Дамы-козыри

— Ваша обезьяна… — начала Ирина.

— Карликовая мартышка, — уточнил «обезьяний король».

— Церкопитекус талапоин, — пробормотал Винсент. Зря он надеялся, что латинское название смягчит сердце Ирины. Та выражала недовольство простыми и убедительными словами.

Выручил Гермих. Он задумался и внезапно хлопнул себя ладонью по лбу. Вышло звонко и неожиданно.

— Забыл! Совсем забыл!

Он полез в ящик стола и вытащил газету. Открыл вторую страницу, сложил и протянул Ирине.

Фотограф запечатлел ее сына с мартышкой на руках. Та прижалась к нему. Или Винсент прижался к примату? Вышло трогательно и забавно. Ирине понравилось. Она представила удивленные лица подруг, рассматривающих фото, которое она небрежно предложит их вниманию.

— Странные события вокруг этой зверюшки, — донесся до нее голос Гермиха.

Ирина непонимающе взглянула на заслуженного звероведа. Тот, нахмурясь, пояснил:

— За трое последних суток неизвестные дураки дважды пытались вломиться в обезьянник. Зачем двери ломать? Если хотите с приматом познакомиться, милости просим! Есть у нас горилла. Зовут Яша. Местный авторитет. Весит двести килограммов, содержит пять жен. Ревнив до невозможности! Приходите, общайтесь. Заодно мы изучим его суммарные потребности в парной человечине. Кстати, Яша только вашего сына и слушается.

Генрих нахмурился, вспомнив о наболевшем:

— Забот у нас с посетителями прибавилось! Кормят моих поднадзорных всякой дрянью. Человек — забавное существо. Считает, что если сам это жрет, то и животные кушать будут! Видите пруд? — Генрих махнул в сторону пруда, блестевшего за окном. — Школьная экскурсия накормила чипсами уток-мандаринок. Китаянки водоплавающие налопались от пуза, а потом две недели квадратные яйца несли! Снесут и шлепают вокруг на своих перепонках, удивляются! Пытался заставить высиживать, как есть, так птички хохлатые ни в какую! Упираются…

— Может, и к лучшему? — вклинился в разговор Винсент, прижимая к себе церкопитекуса. — Птенцы еще те вылупились бы…

— Ты прав как всегда, — вздохнул Гермих, потянулся и мечтательно уставился в потолок. — Замыслил я обратиться в мэрию. Пробиваю новый указ: хочу, чтобы нарушителей порядка, тех, что зверей травит шоколадом, сажали бы в клетку. Отдельную, клянусь! Что мы, звери, что ли… Да и животные, чего доброго, нарушителя самого со злости слопают, как отойдут в лечебнице от его «угощений»… Я себе это живо представляю: табличка «Кормить разрешено!» и клетка с редкой решеткой, чтобы посетители могли палкой дотянуться или камень бросить. Специально тачку гравия высыпем неподалеку…

Голос Ирины вернул к действительности Гермиха, загрезившего о равной ответственности людей и зверей перед законом.

— А обезьянка-то хоть чистая? — Ирина понемногу сдавалась. Винсент восторженно подмигнул Гермиху. Улыбаясь, тот продолжил:

— Чище не бывает. Дезинфицировали, привили, помыли… Ваш сын где-то раздобыл замечательный шампунь! Французский!

Винсент бочком стал придвигаться к выходу, опасливо поглядывая на маму. Но та не успела спросить о пропавшем из дому импортном моющем средстве. В коридоре раздался невнятный шум, грохот тяжелой обуви, и в комнату ввалились четверо.

Трое — толстые милиционеры, вооруженные автоматами, чтобы не бояться хулиганов, которые могут отобрать наручники и золотые цепи. Четвертый — очень тощий и очень грязный негр с небрежно перевязанной левой кистью.

Двое ментов затолкали негра в угол и стали его там охранять. Они приняли устрашающие позы, будто ожидалось нападение племени каннибалов — соплеменников задержанного. Третий, старший сержант, решительно шагнул к ошалевшему от неожиданности Гермиху. Негр безумно вращал глазами, беззвучно шевелил вывернутыми губами и кутался в разноцветные тряпки, которые лишь с натяжкой можно было считать одеждой.

Заметив мартышку, негр пришел в неистовство. Он свалился на пол, завизжал и принялся кататься по полу, незаметно стараясь подползти ближе к зверьку. Мартышка взмыла на стол Гермиха, оттуда — на размашистые рога лося, укрепленные на стене. Она посматривала на орущего негра и плакала.

— Черт! — серьезно произнес Гермих, подскочив к обезьянке и поглаживая ее по маленькой головке. — Неужели своего признала?

Он мгновенно поправился:

— Я хочу сказать, они, наверное, из одних краев…

— Ага, профессор, точно, из одних! — обрадованно выкрикнул сержант. — Иначе какого рожна ему переплывать ночью ваш пруд с бегемотами и раздвигать прутья в обезьяннике?

Гермих изумленно взглянул на притихшего негра. Тот помалкивал, получив незаметный удар прикладом по ребрам.

— В полночь сработала сигнализация, — пояснил сержант, устало бухнувшись на предложенный зооведом стул, — наряд примчался через минуту.

Он взглянул на задержанного:

— Хорошо, он не успел залезть в клетку. Как бы мы его тогда там искали, в толпе?

— Странно, что он не сбежал, — заметил дотошный Гермих. — Ваш наряд с таким топотом обычно бегает, устраивая моим животным подъем вне расписания. Нарушаете биологический ритм.

Сержант ухмыльнулся.

— Он рад был бы удрать, да не получилось. Нам дружинник подсобил. Здоровый, что твоя гора! На клетке написано: «Яша». Вовремя мы подоспели. Негр просунул руку в клетку, а ваш его схватил и не пускал. Негра мы сразу определили. Он орал во все горло. Ваш успел откусить ему безымянный палец и примеривался к указательному, но мы его оттащили и упрятали в наш обезьянник.

Помолчав, сержант неожиданно сказал:

— Кажется, Яша остался недоволен.

Повернувшись к негру, сержант нахмурился и грозно произнес:

— Надо было тебя оставить… И нам возни меньше.

Негр понял сержанта без перевода, с утроенной скоростью завращал белками и заскулил.

Повернувшись к Гермиху, сержант скучным голосом продолжил:

— Протокол будем составлять. Если негра опознаете, то требуется объяснение, почему он в темное время суток шляется по охраняемой территории. Или у вас с едой плохо и вы обезьян неграми кормите?

Представитель посольства Экваториальной Конги оказался высок ростом и одет в самый дорогой костюм, который можно купить в Москве. Он отличался необыкновенной худобой. Когда дипломат запускал на лицо протокольную улыбку, выглядело это довольно зловеще. Глаза его наполнялись огнем праведного гнева за судьбу соотечественника, попавшего в лапы жестоких русских расистов.

Представитель посольства высокомерным жестом швырнул на стол визитную карточку. Гермих нацепил очки и прочитал вслух: