Дар Каиссы

Ветер сразу исчез. Но Вика была слишком раздражена. Ну что это за подъем на огромную высоту в «герметически закрытом»

лифте? Как будто к себе домой на четырнадцатый этаж! Внизу вошла, вверху вышла — не поверишь, что до земли сотни метров.

Вот в Париже, говорят, на Эйфелевой башне, хоть она и пониже Останкинской, ощущений будто бы больше. Пересаживаешься из одного открытого лифта в другой. Через решетчатые фермы все видно, голова кружится, и пятишься на соседей. А здесь что?

Вышла из лифта и шагнула… в зал ресторана. Ветра никакого.

Скатерти на столиках, официанты с подносами, снедью пахнет.

Одно утешение, что зал этот круглый и вращается. А через окна (только через окна!) можно смотреть вниз. Вообще-то это здорово, если бы вместе с Катей! Сидишь за столиком и медленно едешь, как в вагоне. Смотришь па Москву, как с облаков (вот уж верно — с «седьмого неба»!). И будто на макет города. Тут Вика вовсе расстроилась. Макет города с коробочками домов она не видела. Во-первых, из-за туманной мглы и сетки дождя, а вовторых — место ее было у самого прохода. Хорошо, какой-то юнец с запущенными волосами (платьице бы на него напялить!) уступил ей место у окна. Правда, скоро выяснилось, что сделал он это не ради Вики и ее смородиновых глаз и даже не из воспитанности, а из-за того, что ему нужно было сесть рядом с седым дядькой, чтобы — тут уж Вика едва не задохнулась от возмущения — играть в ресторане Останкинской телебашни в шахматы!

Четвертым за их столиком оказался какой-то турист. Его привел важный метрдотель с угодливыми движениями. Был турист опрятным, выутюженным, в модном пестром галстуке и с диковинным значком на пиджаке без лацканов. У него было надменносерьезное лицо. Он с почтительной улыбкой поздоровался и сказал, отчетливо произнося слова:

— Покорнейше благодарю. Сочту за честь разделить трапезу.

Он заинтересовался карманными магнитными шахматами в изящной книжечке, развернутой на скатерти длинноволосым.

Но Вике познаний в шахматах не хватало, чтобы оценить красоту, скрытую в расставленной на доске позиции. Вика почувствовала себя на положении глухой на симфоническом концерте, которая только и видит, что движение смычков, раздвижных труб и взлетающих медных тарелок.

— Ну, друг Костя, порадовал этой встречей. Хорошо ты меня разглядел, а я тебя ни за что бы не узнал. Ишь, как вымахал!

— Акселерация, Иван Тимофеевич. Папа мой невысокий был, но летал высоко. А маму вы видели.

— Акселерация, говоришь? И то верно. Только разобраться в этой штуковине ни в науке, ни у нас в милиции не могут.

«Милиция!» — мысленно фыркнула Вика, прислушавшись к разговору «одержимых». Сосед-турист посмотрел на нее, стремясь встретиться взглядом.

— А вы теперь на пенсии, Иван Тимофеевич?

— На пенсии. Кадрами заправляю на хлебозаводе в Заречье.

— Знаю! Там тоже труба. Только у кирпичного выше.

— Трубу твою помню. А ты, случаем, не листочки с шахматными задачками запускать отсюда хочешь?

— Нет, нет! Теперь меня в шахматных журналах печатают.

И за рубежом тоже. Я ведь мастер по шахматной композиции.

Вот у меня значок. Не заметили?

— Заметить-то заметил. Думал, за альпинизм или за пещеры какие. К дымоходам ты смолоду склонность имел.

Молодой рассмеялся:

— Взаимопат вспомнили? И про тягу, о которой сказали?

— А как же? Там цугцванг получался.

— Цугцванг— великая вещь! Я и в жизни чувствую, что обязан найти ход, что-то большое сделать. Хотите, расскажу и покажу?

— Давай, давай! Только как это кони ходят? Давненько я…

— Знаем мы вас!..

Молодой человек достал карманные шахматы и предложил сидевшей с ним рядом Вике пересесть на его место к окну, а сидевшему напротив туристу — рядом с ней, чтобы самому вместе с седым дядькой рассматривать шахматную доску.

Вика сразу обрадовалась окну, но в нем мало что было видно из-за тумана и сетки дождя. Она перевела взгляд на шахматы.

— Какая неудачливая погода, — сказал турист и скучающе уставился на шахматную доску.

— Ничья, значит? — спросил пожилой дядька.

— Ничья, — подтвердил тот, кого называли Костей, — Никак мне не давался этот этюд. Дважды за него отличия присуждали — золотую медаль конкурса ФИДЕ, потом приз Руставелиады.

— И оба раза мимо проехало?

— Нет, за Шота Руставели я приз получил, но зря: этюд с дыркой оказался неверным. Я бы его бросил, если бы он не был кое с чем связан у меня в жизни. Помните, идею мне подсказали?

— Неужто ты про тягу?

Турист равнодушно отвернулся, но чуть наклонил голову, словно услышал далекий звук. Вика это отметила ц стала изо всех сил смотреть на шахматы, стараясь разгадать отраженную там судьбу ее молодого соседа.

— Это последняя переработка 3, — объяснял он. — Понимаете, здесь надо сразу играть 1. Сс2. А тяга…

— Стоп! — остановил Костю пожилой дядька.

И тут Вика качнулась вперед. Вращающийся зал, словно по команде седого дядьки, остановился.

Вика уперлась в стол обеими руками, глядя в лицо пожилому соседу.

— Спокойно, — сказал он. — Должно быть, ток отключили.

— Как это можно? — возмутилась Вика. — Вы посмотрите, что творится! — и она кивнула в сторону образовавшейся около лифтов толпы.

— А вы не туда смотрите, а сюда. В шахматах понимате?

— Слишком мало.

— Завидное самообладание, — заметил турист. Его лицо потеряло выражение надменности, оставшись серьезным. Казалось он с интересом изучал происходящее.

— Высота-то какая! — неуверенно произнесла Вика.

— Для того и поднимались, — заметил старший.

— А я из-за вас сюда, на верхотурье, Иван Тимофеевич… — возбужденно сказал молодой. Глаза его стали еще ярче.

— Из-за меня? Да ты ж меня десять лет не видел. Значит, ежели я слоном на с2 пойду, ты 1…d3 сыграешь, и придется мне 2. Cb1 отступить? — вслух размышлял седой дядька. — Я случайно здесь оказался. В отпуске. К родственникам заглянул на бывшую Мещанскую. Они мне и билет сюда достали.

— А здесь гала-представление! — кивнул молодой на лифты.

— Прошу спокойствия, — убеждал там метрдотель. — Возьмите пример с семнадцатого столика. Шахматы!..

— Слоном отступить на b1? — спросил Костя. — Тогда черный король ринется через образовавшуюся на d4 брешь, чтобы попасть на Ь2 и забрать вашего слона (4).

Турист прислушался к галдежу в зале и сказал:

— Разъяснение: не авария, а преднамеренное отключение.

— Энергии? — переспросил Костя. — Энергия — великая вещь! Показатель развития цивилизации.

— Ты мне цивилизацией зубы не заговаривай, — сказал седой. — 2…Крс6, говоришь? Тогда мы тоже королем побежим:

3. Kpg2, ты -Kpd5, мы -4. Kpf2, ты — в дырку Kpd4, а мы конем шахнем — 5. Ке2+! (5)