое чиханье.

Так, опять не заполнить карточку Гули. В кабинете прохладно, как бы не простудить пациентку! Довольно ей сидеть, она уже вполне остыла. Тепловизор, прибор, который определяет патологию в женской груди, работает на контрасте температур. Болезненные участки потеплее. Женщина должна посидеть с поднятыми руками, чтобы остыли лимфатические узлы под мышками – не путали картину. Но доводить ситуацию до абсурда тоже ни к чему.

– Встаньте, пожалуйста. Я вас сначала просто по… посмотрю…

Валентина с трудом сдержала потрясенное восклицание. Понятно, что нельзя давать волю эмоциям, но, боже ты мой, эта Иванова и впрямь в тундре проживала последние годы, что ли? Она в зеркало не смотрится? И не замечает, что у нее с грудью? Какой тепловизор, тут и простым взглядом все видно! Грудь асимметричная, правая больше левой, кожа на ней желтоватая, натянутая, с нездоровым блеском. Небольшое пятно различимого синевато-багрового цвета. Синяк? Ударилась? Да вряд ли.

Валентина принялась пальпировать. Мгновенно из соска выделилась желтоватая жидкость. Уплотнение даже искать не надо – оно как тугой земляной ком, приросший к коже изнутри. Специалисты в таких случаях выражаются так: «Уплотнение, интимно связанное с кожей». Казалось бы, Валентина давно должна привыкнуть к этому выражению, но оно почему-то всегда казалось ей пугающим.

Она закрыла глаза, чтобы ни на что не отвлекаться, внимательными, зрячими пальцами исследуя грудь женщины. На каждом миллиметре пальцы натыкались на то, что маммологи называют грибная фиброзно-кистозная мастопатия. И лимфоузлы воспалены. Но и это не все, конечно…