Дар или проклятье

Я молчу.

Он пересекает комнату и довольно сильно бьет меня по лицу ладонью, моя голова запрокидывается, и я ударяюсь затылком о стенку.

— Кейт! — вскрикивает Тэсс.

Я подношу руку к пылающей щеке. Мы с Маурой, бывало, толкались и таскали друг друга за волосы, но прежде никто никогда не бил меня по лицу. От боли к глазам подступают слезы, но я загоняю их назад. Я не доставлю ему удовольствия, расплакавшись.

— Не смей меня игнорировать, — говорит Брат Ишида. Его темные глаза ярко горят на изборожденном морщинами лице. — Ты обязана подчиняться мне. Отвечай. Немедленно. Ты знала, что твои сестры — ведьмы?

— Нет. — Я смотрю в пол и кусаю губы. Делу не поможет, если я выскажу сейчас все, что о нем думаю.

Начался дождь, и капли барабанят по крыше. В переднюю задувает холодный ветер, он несет с собой запах палых листьев и прелой травы.

Миссис О'Хара направляется было в кухню, но Брат Ишида воздевает руку, чтобы остановить ее:

— Куда?!

— Принести бинты и мазь для мисс Мауры, — отвечает она.

— Нет. Никто отсюда не выйдет, пока не прибудут стражники. — Брат Ишида поворачивается к дрожащей в дверях Лили, которая простодушно взирает на все большими телячьими карими глазами. — Мисс Белифор, вы можете засвидетельствовать, что здесь происходили какие-то странные события?

Лили колеблется, и он хмурится.

— Мисс Белифор, в первую очередь вы Божья слуга, а уж потом чья-то еще. Мы должны искоренять колдовство, где бы оно нам ни встретилось, иначе эта зараза укоренится и расползется по всей стране. Говорите!

— Я кое-что видела, — шепчет Лили, вперив взгляд в его ботинки. Прядь каштановых волос падает ей на лицо. — Кое-что… необычное. Цветы не в свое время распускались. Еда до угольков подгорит, а на вкус — амброзия. Или вещь какая-то появится, а через минуту пропадет.

О нет! Я всегда старалась, чтобы слугам не попадалось на глаза то, что невозможно объяснить, но при этом никогда не верила по-настоящему, что они могут на нас донести. Миссис О'Хара любит нас, а Лили… что ж, она, конечно, набожная и добродетельная, но при этом такая тихоня! И она уже многие годы служит у нас, с тех самых пор, как умерла Мама.

— Спасибо, мисс Белифор. — Брат Ишида улыбается. — Вы поступили как благонадежный член общины.

— Как неблагодарная мелкая доносчица! — шипит Маура.

— Молчать, ведьма! — громыхает Брат Ишида. — Мисс Тереза, поди-ка сюда.

Тэсс медленно спускается по лестнице. Ее голова высоко поднята, но сама она дрожит — точь-в-точь как Арабелла, когда ей пришлось прогуляться по доске. Она останавливается рядом с Маурой.

Брат Ишида улыбается им жестокой улыбкой.

— Стражники приедут и посадят вас в тюрьму. А остальные Братья, члены Совета, помогут мне искать в доме доказательства вашей вины, хотя их и так больше чем достаточно. Вас поместят в отдельные клетки и завтра отведут на суд. В том, что вы ведьмы, не может быть никаких сомнений, поэтому после суда вас отправят в плавучую тюрьму или в приют для умалишенных. И это самое лучшее из того, что вы заслуживаете. Мою бабку арестовали за колдовство и повесили на центральной площади. А что касается меня, я бы сжигал ведьм, как в старые добрые времена. — Он произносит эту тираду с ужасающим напускным спокойствием, будто говорит о погоде, а не об убийстве моих сестер. — Вы слышали меня? Вам ясно, чего вы заслуживаете?

— Да, — глядя в пол, шепчет Маура.

Тэсс поднимает голову. Вначале она смотрит на Брата Ишиду, а потом переводит взгляд на Лили — долгий, внимательный взгляд. Она словно старается запечатлеть их лица в своей памяти.

— Dedisco, — говорит она.

Я перестаю дышать.

Комната моментально погружается в тишину, лишь снаружи доносится шум дождя.

Потом Лили трясет головой, удивленно глядя на царящий кругом беспорядок.

— Что стряслось? — выдыхает она.

Лили ничего не помнит. Чары Тэсс сработали.

Темный ужас расцветает во мне.

Я думала, что ничего не может быть страшнее, чем оказаться той самой ведьмой из пророчества. Но мысль о том, что, возможно, оно относится не ко мне, а к Тэсс…

Это ужасает меня еще больше.

— Такая кошмарная буря, — осторожно говорит Тэсс. — Ветер распахнул дверь и все тут перевернул. Это было так страшно, совсем как торнадо.

Брат Ишида, тяжело дыша, в поисках поддержки хватается за изогнутые деревянные перила в изножье лестницы.

— Что с вами, сэр? — спрашиваю я, стирая с лица даже намек на враждебность: сейчас мы должны сыграть как следует.

— Мне что-то нехорошо. — Его голос такой же бесцветный, как его лицо.

— Неудивительно, сэр. Это было так ужасно! И стекла кругом. Повезло еще, что вы не поранились.

— Благодарение Господу, — бормочет он.

— Воистину. — Я внимательно смотрю ему в лицо. — Может быть, мне проводить вас? Я так благодарна вам, что вы пришли.

Он следом за мной выходит на крыльцо.

— Не благодари меня, мисс Кэхилл. Я приходил, чтобы… чтобы…

Он не помнит. Он ничего не помнит! Чары Тэсс работают.

Над головами у нас раскачиваются деревья, молния выхватывает из темноты подъездную аллею.

— Вы благословили меня завтра утром огласить помолвку.

— Конечно-конечно, проведем обычную церемонию. На завтра вроде бы больше ничего не запланировано. А твой батюшка не возражает? — спрашивает он.

— О нет! Отец очень доволен.

— И замечательно! — Он вглядывается в дождливую мглу. — Куда, интересно, запропастилась моя карета?

— Может быть, кучер решил переждать дождь на конюшне? — предполагаю я.

— О, он уже возвращается, — говорит он, указывая на подъездную дорогу, по которой действительно движется экипаж. Все у меня внутри опускается в ожидании, что из-за угла вот-вот вынырнет еще один. Что же нам теперь делать? Даже втроем мы недостаточно сильны, чтобы стереть память всем членам городского Совета и стражникам. Мы все равно будем побеждены.

Но на дверце подъехавшей кареты нет золотой эмблемы Братства.

— Это не моя, — говорит Брат Ишида, когда она останавливается перед крыльцом.

Забрызгав грязью свой черный плащ, Елена Робишо выпрыгивает под дождь, едва только перестают вращаться колеса. Скорчив рожицу, она поворачивается к карете и помогает сойти миссис Корбетт. Обе дамы, съежившись от непогоды, подходят к крыльцу.

— Брат Ишида, — говорит миссис Корбетт, и ее заплывшее лицо расплывается в улыбке, — мы только что видели вашего кучера. Он куда-то брел по дороге.