Дао Дэ Цзин (перевод Малявина В.В.)

11. Последние три строки повторяют концовку главы XXX.

12. В этой главе рифмуются строки 3 – 6 и 8 (причем в 4-й строке имеется внутренняя рифма), а также строки 10 – 13 и 14 – 16.

Комментарии

Для думающего человека наблюдение за младенцем может оказаться чрезвычайно поучительным: оно открывает ему «сокровенные соответствия» жизни (традиционное название главы). Младенец – само воплощение естественности: все его реакции и рефлексы совершенно непроизвольны и свободны от диктата сознания. Как говорит в своих комментариях Ван Би, «в его сердце нет ни соперничества, ни желаний». Младенец един с миром и не ведает ни страха, ни обиды, ни сомнений. Даже его крик не несет в себе негативных эмоций – он лишь свидетельствует о естественных потребностях. Отсутствие рефлексии устраняет все преграды для свободного и гармоничного проистечения жизненной силы, как это предопределено природой. Может быть, поэтому младенец способен «понимать» свою мать, не имея никакого понимания о мире. Именно младенец есть самый человечный человек, ибо он способен всегда быть самим собой, ничего о себе не зная. Слова французского философа Ж.-Ф. Лиотара читаются как комментарий к этому речению Лао-цзы: «Лишенный речи, не умеющий стоять прямо, не имеющий устойчивых интересов и неспособный рассчитывать свою выгоду, младенец воистину человечен, потому что он огорчает глашатаев и обещает все возможное». Но это еще не все. Младенец – образец необыкновенной цельности духа. Вот тут выясняется, что люди устают не потому, что много двигаются, говорят или думают, а вследствие постоянной раздвоенности сознания. Только сон, освобождающий душу и тело от борьбы воли и чувства, приносит настоящий отдых. Поэтому к жизни, утверждает Лао-цзы, нельзя ничего «прибавить», ее можно только освободить. Тот, кто хочет привнести в мир гармонию, должен сначала сам стать гармоничным. И напротив, тот, кто стремится силой овладеть жизнью, неизбежно быстро одряхлеет, ведь он хочет найти своей силе какое-то «разумное» или просто приятное применение. Вывод прост: не старайся жить «своим умом» – и обезопасишь себя от всех напастей.

Комментарий Янь Цзуня: «Младенец вот каков: имеет знание, а оно не проявляется, всему причастен, а не понимает, может – и не двигается, сообразителен, а ничего не умеет, живет – а словно мертвый, действует – а ничего не делает. Так он един с Путем. Он живет неживой жизнью, имеет “я”, которое не знает себя, пользуется бесполезной пользой, не стремится к Пути и Совершенству. Он радуется радости, которая не доставляет радости, и довольствуется желанием, которое ничего не желает. Поэтому он может облечь себя Путем и хранить в себе Совершенство, пребывая в единстве с Небом и Землей».

Комментарий Су Чэ: «Когда Лао-цзы утверждает, что Путь и Совершенство воплощены в младенце, он говорит только об их состоянии и не касается их применения. Младенец живет непроизвольно, не имеет желаний и потому представляет чистое состояние. Он никак не соотносит себя с вещами, и потому здесь нельзя говорить о применении».

LVI

Знающий не говорит, Говорящий не знает. Завали дыры, Затвори ворота, Затупи острые края, Развяжи узлы, Смири сияние, Уподобься праху. Вот что зовется «сокровенным уподоблением». Посему нельзя его обрести и быть ему родным; Нельзя его обрести и быть ему далеким. Нельзя его обрести и ему угодить; Нельзя его обрести и ему навредить. Нельзя его обрести и его почитать, Нельзя его обрести и его унизить. Вот чем оно ценно в мире.

Примечания к переводу

1. В одном из древних памятников две первых строки приводятся в следующем виде: «Знаешь – значит не говоришь. Говоришь – значит не знаешь». В списке из Годяня эти фразы имеют важное дополнение. Они гласят: «Тот, кто это знает, не говорит. Тот, кто об этом говорит, не знает». В мавандуйских списках встречается урезанный вариант той же фразы: в них отсутствует слово «это», но употребляется то же глагольное отрицание ( фу), которое предполагает наличие дополнения. Интересно, что император Сюань-цзун так и поясняет в своем комментарии: «Знать – достичь прозрения. Говорить – доказывать». Традиционный вариант более эффектен, но менее точен: местоимение «это», как в главе LIV и во многих других местах «Дао дэ цзина», указывает на «секрет» даосской мудрости. По мнению Ма Сюйлуня и некоторых других китайских текстологов, данную сентенцию следует поместить в главу LXXXI. Хэшан-гун комментирует ее кратко: «Знающий ценит действие и не ценит слова». Столь же лаконичен комментарий Ван Би: «следует тому, что таково само по себе».

2. Строки 3 – 4 фигурируют также в главе LII. В годяньском списке они переставлены местами. Кроме того, в данном фрагменте (вероятно, по ошибке) переставлены местами глаголы, так что эти строки читаются там следующим образом: «Затвори свои дыры, прегради доступ в ворота».

3. Строки 5 – 8 дословно повторяют фрагмент главы IV. И Шуньдин высказал мнение, поддержанное многими, что здесь они были вставлены позднее. Между тем данная глава в ее традиционном виде присутствует уже в годяньском списке, а также в мавандуйских текстах, так что мнение И Шуньдина не может быть принято. Хэшан-гун в обоих случаях толкует «притупление острых краев» как «сдерживание желаний», упоминаемые в 6-й строке «узлы» как «сгустки злобы, не дающие покоя», «смирение свечения» – как «согласие собственной просветленности», а «уподобление пыли» – как «нежелание показывать свою исключительность». Ван Би толкует эти четыре фразы соответственно как «сохранение простоты», «отказ от соперничества», «нежелание показывать себя и отсутствие гордыни». В годяньском и мавандуйских списках строки 4 – 5 и 6 – 7 переставлены местами, а в мавандуйском тексте В 6-я строка начинается с союза «и»: «И развязывает узлы».

4. В словосочетании «сокровенное уподобление» первое слово часто обозначает в «Дао дэ цзине» главное свойство Совершенства, тогда как «уподобление» идентично понятию «сливаться» в предыдущей строке. Вероятно, здесь формулируется центральная идея Лао-цзы: недвойственность Небесного пути и путей человеческих. Комментарий Хэшан-гуна: «Сокровенное – это Небо. Кто способен претворить указанное выше, тот, можно сказать, идет одним путем с Небом».

5. В мавандуйских списках, а также в списке Хэшан-гуна и ряде других в начале строк 10, 12 и 14 стоит знак «также», то есть строку следует читать: «И также нельзя его обрести…» и т. д. Невозможность «обрести» Путь вытекает из его природы как «сокровенного уподобления»: такую реальность нельзя «объективировать».

6. В последней строке употреблен иероглиф «знатный», «ценный», который фигурирует в 14-й строке, где он переведен словом «почитать». Речь идет, конечно, не о ценности, признаваемой в свете. Поэтому трактовать его здесь как нечто «самое ценное» или «ценимое превыше всего» было бы неправильно. Ван Би комментирует: «К нему никто и ничто не могут ничего прибавить». Хэшан-гун, как обычно, предлагает более конкретное толкование: «Сын Неба не может сделать его подданным, плывет вместе с миром, уступчив и избегает вреда, а потому ценен в мире».

7. В этой главе рифмуются строки 4, 6, 8.

Комментарии

«Сокровенное уподобление»: новое название столь важной для Лао-цзы темы «срединности» существования. Мудрый устраняется из мира до… полной неразличимости в нем и в этом смысле – до полной слитности с миром. Лао-цзы добавляет новый штрих: мудрый «не говорит». Это в действительности означает лишь то, что слово мудрого, облекаясь в плоть письмен и звуков, тотчас освобождается от своего общепонятного значения, как бы рассеивается и тает, выявляя неисповедимую глубину осмысленной речи. Слово Пути есть пустота как самое зияниебытия. Как часто отмечали китайские комментаторы, оно обнаруживается там, где «и речь, и молчание исчерпывают себя».

Комментарий Янь Цзуня: «Тот, кто постиг Путь, одиноко видит, одиноко слышит, одиноко действует, одиноко существует. Отец не смог бы передать это сыну, а подданный не смог бы передать это правителю. Это подобно тому, как мать знает своего ребенка и младенец – своих родных. Тот, кто вошел в Путь, изрекает слова посредством безмолвия, делает дела посредством недеяния, чистым покоем упорядочивает себя и пребывает с миром в сокровенном единстве».

Комментарий Люй Хуэйцина: «Предел знания – это знание превечного. Завершается же оно в безмолвии, и без изъятия истины. Говорить посредством слов – значит говорить не о Пути. А поскольку сообщить о знании можно лишь словами, тут есть знание незнания. Вот почему невозможно отказаться от слов, но слова знающего исходят из отсутствия слов. Он говорит так, словно не говорит».

Комментарий Ван Юаньцзэ: «Молчащий не говорит не потому, что держит что-то в секрете. На самом деле он говорит ни о чем».

LVII

Государством управляй прямо, На войне применяй хитрость И посредством бездействия завладевай Поднебесной. Отчего мне известно, что это так? Вот отчего: Чем больше в мире запретов, тем люди беднее. Чем больше народ знает о выгоде, тем больше в царстве смуты. Чем больше в народе мастерства и сноровки, тем больше безделиц. Чем больше в стране законов и приказов, тем больше разбойников. Посему премудрые люди говорили: Я не действую, а люди сами становятся лучше, Я привержен покою, а люди сами себя выправляют, Я не вмешиваюсь в дела, а люди сами богатеют, Я не имею желаний, а люди сами блюдут простоту.

Примечания к переводу

1. В первых двух строках противопоставляются «прямые», то есть «честные», «регулярные», освященные моральным авторитетом традиции правила управления государством и «нерегулярные» приемы ведения военных действий, военные «хитрости», которые на войне дают наибольший эффект и притом вполне позволительны. В ряде древних списков вместо знака «прямой», «честный» фигурирует знак «должное управление», «политика», что не меняет существенно смысла фразы. В годяньском списке вместо «государство» сказано «удел». Чжан Чжунъюань без серьезных оснований приписывает слову «прямо» значение «покой». Заметим, что сочетание прямых, или нормативных, регулярных, и «необычных» форм военных действий является одним из главных принципов традиционной военной стратегии Китая. О нем упоминается уже в древнейшем китайском военном каноне «Сунь-цзы», составленном, вероятно, не позднее «Дао дэ цзина» (см.: «Китайская военная стратегия». Сост. В. В. Малявин. М., 2002. С. 166). Весьма возможно, что здесь цитируется давно сложившаяся максима управленческой мудрости, – прием вообще характерный для стилистики «Дао дэ цзина». Едва ли правомерно связывать эту заповедь с определенной школой политической мысли древности, как делают А. Уэйли, приписывающий ее «военным стратегам», или Р. Хенрикс, который считает первую строку конфуцианским изречением. В то же время 3-я строка, очевидно, представляет собой отклик школы Лао-цзы на общеизвестный афоризм.