Дары инопланетных Богов
Шрифт:
И вот тогда перед ними возникла молодая женщина с молодым же мужчиной. Они появились на набережной аллее, почти безлюдной и мало освещённой. Но казалось, что сама река излучала свет, рассеивая насыщенную темень ночи вокруг. Женщина была в тёмном узком и длинном платье, так что напоминала изящную амфору. Высокая причёска была увита блестящими нитями бус, а на шее на кручёном шнурке висел и переливался густо-фиолетовый шарик размером со сливу. Может, и не фиолетовый, но отблеск от него был именно фиолетовый, когда синеватый свет от фонаря упал на неё. Платье точно было чёрное. Он не сразу узнал Нэю, поскольку не ожидал такой её худобы. Ведь она запомнилась очаровательной и ладной, но пышечкой. А тут стройная миниатюрная реальная аристократка из местного сообщества,
— Желаю вам отрадных минут в праздничную ночь! — сказал он обычную фразу вежливости, принятую здесь.
— И вам также! — отозвался телохранитель. А сама дама стояла и ширила глаза, как будто вот сейчас на неё и нападут беспощадные убийцы. Так ему показалось. Он продолжал не узнавать её, поскольку в ней не было ничего похожего на ту девочку из прошлого, о которой он только что грезил за столиком в доме яств, сидя рядом с Ласкирой. Как будто кто-то взял и исполнил его пожелание и вызвал её из тьмы неизвестности, поставив её перед ним на чисто случайной тропе. Ведь прогулка была вполне себе бесцельная.
— Отрадных вам мгновений, госпожа Нэя-Ат! — вдруг раздался охрипший голос Чапоса. Видимо, от внезапного волнения охрип. — Едва узнал вас…
— А что? — взвилась вдруг она, тараща глаза, — Сильно постарела?
— Что вы, госпожа! Только краше стали, — но тут Чапос врал. Сильные изменения её внешности явно не украсили её, а заметно умалили былое непобедимое очарование. Став строже и резче своими чертами, она отчасти утратила своё воздушное мягкое свечение, всю ту волшебную неуловимость, когда хочется смотреть безотрывно, в стремлении уловить, присвоить и впитать в себя как нечто самое насущное, безмерно обогащающее. Фигура, пожалуй, постройнела, а так… хмурая особа с холодным высокомерием взирающая на наглых и ненужных ей прохожих, посмевших сунуться с разговором.
Сказать, что Чапос опознал её не сразу, это мимо истины. Чапос и не забывал о ней никогда, и её столь радикальное изменение из прежней девочки в горделивую женщину для него ничего не значило. Чапос, если можно было бы перевести его состояние в визуализацию, пошёл волнами от своего основания — широченных стоп до гребнистой своей макушки. И поражённого этой незримой волной, ударной, идущей от Чапоса, Рудольфа пронзило тем же сильнейшим током от её узнавания. Незнакомка с умопомрачительной талией, высокой грудью, белеющей в глубоком декольте, с неожиданной и вызревшей женственностью, — чей аромат он уловил и на стадии предшествующей такому вот ошеломительному её расцвету, — принадлежала некогда ему? Вернее, могла бы принадлежать… Даже полумрак не мог наложить своих теней на белизну её шеи, открытых рук и лица. Он заметно отпрянул от неё и не знал, что сказать и что сделать дальше.
— Я вас не узнал, — пробормотал он.
— А — а, — протянула она, разыгрывая безразличие, — да. Я тоже с трудом вас узнала. Кажется, мы как-то встречались с вами в доме вашей жены. Нет?
— Встречались. Как-то, — ответил он, и вдруг стал напирать на эту редкостно фактурную, да бездарную актрису. — Как-то, где-то, иногда, но когда и где, а главное, с какой целью мы встречались, да ещё раскатывали по окрестным полям и дорогам на какой-то машине бродячих актёров? — он мгновенно забыл о своих провожатых, как и о телохранителе «госпожи Нэи-Ат», так и не проявившемся толком из темноты. Рудольф был охвачен вовсе не радостью, а злостью от всех причин сразу. Что она ломается, что рядом с нею торчит какой-то невнятный телохранитель, а рядом с ним Ласкира и Чапос. В такой ситуации разговора и не могло получиться.
— Вы из бродячего театра? Вы — актёры? — продолжала ломаться «госпожа» Нэя-Ат. Только ночь и могла смикшировать её чрезмерную бледность от потрясения
на грани обморока.— Ну да! Мы бродячие акробаты, — ответил он. Чапос заржал изящным конским ржанием. Ласкира звякнула звонким колокольчиком.
— А вы что же, искупаться тут решили? Можем составить вам компанию, а то очень уж душно и жарко…
Он хотел только одного, чтобы посторонние исчезли, как исчезают в шляпе фокусника кролики и морковки, чего произойти не могло, поскольку все факирские чудеса, похоже, остались в прошлом. Но её исчезновения он вовсе не хотел. Он хотел лишь прикоснуться к её талии и к шарику на шее, похожему на детскую погремушку и уже не контролировал собственных рук, обхвативших хрупкую женщину. Она тоже, но вряд ли и осознанно, подалась ему навстречу, ответно прижалась…
Телохранитель переминался с ноги на ногу и что-то нечленораздельно промычал. Было ясно, как хочется и ему искупаться, — Душно-то как. Может, окунёмся? Народ, смотрю, весь берег собою заполонил…
— Вы издеваетесь? — спросила она. — Тут очень глубоко, а берег тут грязный, не расчищенный для купания. Да и не купаюсь я…
— Заодно с толпой простонародья, — закончил за неё Рудольф. Вдалеке слышно было, как люди купаются в реке, — жизнерадостно гогочут мужчины, истерично визжат женщины. От глади реки голоса отскакивали в фиолетовое небо и уже оттуда сыпались осколками на тёмные берега вместе с далёкими фейерверками.
— Каково здоровье честного и высокородного господина Тон-Ата? Уверен, Надмирный Свет не оставляет его своими дарами, — прохрипел Чапос, проявив себя повторно из своей темени. Тем самым он давал понять Рудольфу, что с встреченной «госпожой Нэей-Ат» подобным фамильярным образом общаться нельзя.
— А чего? — обернулся к нему Рудольф, — Разве такой дивный и всенародный праздник всех не уравнивает хотя бы на одну ночь?
— Я не приучена купаться с бродягами, — процедила она высокомерно. Конечно, она имела в виду Чапоса и ту, кого так и не смогла рассмотреть, а вовсе не Рудольфа. Она также страдала, что они встретились тут не наедине, как ей тоже мечталось!
— Да ну! — засмеялся он. — Значит, былые приключения с бродягами забыты?
— Не понимаю, о чём вы… — она теребила свой шарик и тщилась дать ему понять, что тут не место и не время для выяснения отношений. Поскольку они не одни. Её глаза набухали слезами отчаяния. Но где было такое место и время? Если, уйдя каждый в свою сторону, они могут не встретиться уже никогда? Она каким-то образом отцепила шарик от шнурка и протянула ему.
— Я тут вспомнила, как вы собирали различные артефакты, оставшиеся от древней цивилизации и вот… — шарик переливался даже в полумраке, улавливая в себя скупой отсвет неба, блики редких фонарей, подвижное мерцание реки.
— Я? — искренне не понял он. — Да когда? Вы меня с кем-то спутали.
— Ну, так передайте своему хорошему знакомому, который и собирает такие вот диковинки. Мой муж обещал ему нечто подобное, да так и не сумел передать…
— Моему знакомому? Какому?
— Ар-Сену.
— Арсений-то причём? Откуда… — он почти прижался к ней вплотную. — Разве ты его знаешь? Знала?
— Нет. Муж рассказывал…
— Об Арсении?
— Госпожа, — вмешался телохранитель, — ваша бабушка ждёт нас в условленном месте. Мы не должны задерживаться. Мы и так нарушили её распоряжение не гулять так долго, да ещё в толпе…
— Мы и не гуляем в толпе! — прикрикнула она на телохранителя. — Могу я поговорить со своими знакомыми?
— Нет! — ответил телохранитель жестяным голосом. — Было поручено, никого и близко к вам не допускать. Я и так пошёл у вас на поводу.
— Она разве заключённая? — спросил Рудольф, смягчаясь к ней и пробиваясь навстречу к её взбудораженным чувствам, веря и не веря, что эта женщина — прежняя Нэя. — Ты лишь тупой охранник, а не её господин!
— В сторону! Освободите путь! — рявкнул телохранитель, и безмолвная Ласкира явно его испугалась заодно с Чапосом. Она ойкнула, а Чапос неопределённо хрюкнул или кашлянул, что неважно. Лакскира схватила Рудольфа за руку, — Прошу, пойдём от них!