Дарт Бейн 2: Правило двух

Бейн сидел у огня, ожидая ученицу и помешивая ароматно пахнущее варево в бурлящем котле. Он снял рубаху, взмокнув от жара летней ночи. В трепещущем свете языков пламени было заметно, что орбалиски начали разрастаться. Тот, что поселился на лопатке Бейна, уже добрался до бицепса и подбирался напрямую к локтю мускулистой руки, тогда как паразит на груди теперь обтягивал половину брюшных мышц и начал тянуться к горлу. Каждую из раковин по вертикали разделяли несколько узких полосок темно-розовой кожи, и девочка поняла, что в довершение к росту, паразиты делились и размножались.

Подавляя дрожь, Занна тихо окликнула темного повелителя:

– Я закончила с первым уроком, учитель.

Бейн опустил глаза на крохотного ника, забредшего в лагерь вслед за девочкой - прямое доказательство, что ученица верно выполнила задание. Занна проследила за его взглядом, и повернулась к зверьку. Тот глянул на нее и выжидающе пискнул. Девочка нагнулась, чтобы дать нику еды, и Бейн Силой свернул длинную, тонкую шейку зверька.

– Ты хорошо потрудилась, - чуть слышно произнес он, когда девочка в ужасе уставилась на крохотное тельце, подергивающееся возле ее ноги.
– Теперь брось его в котел.

Занне потребовалось какое-то мгновение, чтобы взять себя в руки и отрешиться от горя, грозившего поглотить все прочие эмоции. Она поняла, что Бейн, поручая ей задание, уже знал, что она привяжется к нику. Будь она поумнее, предвидела бы это, и сочла бы зверька лишь инструментом, - чем можно воспользоваться и затем выбросить за ненадобностью - не позволяя себе лишних эмоций. Боль, которую она чувствовала после смерти ника, была предупреждением - напоминанием о том, что она должна быть верна только учителю.

Занна подняла тельце зверька и поднесла к кипящему котлу. Бросая его в воду, она краем глаза следила за Бейном.

– Похоже, вы решили преподать мне сразу два урока, учитель.

Ответом Бейна была лишь мрачная улыбка…

– Рейна, - услышала она чей-то голос, перекрывающий рыночный гвалт. Ее звали по имени, которое она использовала на всех своих заданиях.

Через мгновение Занна разглядела в толпе Келад’дена, рукой подзывавшего ее на другой конец площади.

Хотя цветовая гамма кожного покрова тви’леков была довольно широка, Кел принадлежал к редкой когорте краснокожих литанов. Как и большинство литанов, он был неоспоримо красив. Кел был высок, широк в плечах, с плоским, упругим животом и идеально пропорциональными руками и ногами. Одет он был в обтягивающие черные брюки и просторную желтовато-коричневую блузу, наполовину расстегнутую и обнажавшую бугорки мускулов на груди и животе. Черты лица тви’лека были чувственны и идеально симметричны: нежные, полные губы и темные, горящие огнем глаза, в глубине которых можно было утонуть. Его плотные, красивые лекку обвивались вокруг шеи и плеч, соблазнительно спускаясь по блузе на обнаженную грудь.

– Рейна!
– крикнул Кел во второй раз, заставив сразу нескольких людей остановиться и с любопытством взглянуть на него.

Занна тихонько выругалась и быстро двинулась сквозь толпу в направлении тви’лека.

– Можно потише?
– прошипела она, подойдя ближе.
– На нас все смотрят!

– Пускай смотрят, - вызывающе бросил Кел, но все же сбавил голос.
– Они простолюдины. Их мнение - ничто для меня.

Кела взрастили общественное положение и привилегии. Помимо принадлежности к литанам, он происходил из семьи, что считалась знатью в касте воинов-тви’леков. Всю его жизнь его окружение напоминало ему о его исключительности; само собой, вырос он с осознанием того, что все остальные просто ничтожество.

Временами Занна восхищалась его врожденным высокомерием. Это был признак силы: Кел знал, что он лучше других, и не боялся это показать. Но в том же заключалась его величайшая слабость. Занна уже давно обнаружила, что Келом легко манипулировать как с помощью лести, так и взывая к его гордости и эго, и она ничуть не гнушалась пользоваться этим знанием во благо собственнго задания.

– Ты опоздал, - сказала она.
– Не люблю, когда меня заставляют ждать.

– Я вообще не должен был приходить, - огрызнулся Кел.

– Прости, - сказала Занна, прижавшись к нему и обвив руками его шею и плечи.
– Я уж было подумала, что ты нашел мне замену, - промурлыкала она.
– Если когда-нибудь увижу тебя с другой, вырву ей сердце.

Кел еще сильнее прижал ее к себе.

– Ты - лучшая награда для любого мужчины, - прошептал он Занне на ухо, от чего по коже у той пробежали мурашки.

Она чмокнула Кела в губы и вырвалась из его объятий.

– Не будем терять времени, - возразила она.
– Твои друзья уже ждут.

Облизав губы, словно смакуя вкус поцелуя, Кел кивнул и схватил ее за руку.

– Идем, - сказал он и потянул ее через толпу торговцев.

* * *

Когда сумерки поглотили лагерь на Амбрии, Дарт Бейн потянулся к крохотной хрустальной пирамидке, которую осторожно разместил на небольшом пьедестале в центре пустой палатки. Не спеша, он прикоснулся к ее холодной, безжизненной поверхности, и тут же отдернул руку, увидев вздрогнувшую кисть. Через секунду пальцы свело судорогой - острая боль пронзила руку от локтя до кулака. Проронив беззвучное проклятие, Бейн скрипнул зубами и закрыл глаза, пытаясь обуздать приступ.

Из-за орбалисков, полностью покрывших тело, он привык жить в состоянии бесконечной боли. Боль всегда была рядом, напоминая о себе глухим биением, ощущаемым где-то на уровне подсознания. Как правило, он мог заглушить ее, без видимых признаков снося муки инвазии. Но если он не проявлял осторожности - если пытался прыгнуть выше своей головы - физические аспекты брали верх. Дрожь в руке была предупреждением, первым признаком того, что он выходил за рамки болевого порога.

Уже три раза он пробовал создать свой голокрон, и каждое начинание оборачивалось неудачей. На сей раз, он был намерен победить. Бейн понимал, что одно неверное движение на данном этапе работы, и весь его труд, все годы подготовки, пойдут прахом. Также он понимал, что у него не остается другого выбора, кроме как найти способ разобраться с болью и продолжить работу.

Первую попытку он предпринял пять лет назад. Используя в качестве шаблона голокрон Фридона Надда, он воссоздал замысловатую матрицу кристаллических решеток и узлов, позволяющих хранить почти неисчерпаемое количество знаний в базе данных, настолько миниатюрной, что та умещалась на раскрытой ладони. Много месяцев ушло на то, чтобы собрать и вплести редкие кристаллы в волокна сложно построенной сети, и еще несколько недель на ювелирную и кропотливую подгонку деталей. Матрица, не соответствуй она чрезвычайно строгим параметрам, могла обрушиться, и Бейн провел сотни часов за тысячами тщательных, субатомных регулировок при помощи Силы, чтобы удостовериться в том, что каждая кристаллическая нить находится строго на своем месте.

Когда матрица внутри голокрона была готова, он с особым тщанием нанес на поверхность пирамиды древние ситские символы. Маркировка голокрона была частью могущественного ритуала, необходимого для поддержания стабильности матрицы после возбуждения ее энергией темной стороны. Незнакомый с точным назначением и смыслом мистических иероглифов, Дарт Бейн и здесь использовал голокрон Надда в качестве образца, изучая узоры, высеченные на его поверхности, и затем старательно копируя их на собственное творение.