Дар Андромеды

Она плеснула немного виски в два стакана, а затем огляделась вокруг. — Сифона нет, — хрипло пробормотала она. — Я пила его чистым, но тебе нравится содовая, да? Салим, должно быть, держит его в своей комнате. — Ей удалось взять два стакана и, пошатываясь, направилась к двери с балкона. Флеминг стоял неподвижно, наблюдая за ней.

Она остановилась и полуобернулась. — Почему ты так на меня смотришь? — хрипло спросила она. Затем, с лукавой улыбкой: — Бесполезно строить догадки обо мне; не раньше, чем я узнаю больше о другой женщине, твоей женщине…

Она снова двинулась в путь, поставив два стакана на тяжелый буфет, покачиваясь над нижним шкафом.

Там было два сифона, но, по-видимому, было слишком сложно вытащить один из них. Вместо этого она наклонилась со стаканами по очереди и брызнула в них содовую. Флеминг, который подошел к дверному проему, не видел, как неторопливо и аккуратно она наполнила по одному стакану из каждого.

Она напевала маленькую французскую песенку о любви, покачиваясь в его сторону. Она протянула ему один бокал, а другой опустила в мягкое кресло.

— Расскажи мне все о своих подружках, — пробормотала она, глядя на него поверх своего бокала.

— Разве Абу Зеки не сказал тебе всего, что тебе нужно знать? — угрюмо спросил он.

Она хихикнула. — О, нечто совершенно фантастическое. Настолько абсурдно, что я, конечно, верю в это — и хочу знать больше. A votre sant!^[4] — Она подняла свой бокал.

Флеминг поколебался, а затем отхлебнул из своего стакана. От вкуса виски во рту ему стало легче. Он решил немного подыграть ей. Она все еще вела себя пьяно, ее речь была невнятной, а тело безвольным. Это делало ее более привлекательной, чем обычно.

— Что ты имеешь против нас? — спросила она. — Запах коммерции? Грязь, которая должна прилипать к деньгам?'

— Отчасти, — проворчал он.

— У нас не такой уж плохой послужной список в этой стране, — продолжила она.

— Здесь ничего не было, пока мы не пришли. Теперь, когда Салим взял верх, мы можем продвинуться еще дальше. — Ее глаза блестели от волнения. — Возможно, мы станем сказочными и великими, как средневековая Венеция или Ост-Индская компания. В любом случае скоро никто не сможет конкурировать с нами. Весь мир будет у наших ног.

— Или у её, — заметил он, снова отпивая из своего стакана.

Она наклонилась вперед. — Её? — повторила она. — Почему бы тебе не рассказать мне о ней? Есть что-то, что знает только она одна? Что-то, что она сделает?'

Ее глаза были устремлены на него, немигающие, злобные. У него было нелепое чувство, что она его гипнотизирует. Чтобы прервать это, он отвернулся и залпом допил остатки виски.

Когда он поставил стакан, то понял, что в напиток подмешали наркотик. Его ноги ослабли, и он не мог остановить свой разум, бесцельно блуждающий в причудах прошлого. Он нащупал стул, который не мог как следует разглядеть, и плюхнулся в него.

Гамбуль тут же оказалась напротив и встала над ним.

— Теперь ты мне расскажешь, — приказала она.

Сначала он говорил нерешительно, предложения были незаконченными, темы тривиальными и несвязанными; но к концу получаса она узнала всю историю.

Она долго сидела, глядя на полубессознательного Флеминга, неловко развалившегося в кресле после допроса.

Она задавалась вопросом, не перехитрил ли ее этот загадочный, но очень желанный англичанин каким-то образом и не подделал ли свою реакцию на наркотик правды. Она отвергла эту идею как абсурдную; она знала все, что можно было знать о ее последствиях.

Она сняла трубку домашнего телефона на очищенном столе Салима и отдала распоряжение, чтобы Флеминга отвезли обратно в его квартиру.

Для себя она попросила, чтобы ей подали машину.

Двадцать минут спустя она прибыла в комнату Андре. Дверь была открыта, и рядом находился только один охранник. Она спросила его по-арабски, где белая девушка, и мужчина ответил, что она вышла и направилась в здание напротив.

Испуганный, он добавил, что им не было приказано применять силу, чтобы помешать ей передвигаться по станции.

Гамбуль направилась в компьютерный корпус. Абу Зеки там не было; только два охранника непрерывно ходили взад и вперед по главному коридору. Она увидела Андре, спокойно сидящую перед сенсорным экраном в секции связи.

— Что ты здесь делаешь? — подозрительно спросила Гамбуль.

Андре улыбнулась ей. — Я жду, — сказала она бесцветным голосом. — Вас. Вы — логичный выбор. Она пристально посмотрела на затемненный экран. — Что вы заставили доктора Флеминга рассказать вам?

— Вы… вы знаете об этом? — воскликнула Гамбуль.

Андре кивнула. — Все это предсказуемо. Без сомнения, вы не могли поверить всему, что он сказал. Но я вам покажу. Сядьте рядом со мной. Не пугайтесь. В этом нет необходимости.

Гамбуль придвинула к себе стул. Андре ободряюще кивнула ей, а затем положила ее руки на сенсорные панели управления.

На экране появилась точка света, которая расширилась и исчезла. Затем появились смутные, туманные образы в полутонах.

— Что это? — прошептала Гамбуль.

Голос Андре был ровным и механическим. — Смотрите, — сказала она. — Я объясню. Именно оттуда исходит послание. Только вы будете знать, что оно была рассчитана для вас.

Далеко за полночь две женщины сидели перед экраном, хрупкая, худощавая фигура Андре была напряженной и какой-то гордой; Гамбуль, неподвижная, завороженная, ее глаза пытались усвоить странные образы, которые парили, прояснялись и затуманивались на экране, в то время как ее мозг впитывал тихий шепот Андре, дававшей пояснения.

Абу Зеки был единственным человеком, кроме незаинтересованных охранников, который видел их там. Узнав Гамбуль, он отвернулся. Эта женщина пугала его, и она ему не нравилась. В любом случае, он слышал о ее близости с полковником Салимом. Было бы неразумно связываться с любовницей нового диктатора.

Он пошел в свою комнату и лег на кровать. Он знал, что не сможет нормально заснуть, время было слишком важным. Он радостно думал о дивном новом мире, который родился в тот момент, когда государственное радио объявило о смене правительства. И все же в глубине души у него было смутное предчувствие беды. Он понял, что это был результат его разговора с Флемингом. Ему нравился Флеминг; нравилось, как он видит суть проблемы сквозь внешние атрибуты. Абу хотел научиться быть таким же.

Он намеренно заставил себя переключиться на более приятные вещи — свою жену, своего маленького сына. Но это было бесполезно. Низкое гудение компьютера, казалось, пронизывало сам воздух. Он задремал...