Дань псам
Шрифт:
Сциллара набила трубку ржавым листом и разожгла ее. Каюту заполняют тяжелые, насыщенные эмоции. Разумеется, не новые. Путешествие получилось хаотичным и противоречивым с того момента, когда их с Баратолом и Чауром выудили из моря под небом, разбрасывающим во все стороны громадные огненные кубки. Пылкие бхок’аралы, жалкий мул, старая карга, имеющая привычку рассыпаться пауками, едва кто-либо о чем-либо ее попросит. Тощий и совершенно безумный Маг Теней. Трелль с разбитым сердцем. Злоба пытается корчить из себя жеманную принцессу, хотя на деле она колдунья- Солтейкен, ужасающе могущественная, взбалмошная и опасная, как Старшая Богиня. Нет, более разнородной
И вот они здесь. Бедный Даруджистан! — Уже недолго, — шепнула она Резаку. — Нам лучше оставаться незаметными, пока сможем.
Искарал Паст, так глубоко ушедший в кресло, что жабье лицо торчало между коленей, поперхнулся от ее замечания; покраснев и выпучив глаза, он проговорил в поверхность стола: — У нас команда из сумасшедших обезьян! — Голова вздернулась, чтобы поглядеть на Сциллару. — Мы могли бы сделать ее коптильней — нужно только привязать рыбу к волосам. Конечно, рыба станет ядовитой. Мы все отравимся, в чем и состоит ее план! Держите ее подальше от еды и воды — о да, я сразу все понял! Нет, Верховного Жреца Теней легко не обдуришь! О нет. О чем я? — Брови его зашевелились, потом вдруг угрожающе взлетели: — Незаметными? Может, нам лучше просто нырнуть в твой дым, женщина?
Сциллара послала ему воздушно — дымный поцелуй.
Злоба поставила бокал. — Как вы думаете, не пора ли обсудить нашу диспозицию?
Вопрос, обращенный ни к кому конкретно, встретил лишь недоумевающие взоры.
Злоба вздохнула. — Маппо Коротыш, тот, кого ты ищешь, находится не на этом континенте. И все же я советовала бы пересечь его посуху до Ламатафа, где ты, возможно, сможешь обеспечить себе проезд до падшей империи Летера.
Трель уставился на нее из-под тяжелых надбровных дуг. — Тогда я не стану мешкать.
— О нет, ему не надо мешкать, — прошептал Искарал Паст. — Нет нет нет. Слишком много гнева, слишком много горя. Громадный олух не может мешкать, иначе выйдет промашка. Промашка стала бы ужасной, а последствия противозаконными. Да, возможно, мне удастся подвести его под арест. Запереть, забыть в каком-нибудь нечестивом узилище. Ох, нужно обдумать такую возможность, не прекращая мило ему улыбаться!
Он улыбнулся. Могора фыркнула. — Муженек, — сказала она ласково, — я гадала о твоей судьбе. В Даруджистане ты встретишь свою немезиду. Катастрофическое столкновение. Разрушение, всеобщее бедствие, высвобождение ужасающих проклятий и опасных сил. Руины, такие руины, что я смогу только мечтать о благословенном мире и восстановлении равновесия вселенной.
— С трудом могу вообразить Тень, создающую какое-то равновесие, — сказала Злоба. — Твой муж служит дьявольскому богу, самому неприятному из богов. Что до гадания… Могора, я случайно знаю, ты лишена талантов такого рода…
— Помечтать — то можно?
— Наш мир не любит мечтаний, дорогая.
— Не зови меня дорогой! Ты худшая из ведьм — красивая ведьма! Доказательство, что очарование — всего лишь следствие чар…
— О жена, — каркнул Паст, — лучше бы ты зачаровала себя. Меня наконец тошнить перестанет…
Могора с рычанием перетекла в кишащую массу пауков; они пронеслись по столу и креслам, рассыпавшись по всем углам.
Искарал Паст захихикал: — Вот почему я сижу поджав ноги. А вас, идиоты, она покусает при первой возможности… — Он уставил корявый палец на Сциллару: — Кроме тебя, разумеется. Ее от тебя тошнит!
— Я рада, — ответила она, поглядывая на Баратола. Здоровенный чернокожий
мужчина криво улыбался, следя за остальными. За ним стоял с вечной тупой ухмылкой Чаур, начавший топтать пауков сапожищами. — А ты, кузнец? Стремишься изучить город голубого огня?Баратол пожал плечами: — Думаю, да, хотя уже давно не попадал в толпу. Похоже, оказаться незнакомцем среди незнакомцев будет приятно. — Тут он, казалось, заметил на столе свои руки и увидел в рисунке вен и рубцов что-то, заставившее его нахмуриться и спрятать их от взглядов. Темные глаза опустились почти стыдливо.
Сциллара хорошо знала, что этот не создан для исповедей. Единственное угрызение совести может перевесить тысячу добрых дел, а Баратол Мекхар носит с собой больше угрызений, чем способен выдержать человек. Он уже недостаточно молод, чтобы нагло отбрасывать сожаления… если вообще допустить, что молодость — это время смелого бесстрашия, слепого равнодушия к будущему, что молодому действительно позволено все — ну, почти все — служащее ублажению мгновенных прихотей.
— Признаюсь, — сказала Злоба, — что испытываю меланхолию при посещении трепещущих жизнью городов. Таких, как Даруджистан. Долгая жизнь доказывает эфемерность всякого величия. Да, я приходила в города, которые помню по векам их славы — и находила лишь осыпавшиеся стены, пыль и пустоту.
Резак оскалил зубы: — Даруджистан стоит две тысячи лет и простоит еще столько же. Даже дольше.
Она кивнула: — Именно.
— Ну, мы едва ли наделены удовольствием жить тысячи лет…
— Вижу, ты не слушал, — оборвала его Злоба. — Это не удовольствие. Вообрази утомление жизнью, часто настигающее ваших стариков. Умножь его на бесконечность времен. Долгая жизнь — бремя.
— Погодите, я сейчас зарыдаю.
— Какая неблагодарность! Ладно, молодой человек. Можете идти. И если сейчас я вижу вас в последний раз, то в долголетии действительно скрыто удовольствие!
Резак закрыл лицо руками; казалось, он готов рвать на себе волосы. Затем он перевел дыхание, медленно отвел руки. — Подожду, — пробормотал он.
— Неужели? — тонкие, совершенной формы брови Злобы взлетели. — Вероятно, последуют извинения?
— Извините, — пробубнил Резак. — Я просто… я боюсь того, что случится с городом, и терять время… хоть чуточку… ну, это нелегко. — Он пожал плечами.
— Знаешь ли, извинения с оговорками лишены ценности. — Злоба встала. — Уже вечереет? Не залезете ли вы в койки, на время? Или побродите где-нибудь… в трюме. Грубиян Резак может предвкушать опасности, превосходящие его силы… но я сама ощутила присутствие в Даруджистане … персон, чья сущность заставляет тревожиться даже меня. Поэтому мне нужно время подумать. Желательно в одиночестве.
Сциллара тоже встала. — Идем, Резак, — сказала она, беря парня под руку.
Баратол последовал за Треллем в трюм. Чаур тащился за спиной. На борту не нашлось кают достаточно широких, чтобы удобно вместить Маппо, и он устроил себе лежанку среди тюков с грузами. Баратол увидел, что Трелль уже сложил вещи, гамак, доспехи и оружие, ухитрившись засунуть всё в единственный мешок, завязанный грубым кожаным шнурком. Усевшись на бочку, Трелль поднял глаза на кузнеца. — Хотел поговорить, Баратол?
— Злоба рассказывала, что Треллей давно изгнали с этого континента.
— Мой народ преследуют уже тысячи лет. — Маппо шевельнул широкими плечами. — Может, мы кажемся столь уродливыми, что само наше существование оскорбляет.