Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса

— Именно ты? — спросил Бейл.

— Именно я, дружок, — очень мягко ответила Мотма. Борск внезапно издал фырчание.

— Что? — спросила Мотма.

— А пару-тройку алиенов в аппарат? — мурлыкнул Борск. — Ближайшие советники, помощники. Чудо: единение вуки, ботанов и мон-каламари.

— Пожмём рыбкам плавники, — буркнул Бейл.

— Природный хищник обнимает природную добычу, — прищурил Борск глаза. — Но, ведь это бы пришлось сделать. Новая республика должна быть свободна от алиенофобии.

— Так вот ты куда метишь, котик, — без вопроса сказала Мотма.

— Пока я мечу лишь во внимательные слушатели твоего рассказа, — с горловым примурлыканьем ответил Борск. — Потому что прелестные мечты о власти пока остаются лишь мечтами.

— Я стала сенатором, — кивнула Мотма. — Достаточно быстро вошла в Совет Верных. Предварительно хорошо сошлась с влиятельными сенаторами, в первую очередь с Бейлом и Амидалой…

Краем глаза Борск заметил, как скис Бейл. Вдруг, внезапно. При одном упоминании имени Амидалы его вполне так пышущее здоровьем и лёгким загаром лицо вытянулось и приобрело зеленоватый оттенок. На несколько секунд. Затем оно вернулось к своему обычному здоровому и загорелому облику. Но несколько секунд — были. И Борск всерьёз озадачил себя мыслью: а что же было такого там, что при одном имени давно умершего сенатора господин Органа спадает с лица? Любовь? Борск принадлежал к виду, который изо всего спектра ощущений и чувств, сопровождающих сексуальное влечение, испытывал лишь сильное природную потребность в физическом контакте с противоположным полом в так называемый брачный период (или период течки, если называть вещи своими именами). В промежуток между оными он вполне мог оценить красоту и гладкость шкурки какой-нибудь ботанки, её грациозность — с тем, чтобы не метить себе партнёршу на следующий период. Но любовь… Глядя на людей в период их так называемой влюблённости, он однозначно относил их к больным или помешанным. Они становились нервными, иррациональными, дёрганными, переходили за одну минуту от слёз к смеху и наоборот. Эмоционально неустойчивые, зацикленные на каком-то ординарном представителе их вида так, что становилось страшно за их психику. Это была болезнь, похожая на лихорадку, для которой сомнительным антибиотиком была лишь тесная близость с вожделенным предметом. Желательно весь цикл обращения планеты вокруг своей оси. А поскольку это было невозможно, начиналась ломка. Лихорадка, наркотическая зависимость, высокая температура, бред. Такой индивид сгорал, если не вылечивался. И при этом эти же индивиды на протяжении всего существования их вида воспевали данную болезнь как высшую ценность и счастье. Птьфу. Это заставляло задуматься об их эмоциональной полноценности. Или же — использовать их эмоциональную неполноценность себе на пользу. Влюблённый человек слеп, глух и страдает разжижением мозга. Интересно. Не это ли разжижение использовали неведомые друзья-союзники Мотмы?

Может быть. А может, и не это. Однако, при всём неуважении к людям в этом плане, Борск категорически отказывался верить, что спустя двадцать с лишком лет можно всё ещё испытывать к былой любви такое сильно чувство. Вплоть до позеленения лица.

— …после чего мнения разделились.

Он выхватил конец фразы, восстановив контекст. Внутренняя дифференциация в Совете Верных. По видению того, какова должна быть их политика в дальнейшем.

— Амидала была ставленницей и шпионкой Палпатина — до определённого периода времени, — продолжила Мотма. — Затем она всё более и более становилась недовольна им как по личным, так и по политическим причинам. Личное замешивалось на том, что слишком близким союзником канцлера стал её друг, тайный муж, Анакин Скайуокер. А ещё на том, что ей всё отчётливей казалось, что ею манипулируют. Она же хотела самостоятельности. Она становилась достаточно взрослой для того, чтобы перестать плыть в фарватере пусть самого гениального политика. Она хотела собственного дела. И в некотором смысле стала шпионкой у Палпатина в пользу нас. Меня, Бейла. И мы действительно участвовали в разработке и продвижении антиджедайской политики в жизнь. Это — в русле общей политики тогдашней республики и Палпатина. Но у нас на определённой стадии зародилась следующая мысль. Конечно, джедаи, как существа, обладающие паранормальными способностями, могут быть опасны. И да, мы знали, что руководство Ордена желает отнюдь не служения государству, а власти как способа обретения своих законных прав. Что они, со своей стороны, хотят провести некую интригу, которая позволит им получить правителя, настроенного к Ордену более чем лояльно. В общем, государство, в которой активной политической силой станет Орден, не входил в наши планы. Но в наши планы не входил и Палпатин, как глава государства. Палпатин вёл подпольную антиорденскую политику. Орден вёл подпольную антипалпатиновскую. И мы решили, что на скресте этих двух мы вполне сможем провести собственную интригу. Использовать Орден против Палпатина. Использовать Палпатина против Ордена. Замкнуть их друг на друге, а потом придти на место взрыва и…

— А более конкретно? — спросил Борск.

— Сейчас, — кивнула Мотма. — Я расскажу. Всё дело в том, что мы начали с ошибки. Я — начала с ошибки, — она посмотрела Борску прямо в глаза. — Я решила привлечь к нашей интриге Скайуокера…

— Пссс…

— Да. Я даже воображала, что нашла идеального союзника…

ГРАНЬ ТРЕТЬЯ Игры (тогда)

Анакин и Мотма

Это было организовано при поддержке Амидалы, после долгих и тщательно продуманных разговоров с нею.

А произошло просто.

Личный телохранитель канцлера в очередной раз пришёл в гости к своему другу сенатору — и застал у неё её подругу и соратницу по политическим делам. Какое-то время они разговаривали о последних новостях с фронтов Сената и войны. Потом Амидала, извинившись, вышла — а Мон и Анакин остались вдвоём.

Мотма непринуждённо улыбнулась Скайуокеру. Тот ответил ей вежливым взглядом. Форсьюзер, напомнила она себе. Чувствует. И очень хорошо, что тебе почти не надо ему лгать.

— Господин Скайуокер, — сказала она, — у меня к вам дело.

Тот кивнул, спокойно. Продолжал смотреть. С этим — хитрости не пройдут. Запутаешься. Останешься в накладе. Пожалуй, она не обладает ещё тем уровнем манипуляторских навыков, чтобы привлечь его обходными путями в интригу. Надо идти — почти напролом.

Мысли пробежали змейкой и определили с тактикой.

— Я могу задать вам некоторые вопросы — и быть уверенной, что это останется между нами?

Тот неожиданно усмехнулся:

— Почему нет? Разве вы только не будете спрашивать меня, как я отношусь к свержению законной власти.

— Гм, — сказала Мотма.

Тот внимательно посмотрел ей в глаза.

— Гм?

— Хотела бы я знать, — произнесла Мотма, — насколько хорошо вы понимаете значение слова: законная власть.

— Достаточно неплохо, — усмехнулся ей человек. — Я ей служу.

— В лице канцлера?

— Именно.

— Власть, которой сейчас обладает канцлер, законна, — согласилась она. — Поскольку это подтверждено Сенатом. Неограниченные полномочия он получил путём демократического голосования.

— Воля Сената — закон, — кивнул Скайуокер. Казалось, он забавлялся.

— А давайте представим себе такую ситуацию, — Мотма говорила лёгким тоном, будто не всерьёз. — А если Сенат инициирует роспуск Ордена? И истребление всех джедаев? То что?

— Для меня это решение будет крайне обременительно, — ответил Скайуокер. Две смешинки в серых глазах. — Но оно будет законно.

— Именно, — энергично кивнула Мотма, подавив в себе секундную растерянность. — Сенат состоит из несовершенных существ. С их собственными страхами, фобиями, слабостями. Каждый из них подвержен манипуляции. И воля Сената может сделать законными воистину страшные вещи.

— Например, истребить всех джедаев?

— Вы шутите?

— А вы так беспокоитесь за джедаев?

— Я беспокоюсь за вас.

— Польщён.

— С корыстной целью, — улыбнулась Мотма.

— Польщён вдвойне — меня оценили.

— Не могу понять — вы издеваетесь?

— Нет. Я тоже пытаюсь понять. Вас.

— Фобия против джедаев в Сенате растёт, — сказала Мотма.

— Знаю.

— И этот процесс… раздувает ваша покорная слуга и её соратники — по прямому указанию Палпатина.

Человек напротив внимательно и задумчиво смотрел на неё.

— Особые функции Совета Верных? — усмехнулся он. — Почему вы мне это говорите? — спросил он мягко.

— Потому что вы… не джедай. Не орденец в полном смысле.

— Информация от Амидалы? — спросил он.

— Не судите её, она…

— Я не сужу. Я спрашиваю.

— Да, от неё. Но она не прямо и невольно… А кое-что и так видно.

— Значит, плохо работаю, — заключил он.

— Нет, хорошо, но… Орден сам виноват, заостряя внимание на своём с вами конфликте. Это становится видимым со стороны.

— А.

— Я рискну, — сказала Мотма, и в этот момент она действительно чувствовала, что рискует, — и спрошу вас о достаточно серьёзном. Вы связываете ваше будущее с Орденом?

— Нет.

Она взглянула в его глаза, резко перевела дыхание.

— Я вас напугал? — спросил он.

— В политике нет пощады.

— В жизни вообще нет пощады, — он смотрел на неё. — Вопрос в том, ставите ли вы знак равенства между форсьюзером и джедаем.

— Нет, — ответила Мотма. — Именно поэтому я хочу предложить вам союз.