Дань с жемчужных островов

— Будут, — кивнул Конан. — И даже загрызут пару-тройку нахалов. Но, — он притворно вздохнул, — вся беда в том, что этих самых нахалов гораздо больше. Неужели ты думаешь, — вдруг совершенно серьезно добавил он, — я стал бы беседовать с этим мерзавцем, а тем более садиться ним за стол, если б хоть на короткий миг решил, что смогу справиться со всеми? Пять, десять противников не остановили бы меня, но их тут десять раз по десять. Борт о борт с «Дланью Митры» стоит их галера. Я не особенно ее рассматривал, но, судя по очертаниям судна, она не меньше, чем пятидесятивесельная. — Увидев, что Амарис побледнела, он поспешил успокоить ее: — Не бойся ничего. Я еще собираюсь пожить на этом свете и тебе погибнуть не дам. Найдется выход!

С этими словами он отправился в свою каюту.

Ближе к вечеру в дверь Конана постучался один из пиратов и сообщил, что стол накрыт и Дингир ожидает гостей в каюте кормчего. Киммериец выругался сквозь зубы, крикнув в ответ, что они скоро придут, поднялся и пошел звать Амарис. Чуть позже они уже сидели за роскошным столом, покрытым кружевной скатертью, видимо, из запасников Дингира. Зная, что его ожидает женское общество, замориец приоделся и прихорошился. На его широких плечах ладно сидел темно-зеленый бархатный камзол, а пышные кружева тонкой шелковой сорочки сияли ослепительной белизной. Длинные красивые волосы Дингира были тщательно расчесаны и, как показалось Амирис, завиты. Кроме того, в этот день он был воплощением любезности, изысканности и хорошего воспитания. Проходи этот обед не на разграбленном паруснике, палуба которого еще утром была завалена окровавленными трупами, распознать в Дингире пирата было бы очень и очень

Большой знаток и страстный любитель женщин, замориец чуть не задохнулся от восторга, когда увидел Амарис. «Чтоб ты сдох, проклятый киммериец! — вспыхнуло у него и мозгу. — Ну почему тебе всегда перепадают самые лакомые куски?! Сначала Карела, теперь эта потрясающая женщина, к тому же еще, судя по всему, и богатая!» Однако на лице не отразилось даже тени этих мыслей. Он широко улыбнулся и красивым жестом пригласил гостей к столу, на котором красовались аппетитные блюда и бутыли темного стекла с отборным вином. Судя по всему, удача сопутствовала «Глазу Нергала», и его трюмы были полны.

Обед шел легко и, пожалуй, даже весело. Правда, Конан и Дингир время от времени бросали исподтишка друг на друга полные ненависти взгляды, а Амарис поеживалась, когда на нее смотрели темно-карие глаза, обладатель которых мысленно раздевал ее, нервно облизывая тонкие губы, однако сторонний наблюдатель мог подумать, что старые знакомые мило беседуют о пустяках, встретившись после долгой разлуки.

Мужчины с радостью вцепились бы друг другу в глотки, но давний неписаный кодекс чести гласил, что женщина, принадлежащая другому, может быть либо подарена, либо выиграна в поединке. Выходить один на один с Конаном Дингир никогда не решился бы, так как прекрасно понимал, что это была бы его последняя драка, а на подарок, конечно же, не рассчитывал, и потому прилагал все усилия, чтобы очаровать женщину и попытаться увести ее хитростью. Надо отдать ему должное: он умел быть обольстительным, и будь на месте Амарис другая женщина, от, пожалуй, предпочла бы молчаливому и суровому Конан сладкоголосого Дингира.

Замориец поднял высокий бокал с темно-красным вином и, ласково улыбаясь, произнес:

— Я предлагаю выпить за единственную на свете женщину, которая смогла завоевать сердце моего давнего друга Конана! Надеюсь, вы оба примете мое приглашение и завтра утром ступите на борт «Глаза Нергала».

Он залпом осушил бокал, а Конан, едва пригубив вино, спросил:

— Что ты собираешься делать с «Дланью Митры»?

— Как что? — удивленно посмотрел на него Дингир. То же, что и с другими парусниками. Перегрузим товар, а корабль отправится на дно. Мне он совершенно не нужен.

Киммериец похолодел. «Длань Митры» везет жемчуг на такую сумму, что он и представить себе не мог. Если корабль потопить, груз будет потерян навсегда, ибо поднять его с такой глубины не удастся никому.

— А как же мои собаки? — встревожилась Амарис.

— Вынужден просить у тебя прощения, прекрасная, но собаки мне не нужны. Кстати, почему они такие вялые, словно жить им осталось считанные дни?

— Все очень просто, — пожала плечами Амарис. — Я давно занимаюсь разведением собак и добилась того, что слава о них распространилась далеко за пределами Шандарата. Более свирепых и мощных псов, чем мастафы, нет на всем свете. Но сам понимаешь, они могут и болеть, и умирать…

Конан понял, что его спутница тянет время, не зная, как выкрутиться. На самом деле собаки были квелыми не из-за болезни, а потому, что перед отплытием Амарис собственноручно дала им специальное снадобье, которое сделало псов такими, какими увидел их Дингир. Пока снадобье действовало, мастафы находились в полусне, почти ничего но ели и не пили и были кроткими и покорными. Когда действие кончалось, собаки становились настоящими демонами. Они приходили в ярость и уничтожали всех, кому допелось оказаться поблизости. Однако примерно через час бешенство переходило в глубокий сон, который длился почти сутки, после чего к мастафам возвращался их обычный нрав. В первый день плавания Амарис сказала Конану, что во время пути собакам придется дать вторую дозу лекарства, так как она рассчитана на три-четыре дня. Если дозу увеличить, псы могут погибнуть, а если не повторить, озвереют так, что станут неуправляемыми. Сейчас действие снадобья подходило к концу, и варвар вдруг подумал, что этим можно как-то воспользоваться. Видя, что Амарис все еще не приходит в голову хоть сколько-нибудь правдоподобная история, решил подыграть ей.

— Ладно, Амарис, — сказал он со вздохом. — Давай расскажем.

Она удивленно взглянула на киммерийца, но, полностью доверяя ему, кивнула.

— Видишь ли, — продолжал Конан, обращаясь уже к Дннгиру, — у Илдиза есть военачальник, которого зовут Джерег. Он очень богат, смел и еще более тщеславен. Так вот, прослышав о мастафах, Джерег захотел изготовить для себя походную палатку из их шкур и заказал их у Амарис.

— Не понимаю, — пожал плечами Дингир. — Проще было снять шкуры прямо в Шандарате и не тащить с собой эту ораву, которую ко всему прочему надо еще кормить.

— Я же сказал тебе, — поморщился Конан, — что он тщеславен. Он хочет собственноручно прибить этих псов, чтобы о нем пошла слава как о человеке, который не побоялся выйти один на один против сотни мастафов. Но так как Джерег прекрасно понимал, что вряд ли справится и с одним-то псом, он договорился с Амарис, что она отберет старых и больных.

— Да я бы и не согласилась содрать шкуры со здоровых собак, — вмешалась Амарис, благодарно улыбнувшись Конану. Затем она повернулась к Дингиру: — Может, ты все-таки не будешь топить моих псов? Во-первых, это немалые деньги, а во-вторых, мне не хотелось бы, чтоб обо мне говорили как о человеке, с которым нельзя вести дела.

— Допустим, я оставлю их, — медленно проговорил Дингир. — И что дальше?

— А дальше, — постаралась Амарис вложить в свой взгляд как можно больше ласки и обещания неги, — ты высадишь нас в маленькой бухте неподалеку от Султанапура. Оттуда мы уж как-нибудь доберемся сами. Мы ведь твои гости? Я правильно понимаю? Или пленники?

— Неужели я похож на человека, который может обидеть прекрасную женщину?! — всплеснул руками замориец. — Конечно, гости!

— Так ты высадишь нас на берег? — глядя на него в упор, спросил Конан.

— О боги, — вздохнул Дингир. — Так замечательно начавшийся обед превратился в обсуждение какой-то сделки. Давайте сейчас не будем говорить об этом. Я начинаю грустить, когда думаю, что больше не увижу этих волшебных глаз…

И он словно невзначай коснулся руки Амарис. Ее передернуло от отвращения, но, быстро сумев взять себя в руки, Амарис улыбнулась:

— Конечно! Давайте еще выпьем!

Обед постепенно подошел к концу, и Конан с Амарис, сославшись на то, что даме необходимо отдохнуть, покинули каюту, некогда принадлежавшую Араму. Когда они наконец остались вдвоем, Амарис сказала варвару: