Дар Дерзкий

Пришло чувство торжества: вот еще одна лодка. Теперь не придется никуда больше идти, если она в хорошем состоянии. Останется только придумать как затащить сюда Саудрака и воинов… Но обрадоваться не получалось. Нечто тревожное чудилось в старом спертом воздухе. Дар принюхался, пытаясь уловить это.

Замкнувшийся люк будто перенес их в другой мир. Дар ощущал это каждой клеточкой тела – как жук, упавший в муравейник. Возникло иррациональное чувство, будто что-то свербило по коже – его человеческой, «голой» коже! Снова примерещились вокруг духи гонклардов – незримо и беззвучно реющие рядом.

Тревога рывком возросла.

Чувство непримиримости вдруг взметнулось со дна души, наполняя жестким отрицанием окружающего. Но самое глупое, он даже не знал – почему? Дыхание снова стало быстрым, рваным. В этом звездолете было что-то неправильное… Он уже ненавидел его!

– Вот мы и в лодке, Дэйр… – голос Куаргира казался спокойным в темноте тамбура, но удивление так и хлестало из него. – Тут так странно…

Дар боролся с душившей его яростью, с этой неистовой непримиримостью. Что-то в нем отвергало этот корабль и то, что создало его, а после направляло эту массу воли, брони, сложных механизмов и маленьких живых существ…

Стало рывком светлее – свет искрился от вертикальных полос, оплетавших его тело. Одновременно пришло голубоватое зрение светящегося тела. Окружающее предстало в виде полупрозрачных плоскостей с нитевидными гранями.

Дар подошел к закаменевшему в прыжке Боауку. Движения давались тяжело и легко сразу, будто катил массивную тележку по льду. В светящемся теле звенела внутренняя мощь, гудела как тяжкий гонг, получивший паличный удар – но звук был не из тех, что можно услышать ушами.

Боаук изменился. Не было остекленевших глаз или последней гримасы боли. В нем еще отдаленно можно было узнать могучего тангра. Но теперь он был словно памятник, отлитый в металле, все острые живые черты смазаны, будто подтаявший лед. Трогать его не хотелось.

Чье-то древнее могущество еще глухо ворочалась в этом корабле, невидимое, враждебное, живое. Зло, таящееся внутри звездолета, еще жило. Оно имело вектор, направленный против него: человека, тангра, махо…

Дар развернулся и пошел вглубь корабля. Черный огромный тамбур был куда больше, чем на «Карассе». По размерам он походил на средний катерный ангар «Прямого Ветра», но был совершенно пуст. Никаких процедур типа дезактивации, молекулярной сверки, бактериального душа, лучевой чистки и тому подобного – не было. Либо они настолько чужды кораблю, что тот отвергает их, либо энергия этой махины окончательно иссохла за прошедшие тысячелетия, и он просто мертв. Была еще одна чисто умозрительная возможность – что в данную летающую лодку не планировалось входить обратно. Но вряд ли это было истинно, одноразовые звездолеты – слишком большая расточительность даже для реццов!

– Шарки! – властно позвал он, с трудом узнавая свой голос в этом шипящем реве.

Тишина была ответом.

– Что-то не так? – тут же подскочил Куаргира.

Дар не ответил, не до того было. Шаги гулко печатали пол. Еще один открытый люк впереди, и за ним – уходящий в темень коридор.

– За мной!

Чем-то он был похож на «Карасс», этот звездолет. Стальные полы издавали такой же шумящий звук при ходьбе. Его прежние обитатели не любили, чтобы к ним приближались незамеченными. Коридор был пошире карассова, тут можно было ходить группами. Пустые стены, пустые полы… Пинками отворял приоткрытые люки – везде только двухуровневые лежаки и обширные приподнятые плоскости рядом.

Дыхания не хватало, он вдыхал уже через силу – с рычанием, словно мехами прогонял через себя тяжелый воздух. Оглянулся раз – позади семенили оба, красный и черный тангры. Взглядывали украдкой. Почему они стали меньше ростом?

Что-то было не так…

Все тренировки – и как браттара, и как махо – учили контролировать тело и ум. И он привычно делал это. Но эмоции… Все его существо з н а л о удушающую, глухую, неумолимую, ледяную враждебность этих холодных тысячелетних бронестен. Что это было? Корабль опознал в нем чужака – остатками своего разума, энергии или что там у него было – и теперь сопротивлялся чужому вторжению? Или же какая-то часть самого Дара почуяла в звездолете враждебное и исполнилась ненавистью? Дар силился собрать частички головоломки, но не было той части мозга, что умела это делать. Была совсем другая – что могла ч у я т ь без тени сомнения, без капли неуверенности, безошибочно и наверняка.

Тянулись стены коридора – будто стеклянные в его зрении, с четко очерченными линиями голубых контуров и краев. Вертикальные полосы тела накалились жгучим молочно-белым светом – такой острой яркости он еще не видел! Это было похоже на вспышку, только вспышка мгновенно сменяется темнотой, а полосы продолжали сверкать и приходилось щуриться.

В какой-то момент осенило и он понял причину: цнбр ненавидела это место. Его Ла-и-Ла, симбиоз с травой, протестовал. Дар медленно выдохнул, пытаясь вернуть эмоциональное спокойствие. Получалось плохо.

«Что с тобой?!»– крикнул в себя, туда, где таилась его симбионтная часть. – «Пусть этот звездолет неправ, но в нем, может, есть что-то полезное?!»

Еще до ответа травы понял глупость вопроса. Дар знал, что в звездолете нет ничего полезного. Ни для кого из них. Это понимание было сродни бессловесному знанию махо.

«Мы…», – дохнуло из бесконечной глубины, что была сокрыта в глубине его тела. Это не были слова, или образы, просто чистые чувства. – «… Здесь была смерть…»

Пустые комнаты кончились, дальше были силовые машины, сложные агрегаты, спрятанные внутри металлических шкафов и больших закрытых объемов. Стенки не были преградой его голубому зрению, он будто сканировал рентгеном – контуры предметов, линии поверхностей, массивные конусоподобные механизмы, облепленные перевитыми круглыми и квадратными трубками. Инженерная архитектура была чужда глазу человека и, тем, более тангра.

Если тут и были лифты, они не работали. Однако нашлась какая-то странная лестница с двухуровневыми ступенями. Поднялись на вторую палубу. Пришлось пройти довольно далеко, прежде чем встретился первый люк. Он поддался с трудом. Следом был еще один. Не сплошной.

Дар почувствовал, как бухнуло сердце. Кровь снова ударила в голову.

Символ неволи на всех планетах почему-то одинаков. Переплетенные железные прутья – вот из чего состояла эта дверь…

* * *

Протиснувшись в заклинившую дверь, Дар заглянул внутрь помещения – голого, плоского, длинного. На стенах рядами были какие-то ремешки на разных уровнях, подле чуть поблескивали круглые утопленные шарики и столбики. Нетрудно было понять, где крепились руки и ноги, где были зажимы для горла, где шли гибкие шланги питания, и другие – для фекалий. Каждый вытянутый зал вмещал не меньше пятидесяти рабов – держатели выходили из стен в два ряда, справа и слева, еще раз внутри перегороженные стенками из переплетенных стальных прутьев. А по центру шел узкий зарешеченный проход. Здесь, наверное, расхаживали «хозяева» – владельцы живого товара.

Дар ощутил приближение опаляющего чувства, успел подумать об этом. И в следующее мгновение разум был полностью сметен непримиримым гневом. В груди горячей волной ударила ярость травы. Его вспыхнувшая полосами рука протянулась вперед, коснувшись первого люка. Яркие пальцы сжали металл, выламывая кусок. Это было неожиданно легко, будто перед ним была не сталь а сухая глина. Секундой позже весь люк валялся на полу, обращенный в груду обломков.

Если бы Дар мог думать, он бы удивился своей внезапной силе. Но размышлять в этом состоянии было невозможно. Он двигался по коридору, яростно срывая литые люки и решетчатые дверцы. Элитары ошеломленно следовали в отдалении, притихнув. Но люков и дверей было много. Так много, будто ими был заполнен весь звездолет! Дар в ярости крушил двойные двери – будто сдергивал личину с этого красивого, опрятного и ухоженного… рабовоза! Он уже не помнил, сколько уровней прошел – везде было только одно. И он делал только одно.