Дар просветления

И сегодня эти тридцать две школы продолжают ссориться. За двадцать пять веков они так и не сумели примириться друг с другом. В сущности, их разногласия только усилились. Теперь все эти школы стали независимыми философскими течениями, утверждающими следующее: "Вот истинное учение Гаутамы Будды, все остальные обманывают вас. Вот подлинное святое писание. Все, что предлагают вам другие, - просто собрания сочинений тех, кто ничего не понял".

Миларепа, ты поднимаешь очень важный вопрос: "Что является языком просветления?" Язык просветления - это душа просветленного человека. Понять его внутренний мир, перестать обороняться, открыть самые потаенные дверцы своей души, принять его любовь, настроиться с ним на одну волну...

Постепенно сердце того, кто готов, кто открылся и не боится, начинает биться в унисон с сердцем мастера. Происходит что-то невидимое глазу. Происходит то, что было услышано без всяких слов. То, что невозможно передать словами, было передано через безмолвие - достаточно только заглянуть в твои глаза, или взять тебя за руку, или сесть рядом с тобой в тишине.

Но языка как такового... его просто нет.

Дедушка Хаим Гольдберг пришел к врачу.

– На что жалуетесь?
– поинтересовался доктор.

– Доктор, вы не представляете, что со мной происходит: после первого я чувствую большую усталость; после второго у меня все болит; после третьего у меня бешено колотится сердце; после четвертого меня пробивает холодный пот; после пятого я так изнемогаю, что кажется, просто помираю.

– Невероятно!
– воскликнул врач.
– Сколько же вам лет?

– Семьдесят шесть.

– Ну, в свои семьдесят шесть, не кажется ли вам, что нужно останавливаться уже после первого?

– Но, доктор, - возразил Хаим, - как же я могу остановиться после первого, если моя квартира находится на пятом этаже?

Толку от языка немного, даже, как видим, в обычной жизни. Вместо того чтобы способствовать пониманию между людьми, язык еще больше разобщает их из-за постоянных недоразумений.

Двое грабителей ворвались в банк небольшого городка.

– Спокойно!
– скомандовал более рослый из них.
– Всем стать в один ряд! Мы будем грабить всех мужчин и насиловать всех женщин!

– Ты что?
– оборвал его напарник.
– Сгребаем деньги и сматываемся.

Тут откуда-то сзади в разговор вмешалась пожилая дамочка:

– Заткнись и не суй нос не в свое дело! Большой знает, что делает.

Язык - очень тонкий инструмент, но он применим только в обычной жизни. Он имеет практическое значение, но, как только ты начинаешь уходить немного в сторону от реалий жизни, язык тебя подводит. Например, язык поэзии не так прост и ясен, как язык прозы. Проза доступна пониманию. Поэзия же нуждается в интерпретации, а интерпретаций может быть множество.

Индуистская священная книга Шримад Бхагавадгита имеет тысячи толкований. Это высокая поэзия; ее автор допускает вольности в языке. Ему это позволено, иначе поэзия ничем не будет отличаться от прозы. Невозможно написать научный трактат поэтическим языком, а признание в любви - языком цифр и математических уравнений. Любовное письмо – это поэзия, даже если оно написано прозой.

Поэзия прекрасна, но она окутана таинственной завесой. Невозможно уловить ее смысл - он все время ускользает. И чем выше поэзия, тем она более туманна, неясна. Ты что-то чувствуешь, но сказать, что именно, не можешь.

Однажды... Профессор литературы Лондонского университета вдруг прервал свою лекцию о поэзии известного английского поэта Кольриджа. Дойдя до середины стихотворения, он сказал: "Простите меня, но я не могу поступить нечестно с поэтом. Я бы мог просто прочесть вам это, и вы ни о чем не догадались бы, но я не могу обманывать себя. Эти строки стиха неясны, туманны. Я и сам не понимаю, что именно автор хотел этим сказать. Но к счастью, Кольридж живет со мной по соседству, и очень скоро я все выясню. Завтра у меня будет ответ на этот вопрос. А сегодня еще раз прошу простить меня".

Профессор был искренним и честным человеком. Ему ничего не стоило придумать какое-нибудь значение этим строчкам стихотворения. Другие, должно быть, поступали именно таким образом - другие профессора, которые были до него и которые были после.

В тот же вечер профессор пришел к Кольриджу и сказал: "Простите, что нарушаю ваш вечерний покой, но я не мог не прийти: не могу лгать и не могу нечестно поступить с вами. Я всегда любил и уважал вас.

Каждое ваше слово на вес золота. Но я не могу разгадать тайну этих строк, я не знаю, как правильно их истолковать. Я чувствую, что они наполнены огромным смыслом, но, видимо, это недоступно для моего ума. Окажите мне любезность, объясните, что вы хотели выразить этими строками".

Кольридж ответил: "Вам придется простить меня, ибо, когда я писал эти строки, только двое знали, в чем их смысл. Теперь это знает только один".

"Вот и прекрасно", - воскликнул профессор. Ведь он подумал, что этим одним и является ни кто иной, как Кольридж. Какое кому дело до того, другого, какая разница, помнит он об этом или нет?

Но последовал неожиданный ответ: "Вы не поняли. Во время написания стихотворения об этом знали Бог и я. Теперь я уже не знаю, только Бог знает. Если случайно встретите его, спросите его об этом. И если вам удастся узнать значение этих строчек, пожалуйста, сообщите мне, ибо каждый раз, когда я дохожу до этого места, я сам недоумеваю. В них что-то есть, в них кроется глубокий смысл; но именно поэтому ум отказывается это понимать. Это нечто запредельное".

И поэт не способен выйти за пределы ума. В этом и заключается разница между поэтом и мистиком: мистик выходит за пределы ума; поэт же иногда оказывается в запредельной зоне, но это происходит совершенно случайно, а не по его воле. Изредка это происходит, но не по его желанию. В такие моменты он улавливает лишь то, что доступно его пониманию. Поэт наполняется красотой, радостью, пониманием тайного смысла, насколько это ему позволено - и он вливает эту свежую струю в свою поэзию. Но это случается помимо его воли. Ему не дано открывать дверь в запредельное, когда ему захочется; свежий ветер дует лишь тогда, когда ему вздумается.

После своей смерти Кольридж оставил сорок тысяч незаконченных стихотворений. Дверь открывалась ему на мгновение, но прежде, чем он успевал что-то записать, дверь закрывалась. Это сродни молнии - внезапная вспышка света, и снова полный мрак. В памяти остается совсем немного, как будто все это далекий сон. Кое-что можно записать, но произведение останется незавершённым.

Его друзья настаивали: "Кольридж, ты неправ. Для завершения многих стихотворений тебе не хватает всего двух строчек. Это великая поэзия".

Но поэт всегда отвечал одно и то же: "Я пробовал закончить их, но впоследствии перечитывая стихотворение, я вижу, что у меня получились самые обыденные слова. Другие не замечают этого, но я-то знаю. Не могу сам себя обманывать. Эти стихи будут ждать своего часа, пока запредельное вновь не откроется мне и не наполнит мое сердце той неоконченной песней, которую я смогу дописать".

Он завершил лишь семь стихотворений. Всего лишь семь творений сделали его всемирно известным поэтом: важно не количество произведений, а их смысловая ценность. Можно написать и семь тысяч стихотворений, это не имеет значения, но они могут не достигнуть высоты Кольриджа. Он - единственный автор во всей истории литературы, кто снискал себе всемирную славу, написав всего семь стихотворений.