Дань псам

Двое поспешили за ней, отчаянно желая оплатить ей завтрак — а может, забить старушку до бесчувствия (их движения намекали как на первое, так и на второе).

Вот так верховный маршал Джула Бревно и верховный маршал Амба Бревно, а также болотная ведьма по прозвищу Чудная Наперстянка, все трое из Волонтеров Мотта, оказались в одном шаге от добровольного вступления в ряды дольщиков как раз тогда, когда Мастер Квел и Финт пришли в контору Трайгальской торговой Гильдии. И, хотя три человека не вполне соответствовали потребностям Квела, они пришлись как нельзя кстати, учитывая жестокую нужду Маппо.

Итак, им все же не придется ждать до завтра. Вот это довольно значительно.

Счастливые дни!

* * *

Заговоры — путь цивилизованного мира, заговоры как реальные, так и воображаемые; в азарте ходов первых и ответных теряет всякое значение правдоподобие исходных схем. В подземной, самой тайной комнате имения Советник Горлас Видикас усадил приятелей — Советников Шардена Лима и Ханута Орра в компанию достойных гостей; вино лилось словно из фонтана Королевы Снов — ведь если не сны, то по крайней мере безответственные мечты завладели их вниманием на всю ночь.

Все еще опьяненные и, возможно, истощенные излишком самоуважения, они сидели и дружелюбно молчали, и каждый ощущал себя мудрее своих лет, каждый чувствовал биение силы, против которой бессильны доводы разума. Что-то назревало под опущенными веками, и троим мужчинам казалось: в мире нет ничего недостижимого.

— Коль станет проблемой, — сказал Ханут.

— Ничего нового, — пробормотал Шарден, и двое поддержали его тихим, осторожным смехом. — Хотя, — добавил он, поигрывая серебряным колпачком для свечей, — если мы не дадим ему повода для подозрений, он не сможет выдвинуть никаких законных возражений. Наш кандидат весьма уважаем, не говоря уже о его безвредности — по крайней мере физической.

— Точно так, — покивал головой Ханут. — Но, узнав, что его выдвигаем мы, Коль исполнится подозрений.

— Тогда играем как намечено, — ответил Шарден, отправляя в небытие огонек ближайшей свечи. — Мы лупоглазые, полные самомнения и неловкой дерзости, мы жаждем похвастать новыми привилегиями, поэтому продвигаем в Совет нового члена. Вряд ли мы будем первыми среди глупцов и неумех, так?

Горлас Видикас заметил, что внимание его отвлечено — он припоминал, что все это они уже обсуждали. Снова и снова в течение ночи, и в наступивший день. Они жуют одну и ту же безвкусную жвачку. О, его компаньоны слишком любят звуки собственных голосов. Превращают диалог в спор, даже если во всем согласны, и уже трудно различить, где слова одного, где слова второго, все переплелось.

Что же, от них все равно есть польза. То, что он заварил здесь — отличное доказательство.

Ну конечно же, Ханут снова уставился на него и задал все тот же вопрос: — Этот твой дурак того стоит, Горлас? Почему он? Как будто к нам каждую неделю не подкатываются очередной прожектер, желающий купить голоса в Совете! Понятное дело, это помогает нам держать дураков на коротком поводке, получая выгоду за выгодой. Вероятно, однажды мы поймем, что слишком задолжали — и придется выдвинуть их на первые роли. Но пока мы богатеем и наращиваем влияние вне стен Совета. Видят боги, у нас хватает богачей и без этого типа.

— Он не станет играть с нами в шлюху и сутенеров, Ханут.

Тот недовольно нахмурился: — Вряд ли это приличная аналогия, Горлас. Забыл, что ты самый младший из нас?

«Я тот, кому досталась женщина, которую вы оба хотели бы затащить в постель. Не стыдите меня за «шлюх» и «сутенеров». Вы сами готовы дорого платить за нее». Разумеется, на его лице, принявшем сейчас особо добродетельное выражение, эти мысли не отразились. — Ну да, он не станет играть в пустые игры. Он хочет войти в Совет; в ответ нам гарантирована его поддержка, когда мы наконец вытолкнем старых болтунов, отвергнем их окаменелые пути и возьмем НАСТОЯЩУЮ власть.

Шарден хмыкнул: — Это кажется удачной сделкой, Ханут. Я устал, хочу поспать. — Он погасил свечу и встал: — Ханут, я нашел новое место для завтраков. — Тут он улыбнулся Горласу: — Я не хочу обидеть тебя тем, что не приглашаю с нами. Скорее, дружище, я думаю, что жена будет рада приветствовать тебя завтраком, а ты с радостью разделишь его с ней. Совет не соберется раньше полудня, в конце концов. Лови удовольствия где сможешь, Горлас.

— Я провожу вас, — отозвался он с натянутой улыбкой.

* * *

Почти вся магия, с которой знакома Госпожа Чаллиса Видикас, относится к совершенно бесполезному сорту. В детстве она, разумеется, слышала о великом и ужасном волшебстве. Да разве она своими глазами не видела Отродье Луны? Той ночью крепость опустилась так низко, что чуть ли не скреблась днищем о высокие городские крыши; в небе летали драконы, а возникший на востоке шторм, как рассказывали, был порожден яростной магической войной в Гадробийских холмах. Потом произошло что-то безумное в саду Госпожи Симтали. Но все это ее почти не затронуло. Она скользила по жизни и по миру так же, как и большинство людей — магия навещала ее разве что в виде целителя, вызванного по поводу легкого недомогания. Ну, еще у нее есть несколько зачарованных штучек, призванных вводить в сонный транс или развлекать.

Один из таких предметов сейчас лежит перед ней, на столике — полусфера из почти совершенного стекла, в которой подобие луны плавает и сияет, почти как настоящая луна в ночном небе. Лик луны весьма правдоподобен. Луна именно такая — по крайней мере, была такой до недавнего времени (ведь сейчас она стала туманным, нечетким пятном).

Дар на свадьбу, вспомнила она. Впрочем, чей это дар, она уже давно забыла. Вероятно, одного из неназойливых гостей, старомодного романтика. Мечтателя, искренне желавшего ей блага. Приходится ночью прикрывать шар, если хочется темноты — его искристое сияние достаточно сильно, чтобы читать книги. Но, несмотря на такое неудобство, госпожа Чаллиса бережно хранит подарок, всегда держит рядом.

Не потому ли, что Горласу он не нравится? Или потому, что когда-то он казался ей обещанием… чего-то… хотя постепенно стал символом противоположного рода? Крошечная луна, да, сияющая вечно и ярко, но плененная, лишенная выхода. Ее сверкающий маяк — крик о помощи, крик неумирающей надежды, стойкого оптимизма.

Сейчас она смотрит на предмет — и ощущает клаустрофобию, словно сама разделила участь луны. Но ей не суждено сиять вечно, не так ли? Нет, ее красота увянет; она уже увядает. Так что… хотя она обладает символом того, что может быть, символ этот начал внушать ей скорее чувство восхищенного негодования. Глядеть на него, как сейчас, означает чувствовать жгучее, с почти сладостной болью разрывающее разум касание.

Ибо предмет начал питать в ней некое желание. Возможно, в нем скрыта магия более могучая, чем ей казалось; да, чары, балансирующие на самой границе проклятия. Обжигающий свет дышит в ней, наполняет разум странными мыслями и вызывает всё более сильную жажду удовольствий. Ее затягивает в темный мир, в место гедонистической вседозволенности, в место, где не думают о будущем и легкомысленно отмахиваются от прошлого.

Это место манит ее, обещает благословение вечного мгновения; она знает, что его можно отыскать где-то не здесь.