Дар памяти

Мне кажется, ты знаешь ответ. – Он поднимается. – Я хотел бы отдохнуть, Северус. Мне завтра предстоит нелегкий день.

Я киваю и иду к камину, чтобы перенестись в свои комнаты. Говорить больше не о чем.

Северус, - доносится мне в спину. Я застываю с щепотью летучего пороха, утекающего сквозь пальцы. В груди безумной птицей взметывается надежда. – Существуют ли такие отворотные средства, которые убивают только страсть, не убирая чувство привязанности?

Существуют, - говорю я. Голос не слушается меня, срываясь хрипом. – Они действуют временно. Самое большее - год. Я сделаю зелье к концу каникул.

Вернувшись в свои комнаты, я долго стою посреди гостиной, изучая носки собственных ботинок. Кто бы ни был этот человек, он имеет беспрецедентное влияние на Альбуса. И думая об этом, я испытываю не ревность, а страх.

Конец POV Северуса

========== Глава 6 Баронесса ==========

Рано утром 24 декабря 1993 года баронесса Мария Инесса де Ведья-и-Медоре стояла посреди лаборатории в подвальном этаже дома своего отца в Толедо. Тусклые предрассветные лучи падали сквозь зарешеченное окно под потолком на деревянный стол, весь в пятнах от ингредиентов, бликовали на боках медных котлов, играли в пустых колбах, гнездившихся на стеллажах вдоль стен. В воздухе явственно ощущались запахи полыни и мяты.

Баронесса, одетая в простое темно-коричневое платье и мантию того же цвета, устало опиралась ладонями на крышку стола. Ее смуглая кожа, воспетая мадридскими поэтами, посерела от бессонных ночей, зеленые глаза с темными крапинками, которые с равной силой могли заставить задрожать от страсти и от страха, потеряли свою яркость, медные волосы, свернутые в скучный пучок, приобрели оттенок ржавчины, а сама она постарела лет на десять за какие-нибудь две недели и выглядела отнюдь не на свои сорок. И все же, несмотря на то, что, казалось, стоит Марии Инессе сделать одно неосторожное движение, и она рухнет на пол, в ее облике сохранялись и величественность, и властность, которые позволяли ей управляться с многочисленными детьми и другими представителями рода, не превращая ее в домохозяйку, замотанную бесконечными семейными делами, и делали ее одной из самых уважаемых волшебниц Испании.

Ни-че-го, - выдохнула баронесса, окинув лабораторию внимательным взглядом.

Ответ был неоднозначным, поскольку она и сама не знала, что искала здесь. Что-то, что, возможно, натолкнет ее на мысли. Она перевела взгляд на толстую стопку тетрадей, лежащих на высоком подоконнике и, решительно тряхнув головой, призвала их на стол невербальным беспалочковым Акцио. В тетрадях, принадлежавших ее дочери и сыну, были расчеты по зельям, вклеенные рецепты, результаты экспериментов. Она пролистывала их внимательно, как будто бы не делала того же самого полчаса назад.

В последнюю тетрадь были вложены английский «Вестник зельеварения» и два пергамента. Баронесса перечитала их.

«Эта дискуссия стоила того, мисс Уильямс.

Северус Снейп»

«Мисс Уильямс! Меня действительно интересуют эксперименты с лекарственными зельями на основе драконьей крови, а искушение пользоваться столь редкими и дорогими ингредиентами бесплатно, несомненно, велико. Однако мне бы хотелось более подробно узнать об участии в ваших совместных экспериментах Джафара Эн-Назвийя.

Северус Снейп»

Ничего, - выдохнула она, вновь отправляя тетради на подоконник.

Зависит от того, что ты ищешь, - мягко сказали за ее спиной.

В дверях лаборатории стоял ее муж, барон Леонардо де Ведья-и-Медоре. Это был полноватый мужчина лет пятидесяти, с улыбчивым лицом и светлыми волосами, большая часть которых уже превратилась в седые. Баронесса была выше его на полголовы.

Она не обернулась, ожидая, пока он сам не обойдет ее и не окажется перед ней.

Зацепку, какие-нибудь следы, объяснение того, что она скрывает что-то, причину, по которой она это делает.

Барон вздохнул. Его голубые глаза потемнели. Он осторожно помял рукой седую бородку.

– Это может быть всего лишь реакцией на травму, - предположил он. – Ее изнасиловали, она была в коме и теперь парализована.

При слове «изнасиловали» из груди баронессы вырвался крик. Муж заключил ее в объятие, поглаживая по спине.

– Она еще не пришла в себя, - продолжал он. – Надо дать ей время.

Баронесса помотала головой:

Нет, Лео, есть что-то, помимо всего. Что-то, что, по ее мнению, еще более ужасно, чем…

На ее глазах погиб друг детства. Может ли быть что-то более ужасное? – напомнил тот. И заметил с грустью: - Даже самые сильные ломаются, а ей всего четырнадцать.

Только не она, - прошептала баронесса со слезами на глазах.

Леонардо вздрогнул. Он не помнил, когда видел Марию Инессу плачущей, и видел ли когда-либо. Ему и самому было трудно сдерживать эмоции. Ведь речь шла о его собственной, и, более того, самой любимой дочери. Отношения Леонардо де Ведья-и-Медоре с женой были скорее дружескими, завязанными на воспитание детей, и всю свою нерастраченную любовь барон направил на Эухению Викторию. Его средняя дочь была бы копией баронессы, если бы не голубые глаза.

Почему ты думаешь, что причина в ее работе?

Потому что она сказала «больше никаких экспериментов». Она могла бы и не говорить об этом: всего лишь день, как она пришла в себя.

Этому есть объяснение. Желчь и кровь дракона очень дороги. Ферма разрушена, и драконы больше не служат семье Вильярдо.

Да, но оба они - и она, и Ромулу - вернулись оттуда на драконах, - возразила баронесса, пряча лицо на плече мужа.

Это действительно странно. Но, возможно, ферма еще не догорела к тому моменту.

Слишком много странностей, Лео, слишком, - глухо выговорила она.

Ты была там, – вдруг сказал барон.

Он отстранился от жены и посмотрел ей в глаза.

Да.

И что же ты нашла?

Следы темного заклятья, убивающего все живое в радиусе нескольких миль вокруг. Я не знаю его.

Они помолчали.

– Увы, я разбираюсь лишь в тех проклятьях, которые вызывают медленное или быстрое умирание. В любом случае, во всем том, что еще можно остановить. Или замедлить. Я врач, а не воин, – он сокрушенно помотал головой. – Ты могла бы спросить своего отца.

Он вообще не знает, что она настолько…

Настолько больна, - продолжил за жену Леонардо. – В его состоянии любые вести могут стать последней каплей, но мы не сможем скрывать от него вечно.

Но ведь ты сам сказал, что есть надежда…

Друг мой, она ничтожна, и ты знаешь об этом, - скорбно сказал он.

Опять помолчали.

– Знаешь, - вдруг заговорила баронесса, - мне кажется, если я разгадаю эту загадку, она встанет. Если она захочет это сделать.

Это бы не помешало. – Как хороший врач, Леонардо знал, насколько существенную роль в процессе играет воля пациента.