Дар языков

Она начала получать зарплату, а не только бесплатную еду из общего холодильника. Положенная дармовая еда была лишена метки производителя: на пакетах с молоком, крупой, чаем заклеивали торговую марку, чтобы не служила рекламой. Если хотелось большего, не входящего в обычный список продуктов, можно и заказать, хоть готовые блюда из ресторана, хоть продукты из сетевого магазина – за свой счет. Но когда не устраиваешь ужин на всю компанию или романтическое свидание со жратвой и «возлюбленным», заказанные продукты лучше использовать без свидетелей, камера такое игнорирует, как правило. Камера любит действие, выплеск: деликатесы хотя бы. Или экзотику. Обычное стандартное не требуется, ешьте свою простоквашу в одиночку, зрителю та простокваша и дома надоела.

Ольга забросала Лизу эсэмэсками: один из способов пообщаться скрытно от ведущих программы. Если… Если получатель не обнародует сообщение. Или ведущий не попросит смартфон для проверки сообщений на общем собрании (а такое порой случалось и повышало градус искренности), не то приватно, во время интимной беседы с участницей под камерами двух операторов: ближнего и дальнего плана. Лиза не знала, могут ли техники шоу восстановить удаленные из смартфона сообщения, но опасалась этого, на всякий случай.

Ольга, без сомнения, сохраняла переписку. Она настаивала на встрече на нейтральной территории, вне программы. Последняя эсэмэска намекала на беременность Ольги. И Лиза сдалась – согласилась встретиться вне зоны. Ольга плакала (она играла? по-честному?), просила встретиться в сауне. Лиза сообразила – боится смартфона, боится, что включу диктофон. (Ведь слишком часто разговоры принять мы рады за дела, а глупость ветрена и зла, но важным людям важны вздоры.)

Их совместный поход в сауну привлек внимание, спровоцировал маленький сюжет: соперницы пытаются достичь соглашения, – но снимать в парилке сауны невозможно, потому сюжет не показали в основной программе.

– Знаю, что у вас договоренность с В., – начала Ольга.

Лиза не стала возражать с ходу, это уже звучало на разборе, посмотрим, что дальше.

– У меня беременность, одиннадцать недель, любой врач подтвердит. – Ольга сообщила новость в предбаннике деловито, без патетики. – Будет выкидыш. Поняла? Выкидыш будет. Но объявить о беременности я успею на общем собрании.

Соперница держалась отлично, сауна ей шла: Ольга разрумянилась, приобрела соблазнительную томность и многозначительность жестов, а вот Лизе было тяжеловато после получаса в парилке. Лизе хотелось наружу, пусть к камерам, хотелось прохладного душа и освежающего клюквенного морса.

– Это от В.? – Лиза не удержалась все-таки. Она не понимала, когда В. мог успеть, они почти все время были вместе. Или не уследила?

– А ты что, анализ на отцовство собираешься проводить?

– Ты беременна от В.? – Лизе не сообразить, почему так важен ответ, ведь В. не был ей важен. Ольга лежит на верхней полке (они вернулись в парилку после небольшого отдыха), Лиза сидит ниже, заливаясь потом – от жара? От волнения?

Ольга не ответила. Привстала на локтях, лениво протянула руку, подхватила ковш с деревянной ручкой, плеснула воду на камни. От печи полыхнуло новым резким жаром, запечатывая дыхание больничным запахом эвкалипта. И Ольга миролюбиво, с какой-то бабьей интонацией предложила:

– Так что? Поругаемся на ближайшем общем собрании? Было бы отлично, если бы ты мне по морде съездила, а я после объявила бы о беременности. Представляешь, как рейтинг подскочит? Телезрители сайт обрушат! Но, боюсь, не захочешь. Ты же рискуешь вылетом, тем более мы уже дрались. Тогда я могу. Ну, на тебя напасть, типа по морде. По рукам? Без обиды. Больно не ударю, вскользь обозначу. Обе останемся на программе, точно! И эфир на себя оттянем. У тебя рекламные деньги-то появились, нет?

Лиза не выдержала: дышать стало нечем, горячий песок, а не воздух сыпался в ноздри. Выскочила в предбанник, облилась холодной водой, руки-ноги еще дрожали, но внутри малость успокоилось, дурнота прошла. Она поняла – с некоторым опозданием, – что не обязана возвращаться в парилку, и нырнула в бассейн. А еще поняла, уже в освежающей чаше бассейна, что В. надо спасать. Почему-то стало жаль именно его, хотя это несчастная Ольга забеременела и вообще… Накатил приступ тошноты: в чистом бассейне с голубой водой, с косыми солнечными лучами сквозь стеклянную крышу. Такой сильный, что пришлось выскочить наружу, не забегая в душ, одеться, выпить воды в комнате отдыха и – на улицу, ждать Ольгу там, перебивая тошноту сигаретами: одной, второй, десятой. Операторы радостно снимали. После, в передаче для зрителей, сигареты сотрут из кадра – это нельзя, это дурно. Драки, скандалы – общечеловеческое, а курение – нельзя. В кадре останется одна истерика.

Тошнота у Лизы стойко держалась целую неделю: стоило увидеть Ольгу в зоне столовой или в общем холле, Лиза неслась в туалет. Операторам надоело снимать бессмысленное ее бегство, они не могли показать цель и результат. Этот конфликт Лизе не засчитали, рейтинг не вырос. Но Ольге тоже не засчитали конфликт. В. благоразумно не комментировал происходящее.

6

Ирина нервничала, прикидывала, сколько еще можно ждать запропавшую экспедицию, ничего не предпринимая. Не пора ли звать настоящих спасателей, посылать настоящую, а не их игрушечную экспедицию, или кто там разыскивает ушедших в горы и не вернувшихся до темноты? Ну, егеря-то на входе в заповедную зону должны были заметить, что люди остались наверху, или нет? Егеря ушли домой ночевать-ужинать? Ведь пропускали негласно, по договоренности, значит, и не отвечали за «туристов»… Из-за дурацкой вчерашней размолвки она не забрала у Рыжего смартфон – один на двоих, глупая, глупая экономия! – смартфон с местной сим-картой, и не могла созвониться с остальными. Пятнадцать раз искупалась в мутном и неспокойном, но пока еще не штормовом море, двадцать восемь раз сбегала на набережную, бросив палатки и высматривая друзей у их любимой столовой, два раза поднялась на крутой мыс Биек (мне сверху видно все, ты так и знай!).

Поднялся ветер, странный: он неистовствовал сверху, пригибая кусты, чуть не переламывая деревья, так, что вершины их доставали до земли, но внизу на полметра над землей было тихо, некошеная ошпаренная солнцем трава не колыхалась, с удивлением поднимая сухие колоски: что происходит? Заткнулись цикады, птицы умолкли раньше.

Темнота на юге падает быстро; если с друзьями что-то случилось, тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, в темноте их могут не найти! Но если они уже вернулись, так и не помирившись, разбрелись по поселку, порознь… Или сидят в кафе, все вместе, наплевав на нее? Ладно Лиза, она может наплевать на все, если отвлечется на личные дела, да и повод обидеться был, лишнего они вчера с Лизой наговорили друг другу. Ладно остальные – они не вполне свои, могли забыть об Ирине. Но Рыжий! Он не станет так ее наказывать! Он помнит, что так нельзя!

Это случилось на последнем курсе, перед защитой диплома. Ира после консультации на факультете – по расписанию – вернулась домой поздно и не смогла открыть дверь, значит, мама заперлась на защелку. Ира хотела было поехать к Лизе переночевать, но почему-то поднялась на этаж выше и позвонила к Рыжему в дверь, хотя могла и по сотовому. Дома оказалась только мама Рыжего. Странно, что его мама сразу обеспокоилась, ведь такие случаи бывали: Ирина часами ждала на лестничной площадке, звонила, стучала – пока не откроют. Время как-то заспешило и уплотнилось.

Ира не помнит, кто приехал раньше – Максим-Рыжий или милиция. Не помнит, почему вызвали милицию, кто вызвал. Почему участковый согласился приехать и вскрыть двери. Помнит, что ее не пустили в ее квартиру: с участковым и свидетелями соседями пошли Максим с его матерью. Она так и не увидела, что там случилось: мать Рыжего не пустила, держала силой, обняла Ирину за плечи, ухватила неженской железной хваткой, геологи, они такие. Синяки остались… Дальше Ирину держал Рыжий, мягче, без синяков, бормотал в ухо невнятное, прижимая ее спиной к дивану, пока укол ставили. Наверное, приезжала скорая помощь, а кто еще мог вколоть успокоительное снадобье? Не участковый же… Ира воспринимала происходящее как из-под толстого слоя воды. Засыпала, просыпалась. На следующий, или через день, или через сколько-то – неважно – дней Рыжий ходил с ней по инстанциям, агента похоронного бюро вызвали не в ее с мамой квартиру, а к Рыжему. Тут Ира согласилась обнаружить, что не первую ночь проводит в квартире Максима, на диванчике в гостиной.