Дариар. Дорога к дому
Шрифт:
На этот раз в зале стояло несколько стульев с высокими резными спинками вокруг позолоченного стола, на столешнице которого была выгравирована карта Дариара, точно такая же, которая была у Лорена. Эльф сел и жестом указал на соседний стул. Дважды повторять не было никакого смысла, и я присоединился за столом к своему тестю.
Молчание затягивалось: я не спешил начинать, давая право первого хода Лавинаэлю, который в свою очередь не спешил раскрывать карты, а сидел, пристально разглядывая меня. За то время, что мы провели, разглядывая друг друга, я смог его рассмотреть более детально. Довольно молодой мужчина на вид лет тридцати, даже не верилось, что он является отцом взрослой дочери. Бледная кожа на удивление гармонично сочеталась с длинными пепельными волосами и делала глаза более выразительными, хотя взгляд у него был тяжелый, циничный и откровенно оценивающий. На голове красовался ободок короны, тонкий, из белого металла, который отчетливо выделялся на светлых волосах. Вообще корона выглядела настолько нарочито скромной, что буквально бросалась в глаза, выпячивая статус того, чью голову она украшала. Похоже, что мой тесть не лишен тщеславия. Он положил руки на стол и сцепил длинные изящные пальцы, которые больше подошли бы какой-нибудь женщины из высшего общества, нежели мужчине, хоть и не человеческого происхождения. По-моему, на ногтях блеснул лак, или же это просто игра моего не слишком здорового воображения.
— Герцог, —
— Кеннет Сомерсет, — я чуть было не рассмеялся ему в лицо после такой впечатляющей вступительной речи, но вовремя подавил это желание. Рассмеявшись сейчас именно я выставлю себя полным кретином. Этот эльф итак не слишком высокого мнения обо мне, и ни в коем случае нельзя это мнение усугублять, все-таки от этого зависит моя, да и не только моя, жизнь.
— Что? — О как. А Правитель, оказывается, умеет удивляться, вон даже часть своей спесивости растерял.
— Мое имя Кеннет, герцог Сомерсет, — я тоже умею добавлять в голос надменности, если захочу. — Я подумал, что теперь можно представиться, учитывая, что мое пребывание здесь несколько затянулось и обросло неожиданными для меня последствиями. К тому же, не знаю, как обстоят дела в вашем… — я хотел сказать «эльфятнике», но в который раз вовремя прикусил язык и закончил более нейтрально, — государстве, а у нас принято знать имена своих родственников, даже приобретенных через брак дочери. Особенно приобретенных через брак дочери.
Лавинаэль почти не отреагировал на мои слова, лишь слегка поморщился и кивнул. Да уж благожелательность к простым людям просто выпирало и лезло из всех щелей. Меня так и тянуло спросить, а как собственно они обычно обращаются к людям? Человек номер один и человек номер два, или просто: «Эй ты, человек»? Мы, поди, все у них на одно лицо, и вообще, не эльфячье это дело в каких-то человеках разбираться.
Так, надо собраться. Видимо зелье еще толком не выветрилось, но хотя бы просто влияло на настроение, да и легкий туман в голове остался, но не более, что, в принципе, не могло не радовать.
— Итак, герцог, я думаю, у вас в голове сейчас слишком много вопросов, чтобы их структурировать и задать в правильном порядке, сумев сформировать при этом целостную картину происходящего. — Такую откровенную и грубую провокацию я проглотил, не поморщившись. Это было настолько грубо — в не слишком завуалированной форме назвать меня дебилом, полностью проигнорировав мое желание, чтобы он называл меня по имени, что стало даже слегка скучно. Я промолчал, решив послушать, что же мне еще скажут такого, чтобы я понял своим скудным человеческим разумом. — Сначала я расскажу вам, что же подвергло меня к такому решительному шагу в отношении вас и моей дочери, и поверьте, мне было нелегко пойти на это, все-таки Сиэана мое дитя, но у меня просто не было другого выхода. Ну а после я отвечу на все ваши вопросы, которые у вас могут возникнуть. Такой порядок вещей вас устроит?
— Вполне. Но прежде чем мы начнем, я хотел бы узнать, что вы сделали с моим человеком? Ведь мы же прекрасно понимаем, что плох тот правитель, который не заботится превыше всего о своих людях, — я смотрел на него, но даже не пытался поймать взгляд Лавинаэля, прекрасно понимая, что, что бы я не спрашивал, он не скажет мне ни на одно слово больше, чем вообще захочет сказать. Переиграть его я не смогу при всем своем желании, слишком большая пропасть разделяла нас, в первую очередь в опыте, банальном жизненном опыте, о чем красноречиво говорила насмешка в его глазах. К тому же, к жизненному опыту прикладывался еще и опыт управленца, которого у меня не было от слова «совсем». Мы играли его колодой, да и карты у него были краплеными, мне же оставалось только одно, рискнуть и попробовать блефовать, то есть делать то, что я умел как никто другой, что поделать, жизнь в борделе и не к такому быстро приучает. У Лавинаэля подобного опыта не было, так что можно было рискнуть, ведь, сколько случаев известно, как блефуя, игроки срывали банк.
— Он в полном здравии, если только это вас интересует. Не в наших интересах причинять физический дискомфорт кому-нибудь из вас обоих, — немного помедлив, явно обдумывая ответ, и не найдя в моем вопросе подвоха, ответил Лавинаэль.
— На данном этапе — да, этой информации вполне достаточно. — Я улыбнулся, хотя в душе бушевала буря, а по венам ощутимо пронеслись искры пламени. Что они с ним сделали? Уж мне-то прекрасно известно, как можно сломать человека, не прикоснувшись к нему и пальцем. Я почувствовал, как в моих зрачках отразились всполохи бушевавшего во мне огня, и еще больше сжал зубы, ясно почувствовав во рту привкус мела и услышал скрип. И если холодную мину безразличия к чужой жизни еще можно как-то натянуть, то глаза выдали меня с потрохами. Лавинаэль усмехнулся самыми краешками губ. Он прекрасно все видел и понимал, но даже не старался скрыть от меня этого понимания. И тогда я расслабился окончательно. Ну что же, начинаем наш блеф. Я позволил огню разгореться еще сильнее, слегка нахмурился и сжал кулаки. Так как мои руки лежали на столе, это выглядело немного демонстративно. Я покосился на Лавинаэля, понял или нет? Судя по снисхождению, занявшему место насмешки в глазах эльфа, тот ничего не понял, а просто наслаждался своим величием. Кашлянув, я продолжил. — Хорошо, раз с этим моим вопросом разобрались, хоть пока и частично, перейдем к следующему пункту нашей повестки: что же привело вас к столь оригинально решению — отдать свою очаровательную дочь в руки первого попавшегося человека?
Глава 9
Лавинаэль несколько секунд молча изучал меня, но я так старательно злился, что Правитель быстро успокоился, и принялся говорить, взвешивая при этом каждое сказанное слово.
— Пару веков назад, если быть более точным, то без трех дней двести лет, моя раса не пребывала в забвенье и правила Дариаром наравне с людьми. Совет состоял из пятнадцати членов, и помимо тринадцати герцогов во главе стола всегда сидели представители эльфийского народа. Две схожих, но одновременно с этим совершенно не похожих друг на друга расы: истинные эльфы и сумеречные эльфы. Представители и той и другой расы жили в городах, герцогствах, занимались артефакторикой, были незаменимыми лекарями. Большую часть управления на местах взвалили на свои плечи именно эльфы, разумеется. — «Ну, конечно же, разумеется. Как по другому-то? А вы бедняги так страдали от этого, слезы горькие подушкой по ночам вытирали». Я не видел себя со стороны, но подозреваю, что моя улыбка в этот момент стала напоминать оскал. — Ведь на нашей стороне жизненный опыт, который дает очень много, гораздо больше, чем все, что могут получить люди за свою такую недолгую жизнь. Поэтому любой эльф способен вести дела лучше самого подготовленного человека. Но люди всегда были мелочны и тщеславны, многие, в конце концов, стали проявлять неудовольствие от того, что мы отличаемся от них во всем: магией, врожденной привлекательностью, верой и долголетием. — «Птица говорун отличается умом и сообразительностью», — на грани слышимости прошептал я. Лавинаэль настолько зациклен на самом себе, он настолько эгоцентричен, что даже спустя две сотни лет, так ничего и не понял, во всяком случае, того, что
касается людей. — Что? Вы что-то сказали?— Нет-нет, вам послышалось, продолжайте, это все так увлекательно.
Лавинаэль, прищурившись, посмотрел на меня, но, не увидев ничего предосудительного, продолжил.
— Ошибочно считать, что мы бессмертны. Мы можем умереть от тех же причин, что и вы, люди, даже от старости. Только благодаря этому священному месту и нашему главному дару, старость приходит к эльфам немного позже, отодвигая наш жизненный путь на более долгий срок, чем ваши боги отмеряют вам. Но с долголетием рука об руку идет и главная проблема: у одной эльфийки может родиться не более двух детей. Таким образом Вселенная компенсирует нашу долгую жизнь отсутствием прироста населения. Мы никогда не конфликтовали с людьми, и никогда не шли на осознанную конфронтацию. Просто у нас была немного другая политика, политика, которую многие называли пережитками прошлого, а кто-то посчитал, что мы помешаны на тоталитарном контроле всего и вся. Но это было далеко не так. В итоге наши представления о мире и его целостности пошли вразрез с герцогами, которые меняли друг друга слишком часто, чтобы всерьез оценить в полной мере то, что происходит на Дариаре. Люди все больше начинали ненавидеть непохожих на них, а обычные эльфы постепенно начали отвечать им взаимностью. После открытия нескольких источников силы, наподобие того, что находится в герцогстве Сомерсет, магические способности у человеческих детей, стали проявляться гораздо чаще, и вместо того, чтобы начать контролировать и обучать молодых магов, Совет принял единственное на их взгляд верное решение: ограничить применение магии, а нестабильных магов из бедных, кто не мог нанять себе учителей, просто изолировать от общества остальных людей и потихоньку истреблять. Это было выгоднее для них, нежели строить школы и выделять дотации. На этой почве наши интересы окончательно разошлись в диаметрально противоположные стороны, а ненависть к нашему роду превзошла все мысленные пределы. Люди обвинили меня и мой народ в том, что мы навлекли своими раскопками на Дариар гнев Доргона. А в чем была наша вина? В том, что мы более целеустремленные и внимательные и представители именно нашей расы возглавляли несколько экспедиций в разных герцогствах? Но моя вина в случившемся далее все же имеется: я пропустил тот момент, когда обе стороны перешли ту невидимую черту, когда возникла точка невозврата. Более вспыльчивые сумеречные эльфы попали в опалу первыми. — Ну, прямо божьи одуванчики. И во всём всем помогали, и что-то пытались вырыть по всему Дариару, хотя что именно пытались найти, мне озвучено так и не было. И почему я что-то сомневаюсь, что все именно так и было? К тому же я так и не понял про детей. Лавинаэль очень ловко увел скользкую тему в другую сторону: эльфы были против того, чтобы магов из бедных семей уничтожали, и настаивали на постройке школ и выделении дотаций, или они были всеми лапами «за», но призвали делать это не столь демонстративно? Историю, как всем известно, пишут победители, а в данном случае истории нет вообще, нет правых и виноватых, нет изначальных целей и предпосылок, есть только раса эльфов, которую почему-то сейчас, спустя каких-то две сотни лет никто толком и не помнит, поэтому можно легко придумать любую историю и даже начать верить в нее. — Начавшийся вооруженный конфликт был если не полноценной войной, то очень близок к ней. Люди требовали свободы и равенства, угрожая нам своим примитивным оружием, почему-то они считали, что мы занимаем свои места незаконно. И все только потому, что мы не люди, что мы отличаемся от вас, но это же естественный процесс! Люди требовали, чтобы мы покинули столицу и человеческие герцогства. Они винили нас в гибели своих детей, которые не могли справляться со своим даром. А то, что мы были одними из сильнейших магов, только давало людям ложную веру в то, что это мы источник их проблем, и магия — это не дар, а проклятье, насланное на человечество нашим народом. Эльфы сумрака в той войне погибли первыми, переоценив себя и недооценив магическую мощь тринадцати герцогов с армией, превосходящей нашу элементарно по численности. Остался только один представитель, всех остальных вырезали, не пощадив даже женщин и детей. И после этого нас будут обвинять в жестокости?! Нет. Мы никогда не позволяли себе ничего подобного. Они уничтожили все, что когда-то было первым Эльфийским королевством, намекая, что королевство не может существовать в мире полного равноправия. Мы капитулировали и покинули Аувесвайн, собрав оставшихся жителей со всего Дариара. Дальмира стала нашим единственным убежищем, а ее магия, воздвигла стену, которую невозможно разрушить! — сейчас Лавинаэль вовсе не напоминал мне прожженного политика. Он сжимал и разжимал кулаки, а в глазах затухали отблески костров двухсотлетней давности. — Но этого людям показалось мало, и тогда они провели ритуал, который смог проникнуть сквозь, казалось бы, неуязвимые чары защищающего нас леса. Проклятье на всю нашу расу, в результате которого мы потеряли способность к деторождению. Мы оказались в ловушке собственного долголетия, и понемногу вымираем, а люди стерли любое упоминание о нас. Герцоги не стали мелочиться, и совместными усилиями смогли сотворить такой могущественный ритуал, влияя на разум всех жителей Дариара, что буквально через поколение никто не помнил о том, что существовал совет Пятнадцати, и что с людьми бок о бок жили в этом мире другие, более разумные, чем они создания. Но никто не говорит о том, что память о нашем роде была утеряна навсегда и правящие семьи не знают о нас, и не стремятся закончить начатое еще их праотцами. Защитный барьер падет ровно через семьдесят часов и тогда вы, люди, сможете доделать то, что не удалось сделать несколько веков назад. Нас осталось слишком мало, чтобы оказать должное сопротивление. Вы уничтожите любое упоминание о нас.
— Сомневаюсь, — прервал я его душещипательные речи, не веря ни единому его слову, понимая, что даже пытка изоляцией и тотальным геноцидом эльфийского народа со стороны людей Дариара не смогла выбить из них чувства превосходства над остальными, как и железобетонной уверенности в своей уникальности. Не нацисты в чистом виде, но что-то очень похожее, хотя к людям в данном случае тоже можно применить это понятие, но я не вижу всей полноты картины. Я так и не понял, что же произошло, кроме того, что эльфы так достали Совет, что их вышвырнули в эти леса и попросту про них забыли. — Никто даже не помнит о том, что существовали когда-то какие-то эльфы или как вы действительно себя называете. До вас нет никому никакого дела. А чтобы организовать чистку, необходима определенная подготовка, которую просто невозможно утаить, а в последние годы никто о грядущей войне не знает, собственно, как и о том, что вообще готовится хоть какая-то война, даже перспективная. Слухи о военном положении всегда доходят до простого люда куда быстрее, чем того хотел бы Совет.
— Ты не состоишь в Совете и много не знаешь, — он, прищурившись, на меня посмотрел. Похоже, Лавинаэль уже полностью очухался, если вообще действительно терял самообладание, и его горячность не была специально разыгранным передо мною спектаклем. — Ты зря думаешь, что мы слепы и не знаем, что происходит там, во Дворце Совета Аувесвайна, герцог. — Ну, вот как ему объяснять, что это последнее, о чем я вообще думал? — Мы знаем многое, и знаем про тебя и твою свиту. Но, чтобы надеть герцогскую корону, которая всего лишь символ, но без этого символа ты никогда не сможешь войти в Совет, тебе нужна армия, а нам нужно время, чтобы окончательно восстановиться от последствий той войны и предотвратить начало новой.