Даниил Московский
Шрифт:
Много времени спустя Якушка Балагур узнал, что его спасла только собственная осмотрительность. Наместник Фёдор Безум послушался-таки своего сотника, послал ратников за Якушкой, чтобы учинить ему допрос с пристрастием.
Но ратники наместника опоздали...
ГЛАВА 6
КОМУ СТОЯТЬ НА ОКЕ-РЕКЕ?
1
В
На сотнях больших ладей поплыла вниз по Москве-реке пешая судовая рать.
По разным дорогам, сквозь леса, выбрасывая далеко вперёд чёткие щупальца сторожевых разъездов, пошли к рязанскому рубежу конные дружины.
Князь Даниил Александрович Московский сам возглавил войско.
44
14 сентября 1300 года.
Поход на Оку-реку не начинал, а завершал рязанские заботы князя Даниила. В Москве к рязанским делам присматривались давно. Для Даниила Александровича не было тайной, что обширное и многолюдное Рязанское княжество изнутри непрочно. Не было в нём главного — единения. От Рязани давно уже отпали сильные старые города Муром и Пронск, в которых закрепились свои княжеские династии. Да и в самих рязанских волостях бояре косо поглядывали на князя Константина Романовича, ворчали на его властолюбие. Скрытое недовольство обратилось в явную вражду, когда рязанский князь с честью принял беглых мурз из бывшего Ногаева улуса. «На кого променял князь Константин славных мужей, соль и гордость земли? — возмущались бояре. — На ордынцев безбожных, неумытых!»
В городских хоромах и глухих вотчинных углах Рязанского княжества сплетался клубок боярского заговора. Князь Даниил искал кончик нити в этом клубке, чтобы, потянув за него, намертво захлестнуть петлёй-удавкой князя Константина. Отъезд на московскую службу черниговского боярина Фёдора Бяконта, связанного с рязанскими вотчинниками родством и дружбой, передал в руки Даниила искомую нить.
И потянулась эта нить из Москвы в Коломну — к боярину Шубе, из Коломны в Переяславль-Рязанский — к боярину Борису Вепрю, а от него ещё дальше, в боярские родовые гнезда на Смедве, Осётре, Воже, Мече.
Обо всём этом не знал Якушка Балагур, когда пробирался поздним вечером ко двору коломенского вотчинника Фёдора Шубы, как не знал и о том, что не совсем понятные ему слова о гостевании в день Воздвижения означали для посвящённых срок похода. Но эти слова были подобны факелу, брошенному в уже сложенный костёр.
Сразу зашевелились вотчинники в рязанских волостях, принялись снимать со стен дедовское оружие, собирать своих военных слуг, съезжаться в условленные места.
По лесным тропинкам переходили московский рубеж худо одетые, неприметные люди, передавали на заставах грамотки, а в грамотках обнадёживающие слова: готовы, дескать, служить господину Даниилу Александровичу, ждём...
Грамотки незамедлительно пересылались с застав в Москву, вручались в собственные руки большому боярину Протасию Воронцу или воеводе Илье Кловыне, и к началу сентября таких грамоток накопилось в железном воеводском ларце много...
А в остальном
в рязанских волостях возле Оки-реки было по-прежнему тихо, и совсем немногие люди догадывались, что пройдёт совсем немного времени, и загорится земля под ногами Константина Рязанского, и поймёт он, ужаснувшись, что опереться ему не на кого, кроме собственной дружины да пришлых ордынских мурз...Известия о незащищённости рязанского рубежа на Москве-реке, привезённые Якушкой Балагуром и другими верными людьми воеводы Ильи Кловыни, оказались истинными. Даже кипчакский мурза Асай, на которого возлагали столько надежд в Рязани, не принял боя. Когда московская судовая рать причалила к берегу возле бронницких лугов, а позади ордынского стана выехали из леса конные дружины, мурза запросил у князя Даниила мира и дружбы, поцеловал саблю на верность и поставил под его стяг тысячу своих нукеров.
Даниил даже не удивился такому обороту дела. Не всё ли равно было мурзе Асаю, от чьего имени владеть пастбищами — Константина Рязанского или Даниила Московского? И тот, и другой для мурзы чужие, кто оказался сильнее, за тем Асай и пошёл...
Так с бескровной победы на бронницких лугах начался рязанский поход князя Даниила Александровича Московского. А дальше удача следовала за удачей.
С рязанской заставы успели послать гонцов в Коломну, чтобы предупредить наместника Фёдора Безума об опасности. Но гонцов перехватили в Марчуговских коленах люди местного вотчинника Духани Кутепова, давнишнего приятеля и сображника боярина Шубы. Гонцов связали, уложили на дно ладьи и повезли не в Коломну, а навстречу московскому войску. Духаня Кутепов с рук на руки передал их воеводе Кловыне, а сам остался с москвичами.
Дальше по Москве-реке рязанских сторожевых застав не было.
Встречные купеческие караваны поспешно сворачивали с быстрины, уступая дорогу воинским ладьям. Люди из прибрежных деревень прятались в лесах и оврагах, напуганные грозными возгласами боевых труб. Да и как было не испугаться? Могучее войско двигалось в ладьях по Москве-реке. Ослепительно блестели на солнце оружие и доспехи ратников. Бесчисленные стяги трепетали на ветру. Отбегала назад изорванная тысячами весел речная вода. Волны накатывались на берег и шумели, как в бурю...
В Коломне не ждали нападения, и это было продолжением удачи. В набат коломенцы ударили, когда московские ратники уже высадились из ладей на берег и побежали к городским воротам.
Но ворота города коломенские сторожа всё же успели закрыть.
Москвичи столпились под воротной башней, опасливо поглядывая вверх, на зловещие чёрные щели бойниц. Но ни одна стрела не выскользнула из бойницы, ни один камень не упал. За воротами творилось что-то непонятное.
Якушка Балагур, подбежавший одним из первых, услышал доносившиеся из-за ворот крики, топот, лязг оружия. Но кто с кем там бьётся? Ни один московский ратник ещё не успел пробраться в город...
Потом всё стихло. Ворота начали медленно приоткрываться.
Москвичи подались назад, настороженно подняли копья.
Из ворот выехал боярин на рослом гнедом коне, меч его мирно покоился в ножнах, в поднятой руке — белый платок.
Якушка узнал боярина Фёдора Шубу, повернулся к своим, раскинул руки в сторону, будто прикрывая боярина от нацеленных копий, и закричал: