Данэя
Шрифт:
Гай, аспирант Лии, танцует с девушкой в прозрачном кимоно. Оно очень подходило ей: она чисто японского типа, из числа тех немногих, “родители” которых подбирались по расовым признакам. Прекрасно её тело, прекрасно лицо. И глаза с нежностью смотрят на Гая, подобного бронзовой античной статуе, в набедренной повязке из шкуры леопарда, с золотыми лентами на торсе и голове.
Они уже знают, что он – Гай, а она – Юки, в соответствии с её японской внешностью. Он аспирант-физик. А она?
– Я тоже уже аспирантка. Занимаюсь общими проблемами систем. Вернее, только начинаю.
– С чего?
– Переписываю
– А элементарные частицы? С ними ты имела дело?
– Да. Не так давно.
– Правда?! Тогда прошу тебя, очень: давай выйдем!
– Что с тобой, милый? Ты хочешь говорить о работе? Мне сейчас не до нее: страсть к тебе туманит голову – я хочу танцевать с тобой!
– Очень, очень надо, Юки. Прошу тебя, сестра! – взмолился он. Его руководитель, Лия, и Арг обратились к нему за помощью после того, как поиски среди их сверстников кончились ничем. Они попросили его разузнать что-нибудь у молодых: докторантов, аспирантов, студентов; польщенный их доверием, Гай пообещал сделать всё возможное. И даже увлеченный танцем с девушкой, с которой уже успел сплести пальцы, не забыл об этом.
Он взволнованно рассказал ей о ряде разностей простых чисел, о поразительном результате его сравнения с единственным имевшимся набором характерных чисел элементарной частицы.
– Если бы можно было найти больше материала, чтобы не ждать до понедельника! Пока нашли только ещё три частицы в архиве моего руководителя. И всё.
– Тогда у меня именно то, что вам надо: я пробовала обрабатывать полную их систему.
– Да?! – на такую удачу, да ещё так сразу, Гай никак не рассчитывал.
... – Учительница, это Юки: у нее в архиве есть полная выборка элементарных частиц! – возбужденно сообщил он Лие.
– Учитель! Есть полная выборка! – в свою очередь поспешила та к Дану.
Для них остаток пира превратился в сплошное томительное ожидание его конца. Они бы ушли немедленно, если бы это не было равно оскорблению хозяев пира. Но они уже не притронулись к десерту, не принимали участия в пении и танцах; даже оба молодых аспиранта, присоединившихся к группе. Чаще других выходили из зала и совещались, распределяя между собой работу.
А пир всё продолжался, и веселье не утихало. И когда, наконец, он кончился, они сразу отправились по домам. В кабинах. Они одни.
Остальные, как всегда, двинулись домой пешком. Шли не спеша, с пением и смехом. И многие разошлись парами, чтобы достойно завершить пир.
3
Лал так и не дождался в четверг радиовызова Дана: если утром Дан боялся помешать его свиданию, а потом заснул, то вечером поиски информации и открывшаяся возможность продолжения работы захватили его настолько, что он забыл о Лале.
А Лал ждал. В вопросах Дана угадал вчера главное для себя: способность того с интересом и вниманием относиться к вещам, довольно далеким от его работ. К этому добавлялось умение слушать и понимать другого. С ним можно будет выговориться до конца. Даже если Дан будет не согласен с ним, то даже своим вниманием окажет ему огромную услугу. Пока все робкие попытки высказаться встречали полное непонимание и равнодушие, а то и вызывали глухое раздражение. А бродившие
в нем мысли и сомнения жгли; ему хотелось освободиться от их гнета, вызывавшего мучительное ощущение одиночества.В тот вечер ему очень не хотелось расставаться с Даном, не хотелось спешить к женщине, ждавшей его. И когда она, насытившись им, нагая и красивая, лежала рядом, уснув у него на плече, он совсем о ней не думал – был полон впечатлениями встречи с Даном, ощущал его дружеское прикосновение, видел ласковый, вдумчивый взгляд.
Утром он рано ушел от нее, чтобы в случае вызова никто не помешал их разговору. Он чувствовал по вчерашнему оживлению Дана, что тот материал очень заинтересовал его. На таких ученых, как Дан, очень похоже заняться тем, что заинтересовало, немедленно, не откладывая. И ночь таких никогда не останавливала. Если Дан что-либо обнаружит, то непременно вызовет его, чтобы сообщить. Но Дан его не вызвал, а сам он постеснялся это сделать.
Четверг прошел как обычно. После бани Лал отправился в театр, после него успел побывать на ипподроме: он любил животных, лошадей и собак особенно. Потом вечерний пир. Из ресторана он ушел домой вместе с женщиной.
Не с той, с которой был накануне. С другой. Потому что он нравился женщинам, и редко его протянутая рука не встречала ответного прикосновения; чаще ему было достаточно лишь протянуть руку в ответ. А также потому, что ему было всё равно: та или иная – все красивы, все умны; ни с одной не будет скучно – и вряд ли хоть какая-нибудь из них захочет его слушать, если он рискнет говорить о самом своем сокровенном.
... После четверга с его интенсивным каскадом развлечений, дававшим эффективную встряску усталым людям, шли ещё три нерабочих дня. Многие предпочитали провести их на лоне природы, отправлюсь в туристские походы в любые уголки Земли: пешие, лыжные, лодочные. Охотились и ловили рыбу; собирали грибы, орехи, ягоды и дикие плоды в лесах, где в эти дни прекращали работу роботы-сборщики, и заодно цветы, листья, ветки и корни, которыми украшали свое жилище. Другие отправлялись любоваться архитектурой былых эпох, посещали музеи, чтобы увидеть подлинники великих шедевров искусства.
Их обслуживала целая армия людей, организуя и обеспечивая множества мероприятий, вовлекая в них, заставляя полноценно отдыхать. Служба эта считалась весьма важной и была укомплектована людьми талантливыми, вооруженными большой эрудицией и великолепным знанием психологии. Совершенные под их руководством групповые экскурсии расширяли кругозор, давая одновременно необходимую умственную разрядку.
Многие отдавали это время любительским занятиям искусством. Но больше всего было тех, кто, оставаясь дома, продолжал работать.
... Лал улетел на рыбалку – главным образом, чтобы наедине ещё раз продумать ряд вещей. Ракетопланом, а затем аэрокаром он добрался до хорошо ему знакомой таежной реки. Места вокруг были далеки от городов и мало популярны у туристов. Никого не увидишь: только звери да редкие роботы-сборщики ягод, лекарственных трав и сухих веток.
Он с удовольствием дышал таежным воздухом, пахнущим нагретой смолой. Сделал заброс с берега и уселся ждать поклевок. Солнышко пригревало, ветерок чуть обдувал, и он старательно отгонял мысли, боясь прозевать поклевки.