Дар Божий

Женя, ловко огибая спешащих навстречу коллег, шел в уже хорошо знакомую ему Зону Подготовки к запуску. Над головой то и дело взревывали динамики и голос, скороговоркой, выкрикивал фамилию сотрудника и место, куда ему стоит спешить со всех ног. В первый день работы ему казалось, что он никогда в жизни не запомнит всю эту вереницу дверей и поворотов. Поэтому первые недели ему приходилось приставать к кому-нибудь из охраны, чтобы ему показали дорогу. Благо, грубиян среди них ему встретился только в первый день. Как же его звали? Сергей, вроде бы.

Он небрежно помахал пропуском перед инквизиторами, которые, завидев его и узнав, заранее открыли дверь в Зону Три. В комнате силовой части суетились трое инженеров в своих ярко оранжевых комбинезонах, перепрыгивая через толстые, как удавы кабели. Кабели тянулись через систему тоннелей далеко на север, к расположенному, в тридцати километрах отсюда, термоядерному реактору, который и запитывал систему запуска Врат. Оба технических люка открыли нараспашку, из недр силовой установки что-то кричали остальные инженеры смены. У них там что-то грохнуло и оттуда посыпалась отборная ругань. Кажется, смена Привалова, подумал Женя и поспешил дальше.

В лаборатории, на удивление, было достаточно спокойно и тихо: за столами дремали, после ночной смены, лаборанты, досиживая последние часы до конца этой самой смены. Но что-то, все-таки, здесь было не так. Женя не сразу понял, что именно: в дальнем углу пустовало бессменное место господина епископа. Дрыхнет наверное, скотина, с завистью подумал Женя и пошел дальше.

Прежде, чем приступить к работе, стоило отметиться у Боровицкого и, заодно, узнать новости за последние двенадцать часов. Женя подошел к кабинету начальства и вежливо постучал.

Ответа не последовало. Женя постучал настойчивее и прислушался: кроме ругани из силовой части, ничего не слышно. Кажется, Привалов там решал, кого именно прибить из своих подчиненных. Позади хлопнула дверь. Женя повернулся: из комнаты наблюдения вышел Боровицкий. Брови сошлись на переносице, губы сжаты в тонкую линию. Начальство, определенно, было не в духе. И оно было невыспавшимся.

– Доброе утро, – Женя сочувственно смотрел на темные мешки под глазами Боровицкого: тот уже недели две не покидал пределов комплекса. Ректор МГУ осунулся, побледнел, но держался молодцом, для своего возраста.

– Доброе? – искренно удивился Боровицкий, отстранив Женю и открывая свой кабинет. – Каким образом тебе удается находить что-то доброе в утрах. Да и в днях, – добавил он, подумав.

В кабинете царил бардак. На столе кучей свалены какие-то бумаги, прямо на них возлежала клавиатура. Компьютер, как всегда, включен. Возле искусственного окна, которое сейчас транслировало живописный пляжный пейзаж, стояли, в ряд, три старинных телефона: красный, белый и синий. Трубки белого и синего были сняты и беспардонно болтались на проводах.

Боровицкий прошел к столу и стал сосредоточенно рыться в бумагах, ворча под нос нечленораздельное.

– Жень, я тебя сегодня к инженерам отправлю, в помощь. Ребята уже второй день без отдыха работают, отупели, бедные. Ты уж там, свежими мозгами, наведи порядки: времени в обрез.

– Свежими мозгами? – усмехнулся Женя. Последние недели его жизнь, кроме работы, складывалась из сна и перекусов.

Боровицкий поднял на него красные, с лопнувшими капиллярами, глаза.

– Надо, дружище, надо. Все уже с ног валятся. Надо поднапрячься и вытащить Его уже, наконец, на свет Божий.

– Строго говоря, мы Его, как раз, с Божьего света и вытаскиваем, – уточнил Женя, поворачиваясь к двери.

– Да, и еще!

Женя остановился в дверях.

– После смены, зайди ко мне, пожалуйста.

– Только не говори, что ты опять ко мне пристанешь со своим "на Врата посмотреть". – быстро ответил Женя. – Тошно на них смотреть, противно.

– Не по этому поводу. Зайдешь – тогда поговорим.

Женя кивнул и вышел.

Инженеры встретили его хмурыми взглядами. Эти талантливые люди, с не одним высшим образованием, сейчас больше напоминали простых механиков: в грязных комбинезонах, с черными руками и с недельной щетиной на лице.

– Здравствуйте, Евгений Александрович, – хмуро приветствовал его Привалов, вытирая руки о грязную тряпку, старший из образованных "механиков". Похоже, что фраза "доброе утро" теперь в комплексе правда была не в ходу.

Не дожидаясь ответа, Привалов отвернулся и лихо закинул тряпку на распределительный щит. Его коллеги покосились на Женю и вернулись к своим схемам, разложенным прямо на полу. Привалов чем-то громыхал в дальнем углу комнаты. Женя вздохнул: день предстоял трудным.

Внизу опять что-то грохнуло, в люке вспыхнуло желтым. Там кто-то вскрикнул, а потом истерически засмеялся. Привалов дернул плечом и уставился в схему распределительной системы. Из люка вылез толстый Вадим.

– Опять лопнуло, хоть конем ляг! – Вадим смотрел на Привалова, не отрываясь.

Когда-то Вадим доказал существование гамма-полей при термоядерном синтезе, чем заслужил мировое признание и бессмертие среди ученого мира. Сейчас же он напоминал больше слесаря, чем ученого. Люди более низкой квалификации никогда бы не смогли создать то, что создавалась в стенах этого комплекса.

– Что именно лопнуло? – уточнил Женя.

Вадим уставился на Женю, словно видел его впервые в жизни.

– Дык это… Да! Подача компонента "Бэ" в камеры плазмы не выдерживает подачи энергии с реактора. "А" и "Цэ" без проблем проходят, а как до плазмы доходит – все летит к…

– Постой, – прервал его Женя. На душу лег тяжелый камень. – Как не выдерживает? Сто раз ведь проверяли.

Вадим развел чумазыми руками.

– Дык мощность большая с реактора идет. У них ж там кукушка совсем уехала: много – не мало, говорят.

– Дай-ка посмотрю.

Женя отстранил талантливого ученого, испачкавшись об его комбинезон и полез в люк. Он успел заметить уважительный взгляд механиков: Женя никогда не беспокоился из-за того, что его авторитет руководителя упадет после того, как он будет работать бок о бок с подчиненными. И от этого его авторитет только рос.

Рядом с могучими агрегатами сам себе кажешься крошечным и ничтожным. Огромные трансформаторы гудели, переламывая магнитными полями терраватты энергии. Где-то вдалеке взвизгивали плазменные камеры, с жадностью проглатывали энергопакеты и бомбардировали их бозонами, превращая в укрощенную и покорившуюся человеку плазму. Дальше, еще глубже, за железобетонными стенами, ускорители отправляли ее на распределительную матрицу, готовую запитать Врата и разорвать саму ткань мироздания.

Мощные желтые лампы на далеком потолке не могли охватить все помещение, напоминающее ангар и гигантские аппараты казались причудливыми титанами древности, мерно похрапывающими во тьме. Сравнительно небольшие суперкомпьютеры, в один диодный голос, сообщали, что синтез плазмы остановлен. Здесь пахло горелым железом и камнем.