Дар великой любви, или Я не умею прощать

– В том смысле, что я не танцую хастл, мамбо, сальсу, джаз и прочие направления. Я работаю только по классике бального танца – программа «десятка». Ну, как вариант, могу дать несложные шаги и вариации по аргентинскому танго.

– О, прекрасно! – обрадовалась Виктория. – Как раз то, что нужно. Я танцевала «десятку» в юности, но это было давно, думаю, нет смысла пытаться восстановить. Так, может, аргентинское?

Я пожала плечами. Аргентинское танго я могла дать только на начальном уровне – сама стала брать уроки у педагога из Буэнос-Айреса, приезжавшего к нам в клуб раз в два месяца, совсем недавно. Но человеку, знакомому с основами традиционного танго, которое исполняется в конкурсной программе, это не особенно сложно – все-таки подготовка есть, а дальше нужны чутье, пластика и чувство ритма. Ну, и умение слушать тело партнера – чего мне самой, к сожалению, иногда недостает. Амаду – так звали педагога – посмеивался и говорил, что в аргентинском танго существует вариант танцевания «фамм-фамм», женщина с женщиной, хоть это и не очень правильно, так вот, мол, Мэри там самое место – настолько она пренебрегает мужчиной, пытающимся вести ее в танце. Как в воду глядел, надо же…

Мы обговорили с Викторией расписание, оплату, обменялись телефонами, и она попрощалась. Однако в зеркало я увидела, как, выходя, она обернулась на пороге и пристально уставилась на меня, точно фотографировала. Ощущение опасности, не покидавшее меня в последнее время, с появлением девушки только усилилось.

Девица оказалась настырной и упорной. Крупные формы ощутимо ей мешали, в каких-то моментах Вика была неповоротлива и даже неуклюжа, но я видела, как она старается, как хочет научиться и как выбивается из сил, пытаясь повторить за мной движения. Это упорство внушило мне уважение к ученице и заставило посмотреть на нее с другой стороны.

Вика была немногословна, даже замкнута, после тренировки испарялась моментально, словно ее и не было. Мне казалось, что она живет одна, и однажды во время пятиминутного перерыва я спросила об этом. Вика, вытянув ноги, сидела на паркете, прислонившись спиной к стене, и тяжело дышала. На мой вопрос прозвучало равнодушное:

– Да, одна.

– Совпадение, – улыбнулась я. – Меня тоже никто не ждет вечерами.

– Даже поклонника нет? – недоверчиво повернулась в мою сторону Вика.

– Нет, – подтвердила я почти весело.

Она помолчала, а потом предложила:

– А вы не хотите после работы в кафе зайти? Просто посидеть, поговорить о чем-нибудь?

Предложение меня слегка озадачило – зачем ей посиделки? Но, с другой-то стороны, почему бы и нет, меня ведь и в самом деле никто не ждет.

– Я заканчиваю в десять.

– Отлично, тогда съезжу по делам и вернусь за вами, хорошо? – Мне показалось или в ее голосе мелькнули радостные нотки?

Отработав последнюю тренировку, я зашла в душ и прислонилась спиной к холодному кафелю. Тело ныло, ноги гудели, как телеграфные столбы, перед глазами летели черные точки, а нужно наскоро ополоснуться, одеться и идти – на улице ждала Вика. Прохладная вода более-менее привела в чувство, я оделась и поправила макияж. Ничего, посижу часик, от меня не убудет, да и отвлекусь заодно от безрадостных мыслей.

Я полезла в сумку, чтобы найти там завалявшуюся карточку на метро, и наткнулась на скомканную салфетку. Привычка записывать что-то на обрывках, талонах, старых билетах, рекламках, что щедро раздают у входа в метро, не исчезла даже тогда, когда я приобрела привычку носить в сумке блокнот. Мне просто лень иной раз доставать его, а потому в ход шли «подручные средства». Вот так обнаружилось стихотворение, написанное небрежно и впопыхах в ресторане, где мы отмечали день рождения директора клуба.

Оттенки юности моей,Пустого радостного жара,Мне снятся лучшие из дней,Мне – молодой. Мне – старой.Оттенки ревности моей,Ненужных слез, сомнений лишних,Мне очень жаль, что все так вышло,Ревнивой – мне. Ревнивой – ей.Оттенки радости моей!Пусть снова будет то, что было,Ко мне мои вернутся силы,И ты о прошлом не жалей. [1]

Судя по смыслу, адресовано Марго и касалось, разумеется, нашего общего прошлого. Повертев салфетку, я щелкнула зажигалкой, и язычок пламени лизнул белое тело бумаги, испещренной буквами, как затейливой татуировкой. Когда же я прекращу рифмовать? И когда прекращу страдать о том, о ком не стоит?

1

Стихи поэта Neris.

Вика ждала меня на парковке – курила, вытянув ноги с водительского места темно-синей «Ауди», и я удивленно уставилась на дорогую иномарку.

– Садитесь, Мэри, – пригласила хозяйка и, легко перегнувшись, открыла мне дверь.

– Хорошая машина.

– Да, хорошая. Только проблем с ней… – Вика повернула ключ в замке зажигания и выехала с парковки, направляясь в сторону центра. – Вы не будете против, если мы посидим в одном неплохом местечке? Там довольно шумно, но есть тихие уголки.

Мне было все равно, однако когда мы, припарковав машину в переулке, пошли в сторону моей станции метро, я вдруг поняла, какое именно место имела в виду Вика. В этом кафе мы не раз обедали с Марго, это она привела меня туда сразу в первые дни знакомства. Я даже помнила, что мы тогда заказывали – молодую картошку, какие-то совершенно фантастические паштеты и, кажется, отбивные. Надо же…

Мы спустились в подвал, Вика шепнула что-то подскочившему администратору, и нас моментально провели в самый дальний уголок, туда почти не долетали звуки музыки. Мы расположились за небольшим столиком, подошедшая официантка зажгла свечу в стаканчике из темного стекла, положила перед нами две большие карты меню. Я мельком пробежала его глазами, поняла, что ничего не хочу, а дома меня явно ждет ужин, приготовленный заботливыми руками Марго, и мне придется сделать вид, что я его ем, иначе она обидится, а потому решила заказать только сок и кофе.

– Вам нравится здесь? – обеспокоенно спросила Вика, сидевшая напротив и напряженно следившая за выражением моего лица.

– Очень, – но на самом деле меня вдруг опять посетило ощущение, что меня просто режут взглядом на части, а потому я начала осторожно осматриваться. Нет, ничего…

– Тут бывают живые концерты, правда, по пятницам, – продолжала Вика.

– Да, я знаю. Я живу рядом, иногда захожу с подругой.

– А я знаю, – вдруг огорошила она меня и покраснела.

Я удивленно подняла брови:

– То есть? Не помню, чтобы мы это обсуждали.

– Ну…

– Так, послушайте меня, Вика, – я потянулась через стол и накрыла ее руку своей. – Мне не нравится то, что я слышу. Я не говорила, что бываю здесь. Не говорила вообще ничего – мы мало разговариваем. Так откуда вам известно, что я живу рядом? Зачем вы следите за мной?

– Я не слежу. Просто случайно видела, как вы идете от метро, и поехала следом.

«Снова врешь, девочка, – подумала я. – Врешь – потому что я не хожу от метро переулками, как делает Марго, а прохожу чуть вперед и иду против движения по нашей улице, а она – односторонняя, вот так-то. И ехать за мной на машине ты ну никак не могла. Но зачем ты врешь, почему?»

Вика молчала, только смотрела на меня в упор серыми прозрачными глазами. Я не могла понять, что ей нужно, зачем это все? Вика аккуратно высвободила свою руку из-под моей и улыбнулась подошедшей официантке:

– Мы готовы заказывать.

Та кивнула, записала все и ушла, а моя ученица закурила, окутав себя облаком дыма. Я решила пока не обострять отношения, послушать, что еще скажет эта странная девушка. Внезапно она спросила:

– Скажите, Мэри, вам не страшно жить одной? – Все интереснее и интереснее. Я просто ответила: