Дарий

– Хотел бы я знать, какой человек надоумил Дария пойти войной на скифов, – промолвил Мандрокл. – Похоже, персидский царь даже не догадывается обо всех трудностях этого похода. Только бы эти трудности не вынудили Дария повернуть назад.

– Этот человек пред тобой, Мандрокл, – Силосонт кивнул на Гистиея.

На лице у Мандрокла одновременно появились изумление и восхищение. Он, видимо, хотел выразить это также словами, но Гистией опередил его.

– Нелегко, клянусь Зевсом, изображать из себя друга персидского царя, в душе не питая к персам ничего кроме ненависти, – с тяжким вздохом произнес Гистией. – Но чего только не сделаешь ради благой цели! Ради того, чтобы избавить эллинов и карийцев от персидского владычества… Меня терзает то же самое беспокойство, Мандрокл, – продолжал хитрый милетский тиран. – Персидское войско – это огромная разноплеменная орда, не знающая твердой дисциплины. Эти вооруженные толпы с трудом преодолевают даже небольшие реки, а ведь у персов на пути будет Пропонтида и широкий Истр. Как бы царь Дарий не испугался этих трудностей. Среди его полководцев есть и такие, кто предпочел бы ограничиться завоеванием Фракии и Македонии вместо войны со скифами…

Гистией сделал паузу, затем вкрадчивым голосом предложил:

– Вот если бы ты, славный Мандрокл, возвел мост между Азией и Европой, это способствовало бы поддержанию решимости в Дарий добраться до скифских земель. Главное, нужно, чтобы персы непременно встретились со скифами!

Гистией многозначительно умолк, выжидающе глядя на Мандрокла.

– Я построю такой мост, – решительно промолвил Мандрокл. – Чтобы погубить Дария и его войско, я соединю Азию и Европу. Для этого мне потребуется триста палубных кораблей, очень много распиленной на доски сухой сосны и египетские канаты из белого льна.

– Все это будет тебе предоставлено, уважаемый Мандрокл, – сказал Гистией. – Будет в том месте, где ты укажешь.

– Я согласен также построить мост через Истр, – добавил Мандрокл, – чтобы Дарий без заминок и затруднений двигался навстречу своей гибели.

– О Мандрокл! – обрадовался Гистией. – Я велю воздвигнуть твою статую в Милете.

– Лучшей наградой мне будет известие о смерти Дария от скифских стрел, – сказал на это Мандрокл.

* * *

На другой день, взойдя на милетскую триеру, Мандрокл вместе с Гистиеем отплыл с острова Самос, держа курс на северо-запад. После нескольких дней плаванья триера вошла в пролив Геллеспонт.

Находясь на палубе с утра до вечера, Мандрокл внимательно осматривал скалистые берега Пропонтиды, прикидывая, где лучше всего возводить мост, который соединит Европу с Азией. Триера прошла на веслах Геллеспонт из конца в конец и направилась дальше к другому проливу – Боспору Фракийскому.

Боспор Фракийский [148] был значительно уже Геллеспонта [149] , зато берега его были еще более скалисты и неприступны.

Лавируя на триере от одного берега до другого, Мандрокл отыскал самое узкое место пролива. Ширина Боспора Фракийского в этом месте составляла всего три с половиной стадия.

148

Боспор Фракийский – древнее название пролива Босфор.

149

Геллеспонт – древнее название Дарданелл.

– Вот здесь и будем строить мост, – сказал Мандрокл Гистиею.

Был 514 год до нашей эры.

Глава шестнадцатая Шестьдесят узлов

Персидское войско подошло к Боспору Фракийскому в начале лета. К тому времени мост через пролив был уже готов.

Этот мост Мандрокл построил следующим образом. От одного до другого берега с небольшими промежутками, борт к борту, были установлены на якорях триста триер. Все корабли были скреплены между собой толстыми канатами, которые были туго натянуты с суши при помощи накручивания их на деревянный ворот. На канаты были уложены доски одинаковой длины, которые были крепко привязаны к поперечным балкам. После этого на доски разложили туго стянутые фашины и засыпали их землей. Землю утрамбовали и по обеим сторонам моста выстроили перила, чтобы вьючные животные и кони не пугались, глядя сверху на море. Дарий, осмотрев мост, остался весьма доволен им и осыпал Мандрокла столь щедрыми дарами, что привел того в смущение и полнейшую растерянность. Мандрокл, за всю свою жизнь не державший в руках больше мины [150] серебра, вдруг стал владельцем таких сокровищ, которые едва уместились на повозке.

150

Мина – мера веса (436 г). Также денежная единица у древних греков, из одной мины чеканили сто драхм, 60 мин составляли один талант.

Силосонт дружески шепнул Мандроклу:

– Ну вот, друг мой, теперь ты самый богатый человек на Самосе. А ведь тебе еще предстоит получить вознаграждение за мост, которым ты соединишь берега Истра.

– Все это золото не заменит мне жену и детей, – печально покачал головой Мандрокл.

Дарий, не заметив на лице у Мандрокла особой радости, спросил у Гистиея, почему у талантливого самосца столь мрачный вид.

– Неужели он остался недоволен моими дарами?

– Дело не в дарах, повелитель, – ответил Гистией. – Просто Мандрокл не может забыть, кем были убиты его жена и дети.

– И кем же они были убиты? – поинтересовался Дарий. Гистией, ничего не скрывая, поведал царю печальную историю семьи Мандрокла.

Дарий скорбно покачал головой.

– Можешь порадовать Мандрокла, Гистией. На днях умер Отана.

– Что?! Отана умер?! – Гистией переменился в лице. – Я же недавно его видел, он привел своих каппадокийцев для похода в Скифию. На вид Отана был здоров и крепок.

Дарий тяжело вздохнул.

– Все мы до поры до времени здоровы и крепки, Гистией. Все мы увлечены честолюбивыми и корыстолюбивыми порывами тоже до поры. И когда наступит эта пора расставания с бренной жизнью, никто из смертных не знает.

Смерть Отаны явилась для Дария тяжелым ударом. Царь потерял не просто друга, но одного из самых преданных полководцев. Владея Каппадокией на правах наследования, имея ряд привилегий по сравнению с прочими сатрапами, Отана тем не менее потратил несколько лет, завоевывая для державы Ахеменидов сопредельные с Каппадокией земли. Не кому-нибудь, а именно Отане поручил Дарий подчинить все греческие города на берегах Пропонтиды и на южном побережье Понта Эвксинского. Мудрость Отаны не раз прекращала склоки между Артафреном и греческими тиранами, поставленными персами у власти в недавно завоеванных эллинских прибрежных городах.

И вот Отаны не стало…

Правителем в Каппадокии стал Ариобарзан, сын Отаны, который, повинуясь воле Дария, в прошлом году совершил удачный поход на кораблях в далекую Тавриду. До этого никому из персов не удавалось пересечь Понт Эвксинский.

В свите Дария звучали угодливо-восторженные голоса, твердившие о том, что ныне свершается нечто великое. Азия идет походом на Европу под знаменами персидского царя! Царские приближенные затеяли новый подсчет войска, желая узнать, на сколько человек увеличилась его численность после того, как в него влились отряды фригийцев, карийцев, ионийцев, лидийцев, вифинян и каппадокийцев.

Выяснилось, что общая численность конных и пеших воинов составляет пятьсот тысяч человек. Собранный флот насчитывает семьсот палубных кораблей.

На азиатском берегу Пропонтиды были воздвигнуты два высоких обелиска из белого мрамора. На одном обелиске персидской клинописью, а на другом – греческими буквами были высечены названия всех народов, которых Дарий вел за собой.

День, когда персидское войско стало переходить по мосту через Боспор, выдался пасмурным.

Дарий сидел на троне близ одного из обелисков и равнодушно взирал на длинные нескончаемые колонны своего разноплеменного войска, которые проходили мимо, направляясь к мосту. На душе у царя было пусто.

Дарий никак не мог прийти в себя после внезапной смерти Отаны. К тому же солнце поутру так и не выглянуло из-за туч. А это, по словам жрецов-предсказателей, было дурной приметой. По сути, начинать переправу через Боспор именно сегодня было никак нельзя из-за этой дурной приметы. Однако и медлить тоже было нельзя, погода явно портилась, в любой момент мог налететь шторм и сломать мост, стоивший стольких трудов и времени. Поэтому Дарий приказал спешно перебрасывать войско на другой берег.

«Вот уже в который раз я поступаю, не считаясь с волей божества, – думал царь, успокаивая сам себя. – Что ж, великий замысел требует великой дерзости!»