Дань псам
Шрифт:
— Подобные слухи, — вмешался тот, кого, по верному суждению Скорча, звали Лезан Двер, — к тому же, без сомнений, многократно перевранные и преувеличенные тобой, могут подождать. Дорогой Усердник, возмечтавший никогда не увидеть наших прекрасных лиц! У тебя новая хозяйка, и ей нужны охранники имения. Мы как раз без работы. Не правда ли, судьба иногда умеет плести узор без узлов?
— Верно, Лезан. Да, охрана имения. Видишь ли, у нас уже есть двое. И капитан стражи, который сегодня отлучился. Если вы пойдете за мной, мы встретимся с Хозяйкой.
— Превосходно, — заявил Пугай.
Скорчу
Лефф подобрал арбалет. — Потому что мы на самой нижней ступени, вот что. Снова на нижней! Мы-то думали, что влезли наверх. Да, Тор влез — капитан и все такое. Но погляди на нас — мы нанялись первыми, а до сих пор стоим снаружи!
— Что же, думаю, есть разница между охраной ворот и охраной двора. Нас неправильно информировали, вот и все.
— Как это?
— У тебя глаза оранжевые.
— Меня тоже неправильно информировали.
— Ты так думаешь?
— Если такой умный, Лефф, мог бы пробиться в охранники двора!
— Если бы я был один, так и сделал бы.
— Если бы ты был один, Усерлок тебя не нанял бы. Разве что чистить нужники!
— Был бы внутри, по крайней мере!
Да, тут Лефф оказался прав. Он вздохнул и поглядел на улицу: — Смотри, фонарщики идут.
— Давай их застрелим!
— Ты что, хочешь, чтобы нас выгнали?
— Просто шучу, Лефф.
Бывают взоры убийственные, и бывают взоры, сравнимые с пыткой. Они сдирают кожу тонкими, длинными полосками, и кровь течет ручьями. Они давят на глаза, потом дергают, пока не растягиваются сухожилия, влажные жилы, крепящие глазные яблоки на месте — и в конце концов глаза оказываются висящими на носу. Да, пытка, доставляющая холодное удовольствие. Оценивающий взор палача.
Неудивительно, что Торвальд Ном столь торопливо проглотил ужин, забывая разжевывать куски; сейчас его начало мучить несварение желудка. Он едва удерживался от стонов, помогая Тизерре очищать тарелки и так далее, и зловещее молчание растягивалось, пока супруга продолжала бросать на него ужасающие взгляды, тщательно маскируя их под сочувственно-любовные.
Был вечер, время возвращаться в имение. О прекрасные смертельные моменты семейной идиллии, вы хрупки, как и все подобные моменты — увы, пришло время позаботиться о карьере и ответственность за порученную работу снова выходит на первый план.
— Сладкая, я должен уйти.
— О, неужели?
— Да. До полуночи. Не скучай.
— День выдался трудный. У меня два новых заказа. Сомневаюсь, что проснусь, когда ты вернешься, дорогой.
— Постараюсь пройти тихонько.
— Разумеется.
Дежурный поцелуй.
Пусть так. Милая беседа, подытожившая короткий отдых; разумеется, всякое слово было уловкой и ловким обманом. Торвальд отлично понимал, что на самом деле им хотелось сказать примерно вот что:
«— Дорогая, от твоей доброты хочется бежать на работу со всех ног.
— Ох, у тебя живот заболел? Надеюсь, ты проблюешься на своих стражников, едва дойдешь до ворот.
— Да. Полночь нагрянет внезапно, и я стану считать каждый шаг до
ожидающей дома дыбы. Буду молить Беру и всех прочих Властителей мира, чтобы ты уснула к моему приходу. Или хотя бы притворилась.— У меня был трудный день, муженек. Только подумать, сколько бед я из-за тебя перенесла! Когда вернешься, я буду видеть во сне страшные казни, и каждая сцена усилит приятную улыбку на моей сонной роже.
— Я лягу на расстоянии руки от кровати, замру как половая доска и ни издам ни звука.
— Да уж постарайся, милый».
Ах уж этот дежурный поцелуй, чмок-чмок.
Синие огни раскрасили улицы, по которым торопливо шел Торвальд Ном, синие огни и грустные думы, воистину синяки негодования; дома столпились по сторонам улицы, нависая над ним, пока не стало казаться: он плывет по канализации, как особо вонючий кусок дерьма. Да, недовольство и презрение жены — страшная вещь.
Княжеская зарплата оказалась не важна. Гибкий график дежурств едва ли заслужил один небрежный кивок. Явная законность работы вызвала всего лишь хмурое хмыканье. Даже тот факт, что Торвальд получил звание Капитана Стражи Имения, тогда как Скорч и Лефф стали мелкой сошкой под командованием сошки чуть побольше (ну, тут он немного преуменьшает) обеспечил ему только временное послабление. Он заслужил бурю визгливой ярости — ох, он ждет ее, уже ждет. Он знает. Она знает. Он знает, что ей нравится сдерживаться, нависнув громадной секирой над желудем его головы.
Да, он променял рабство вот на это.
Такова сила любви, очарование домашнего уюта, бегства от одинокой заброшенности. Нельзя ли по — другому? Спросите его позже.
Вперед же — вон виднеются невысокие, но прочные стены имения, торжественно оформленный вход, у которого неровно мерцают два факела — в таком свете фигуры его грозных подчиненных выглядят достойными доверия. Почти.
Ни один из них не следит за улицей. Похоже, вместо этого они спорят.
— А ну-ка, вы! Бдеть! — крикнул Торвальд Ном самым своим суровым голосом, но тут же подпортил эффект, громко и утробно рыгнув.
— Боги! Тор пьяный!
— Хотелось бы. Я в разладе с ужином. А с вами что такое? Так зеваете и бурчите, что слышно с другого конца улицы.
— У нас два новых дворовых охранника, — сообщил Лефф.
— Дворовых? Ты хотел сказать — охраняющих двор?
— Я сказал то, что хотел сказать. Если они охраняют во дворе, значит, они — дворовые охранники. Капитану надо бы разбираться в подобном, Тор.
— Сам знаю. Меня слово смутило. Да, двор охранять необходимо, ведь возможность проникновения недруга мимо вас двоих… э… весьма возможна. Ну, значит, вы их видели? Кто такие?
— Дружки Усерлока — они звали его Усердником, — ответил Скорч, выпучив глаза, а потом покосившись в сторону. — Старые дружки из-под какой-то горы.
— О, — произнес Торвальд.
— Она разрушилась, — добавил Лефф.
— Дружба? А, гора. Разрушилась.
Лефф подошел и подозрительно принюхался: — Ты точно не пьян, Тор?
— Конечно, нет! Просто Скорч не по делу болтает.
— А что по делу?
— Вот снова. Слушай, Лефф! От тебя требуется открыть ворота. Всё! Я пойду встречусь с вашими новичками.