Дар дождя

– Ну как, ты примерно себя вел? – спросил он меня, бросив взгляд на дядюшку Лима, который едва заметно кивнул.

– Конечно, – ответил я. И в свою очередь взглянул на дядюшку Лима.

Отец обнял меня за плечи, и мне не нужно было ни о чем спрашивать, чтобы понять, что он меня любит. Так почему я не мог ответить ему равным по силе чувством? Возможно, этот мой изъян стал результатом ожесточения из-за матери, чья смерть заставила меня чувствовать себя подкидышем в собственной семье?

Он отпустил меня и пожал руку дядюшке Лиму.

– Добро пожаловать домой, сэр. – С отцом дядюшка Лим говорил только по-английски, хотя и знал, что тот мог прекрасно объясниться на хок-кьеньском диалекте.

Вслед за носильщиком с багажом показались Эдвард и Уильям. Их тоже поразила перемена в моем облике. Я не видел Уильяма три года, но внешне он остался таким же, с улыбкой при мысли о новой, еще не опробованной шалости, с энергичными быстрыми движениями.

– Ты, я вижу, морил себя голодом, – сказал Уильям.

Он пожал мне руку и ткнул кулаком в плечо, но на этот раз в отличие от прошлого я легко избежал удара и поймал его за руку. Я развернул его кисть к запястью, защемив сустав и заставив его согнуть колени.

– Эй, отпусти, больно!

Я отпустил.

– Где ты этому научился?

– Кажется, наш младший братец научился давать сдачи, – сказала Изабель. – Молодец. – Она потянулась и быстро чмокнула меня в щеку.

В машине все разговоры были только о войне в Европе.

– Нам повезло, что мы успели уехать. Подлодки Гитлера топят слишком много наших судов, – сказал мне отец. – Нас ждут тяжелые времена.

– Британии потребуется больше сырья для заводов, – заметил я.

Пенангские коммерсанты считали, что война в Европе вытащит малайскую экономику из ямы, в которую та скатилась. Цены на олово, каучук и железную руду должны были подскочить до небес.

– Безусловно, но доставить все это туда будет проблематично, – возразил Эдвард.

– Здесь с нами все будет в порядке, – сказал Уильям. – До войны далеко.

В его голосе прозвучала горечь, и я понял, что ему не хотелось возвращаться на Пенанг. Он никогда не скрывал, что не горит желанием работать в семейной компании. Единственной причиной, по которой он проделал путешествие длиной в восемь тысяч миль и вернулся с ними домой, был прямой приказ отца.

Ноэль смотрел в окно, поджав губы.

– Знаешь, я бы предпочел, чтобы ты год-другой поработал в компании, прежде чем поступать на военную службу. И ты мне это пообещал перед отъездом. По крайней мере, узнаешь, откуда берутся деньги, которые ты спускал на своих лондонских друзей.

Уильям был уязвлен, и, прежде чем он успел ответить, я успел заполнить паузу:

– «Стрейтс-таймс» резко осудила внезапное нападение на военно-морскую базу в Скапа-Флоу [59] .

– Чертовы немцы, – сказал Эдвард. – Семьсот жизней потеряно. Британских жизней, – добавил он, словно те имели большую ценность.

– А японцы – в Китае, – отец повернулся к нам. – Они раздирают страну на части. Как ваша семья, Лим?

Глаза дядюшки Лима посмотрели на нас в зеркало заднего вида.

59

Гавань в Шотландии. В октябре 1939 г. немецкая подводная лодка торпедировала британский линкор «Ройял-Оук», линкор затонул, большая часть экипажа погибла.

– Они вроде в безопасности, сэр. Моя дочь уже здесь.

– Отлично. Тебе следует послать и за женами. Мне действительно кажется, что здесь им будет безопаснее. На Пенанге с ними ничего не случится. В данный момент Малайя – одно из самых безопасных мест в мире.

Я снова подумал про рассказы Мин. В последние недели дядюшка Лим усердно снабжал меня последними новостями о жестокости японцев, которые черпал в более радикальных китайских газетах. Мне хотелось попросить его прекратить это делать, но какая-то часть меня жаждала их услышать.

– Вы не думаете, что они вторгнутся в Малайю? – спросила Изабель, не обращаясь ни к кому в отдельности.

Отец, посмотрев вдаль, ответил:

– Думаю, что попытаются. И у них ничего не выйдет. Сингапур вооружен до зубов и даст отпор кому угодно. В море смотрят тридцатидевятидюймовые пушки. На случай если какой-то глупый японец вздумает проскочить, океан патрулируют эсминцы, и везде полно солдат, даже здесь, на Пенанге. Мы в безопасности.

Такое мнение разделяли большинство живших в Малайе европейцев. Успокоенные его уверенностью, мы оставили эту тему и перешли на их путешествие.

– Так, – заявил отец, – вы знаете, чего в Лондоне мне не хватало больше всего? Никто не возражает, если мы остановимся у палатки Раджу с ми-ребусом? [60]

Напряжение среди пассажиров машины сразу же спало. Изабель с Эдвардом засмеялись и разрешили отцу полакомиться любимой индийской лапшой в единственном уличном ларьке, который он признавал.

За оставшиеся месяцы года жизнь вернулась в нормальное русло. Я перешел в выпускной класс и добросовестно готовился к экзаменам на аттестат зрелости. Эндо-сан стал проводить тренировки реже, чтобы высвободить мне время для учебы. Я делал успехи в латыни, математике и английском. Большинство моих домочадцев изумлялись, но не Эндо-сан. Он знал, чего я мог достичь, если поставлю перед собой цель. В конце концов, именно он меня этому научил.

60

Тонкая яичная лапша в густом кисло-сладком соусе со сваренным вкрутую яйцом и мелко нарезанным зеленым чили.

Отец очень любил читать и гордился своей библиотекой. Как обычно, в багаже, который он привез из Лондона, была большая подборка книг. Он не смог распаковать их сразу же по возвращении из-за накопившихся дел в компании, и я знал, что ему не терпелось этим заняться. Однажды в декабре, после завтрака в выходные, он сказал:

– Ты сейчас ничем не занят. Пойдем, поможешь мне с книгами.

Отец знал, что я был рад ему помочь; когда мы ходили по библиотеке, ставя нужную книгу на нужное место, одновременно обсуждая ее, споря о ее достоинствах и недостатках, наши лица сияли одинаковым удовольствием.

Библиотека располагалась в западном углу дома, далеко от комнат, где мы обедали или принимали гостей. Несмотря на размер, она была тихой и уютной. Окна были открыты. Снаружи солнце разливало свет, какой бывает только на Пенанге, – яркий, теплый, живой, играющий красками моря. Ветер тихо раскачивал казуарину, на ветках которой танцевали воробьи, неистово хлопая крыльями.

У окна стоял стол красного дерева, отец часто за ним работал. Комнату занимали книжные полки до потолка, но одна из стен предназначалась для отцовской коллекции бабочек и кинжалов-керисов.