Даниил Хармс

Чемоданчик с рукописями Яков Семенович Друскин хранил как самую большую драгоценность. Он взял его с собой в эвакуацию, затем с ним же вернулся в Ленинград. Друскин не расставался с этим архивом, даже когда уезжал на дачу. Разбирая рукописи (среди которых оказались не только черновики Хармса, но и произведения Введенского, Олейникова и других друзей писателя), Друскин не считал себя вправе касаться личных его бумаг, прежде всего — дневниковых записей и записных книжек. В нем теплилась надежда на то, что произошла какая-то ошибка, что Хармс не умер, а все-таки был эвакуирован с другими заключенными и когда-нибудь вернется живым. Эта надежда жила в нем до 1950-х годов, пока не стало ясно, что Хармс никогда не вернется. А в 1960 году Елизавета Ивановна Грицына, сестра Хармса, обратилась к Генеральному прокурору СССР с просьбой пересмотреть дело брата и реабилитировать его. Тогда-то ей и подтвердили, что по извещению тюрьмы № 1 города Ленинграда датой смерти ее брата является 2 февраля 1942 года. 25 июля 1960 года постановлением прокуратуры Ленинграда Хармс был признан невиновным, его дело было закрыто за отсутствием состава преступления, а сам он реабилитирован.

После войны и вплоть до реабилитации (случайно ли это слово стало заглавием последнего хармсовского рассказа?) имя Хармса находилось под запретом. Даже написанные им совместно с Маршаком «Веселые чижи» теперь печатались под именем одного только Маршака. И лишь в 1967 году в материалах научной студенческой конференции Тартуского университета впервые в СССР были опубликованы статьи о «взрослом» творчестве Хармса и Введенского. Их авторами были молодые филологи Михаил Мейлах и Анатолий Александров, которых Друскин привлек к разбору хармсовского архива. Одновременно делались попытки издать Хармса и Введенского в СССР. Только после того, как стала ясной тщетность этих попыток, Я. С. Друскин снял запрет на распространение их текстов в самиздате — и с этого момента они широко расходятся в перепечатках и списках (разумеется, невыверенных и полных ошибок), попадают за границу, переводятся и издаются. Под именем Хармса ходило множество не принадлежащих ему текстов, включая анекдоты с рефреном: «Однажды Гоголь переоделся Пушкиным…» Эти последние на самом деле сочинили в начале 1970-х годов молодые журналисты Наталья Доброхотова и Владимир Пятницкий, но молва однозначно приписала их опальному и оттого вдвойне популярному Хармсу.

В 1978 году М. Мейлах вместе с ленинградским поэтом и исследователем русского авангарда Вл. Эрлем предпринял издание в Иерусалиме девятитомного собрания сочинений Даниила Хармса. Увы, было издано всего три тома, после чего М. Мейлаха арестовали всё за ту же «антисоветскую пропаганду»; четвертый (и последний из вышедших) том появился уже после его освобождения, в 1988 году. Серьезное изучение творчества Хармса стало возможным лишь после того, как в конце 1980-х годов были сняты все преграды на пути публикации его творческого наследия. И тогда уже не ограниченному кругу филологов, а всем стало ясно, что в ситуации полного «андеграунда» (если пользоваться более новым термином) сформировался замечательный поэт и писатель, без сомнения принадлежащий к первому ряду русской и мировой литературы.

Осталось написать только о фантастической судьбе вдовы Хармса Марины Малич. После смерти мужа ее уже больше ничего не удерживало в Ленинграде, и она эвакуировалась. Попала она на Северный Кавказ, в совхоз недалеко от Орджоникидзе (Владикавказ), откуда первым делом она послала письмо Маршаку об участи Хармса (это письмо Маршак получил). Через некоторое время началось немецкое наступление на Кавказе, и село, где она жила, было захвачено. Некоторое время она жила в оккупации, а когда подошли советские войска, немцы забрали ее с собой и увезли на работы в Германию. Она работала в Потсдаме до окончания войны, а потом ей удалось пробраться в лагерь для французов. Выдав себя за француженку, она попала в Париж, а затем приехала в Ниццу и встретилась со своей матерью, которая бросила ее почти сразу после рождения и жила в Ницце еще с дореволюционных времен. К матери Малич не чувствовала ничего, она была ей совершенно чужим человеком. Поэтому никаких моральных преград не стояло перед ней, когда у нее начался роман с мужем матери — Михаилом Вышеславцевым. Он развелся, женился на Малич, и они переехали в Венесуэлу. Там Марину настигает последняя любовь ее жизни — русский эмигрант из очень известной фамилии Юрий Дурново. Она разводится и в третий раз выходит замуж. Марина Владимировна пережила своего третьего мужа, и в 1997 году сын перевез ее в США, где она и умерла в 2002 году на 90-м году жизни, став своего рода мостом между жизнью и творчеством Хармса и нашим временем.

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА ДАНИИЛА ХАРМСА [35]

1905,

17 (30) декабря —в Санкт-Петербурге в семье бывшего народовольца и политкаторжанина Ивана Павловича Ювачева (1860–1940) и заведующей прачечной при Убежище принцессы Ольденбургской для женщин, освободившихся из тюремного заключения, Надежды Ивановны Колюбакиной (1869–1929) родился сын Даниил.

1906,

35

При составлении учтены работы: Александров А.Краткая хроника жизни и творчества Даниила Хармса // Хармс Д.Полет в небеса. Л., 1988. С. 538–555; Крусанов А.Хроника жизни и творчества Даниила Хармса // Хармс Д.Случаи и вещи. СПб., 2007. С. 415–484.

5 (18) января —крещен в церкви Пресвятой Богородицы при убежище.

1915,

сентябрь —поступил в первый класс реального училища, входившего в состав Главного немецкого училища Святого Петра (Петришуле).

1916,

3 марта —свидетельство Натальи Ивановны Колюбакиной, тетки Даниила, о его первом собственном литературном опыте («Данила сидит рядом со мной и пишет какую-то сказку…»).

1918

— отъезд в Хвалынский уезд Саратовской губернии к родственникам матери из-за голода и разрухи в Петрограде.

1919,

весна — лето —возвращение в Петроград.

Лето —пребывание у Н. И. Колюбакиной в Детском (Царском) Селе (Малая ул., ныне — ул. Революции, 27). Создание дошедшего до нас цикла рисунков.

1920,

январь —семья Ювачевых поселяется по адресу: Миргородская ул., д. 3/4, кв. 25.

13 августа —поступил на работу подручным монтера в Барачной больнице им. С. П. Боткина, куда устроилась служить и его мать. Работает там до 15 августа 1921 года.

1922,

июль(?) — первый автограф, подписанный «D. Ch» (то есть Daniel Charms) — список стихотворения «В июле как-то в лето наше…».

1 сентября —переезжает в Детское Село, поселяется у тетки. Поступает в третий класс второй ступени 2-й Детскосельской единой трудовой школы (ее директором была Н. И. Колюбакина).

Осень —начало дружбы с одноклассницей Натальей Зегждой после ее выступления на вечере, посвященном памяти А. Блока.

1923,

весна —впервые зафиксировано стремление Даниила к необычному стилю в одежде: «На нем все было выдержано в бежево-коричневых тонах — клетчатый пиджак, рубашка с галстуком, брюки гольф, длинные клетчатые носки и желтые туфли на толстой подошве. Во рту Даня обычно держал небольшую трубку, видимо, для оригинальности…» (Л. А. Баранова).

Написаны первые из дошедших до нас его стихов: «Скоро ль шаровары позовут татарина…» (по воспоминаниям Л. Барановой и Н. Зегжды) и однострок «Задам по задам за дам».

1924,

весна —знакомство с Эстер Русаковой, будущей первой женой.

12 июня —написано стихотворение «Медная…».

Июль (?) — окончание школы, возвращение в Ленинград.

Сентябрь —поступил в Первый ленинградский электротехникум. Заявление было подано под фамилией «Ювачев-Хармс».

Осень —начинает выступать с чтением своих и чужих стихов в различных залах Ленинграда (электротехникум, Госпароходство, Тургеневская библиотека и др.). На одном из вечеров был задержан за чтение стихов Гумилева с собственным вступительным словом, но вскоре отпущен. Вместе с Г. Н. Матвеевым устраивает авангардные акции — гулянье по Невскому с раскрашенными лицами, залезание на деревья и др.

1925,

весна —начинает посещать собрания Ленинградского отделения Всероссийского союза поэтов.