Дары ледяного неба

Телохранители покойного Сантьяги по-прежнему стояли, образуя правильный круг, внутрь этого круга постепенно оседали останки Того, Кто Грянул. Руки, фрагменты туловища и отрубленная голова уже лежали на дно, а лепестки мантии еще опускались, колеблемые течением. Пройдет несколько минут, плоть травоеда наполнится пузырями смерти, и Сантьяга отправится в свое последнее путешествие. Интересно, какая посмертная судьба уготована тому, чье тело попадает в страну мертвых не единым куском плоти, а в виде множества мелких фрагментов?

Дейкстра вспомнил, как Роланд обещал леди Джейн позаботиться о Сантьяге. Строго говоря, Роланд действительно позаботился, Сантьяга действительно занял подобающее место в травоедском обществе, вот только оно оказалось совсем не тем, которое подразумевала Джейн. Интересно, можно ли считать, что Роланд нарушил обещание, данное творцу вселенной, вещавшему антенной пророчествующей матери? И творец ли вещал этой антенной? Если не знать заранее, что пророчества матерей носят божественную природу, можно подумать, что разум не вполне вернулся к леди Джейн, что она сама не понимала, что говорит. Но если знать все предания…

В этот момент в голове мудреца сформировалась мысль, которая его испугала. Он привык полагать древние предания истинными, но что, если они лгут? Если человеческий род вовсе не сотворен всемогущим всеблагим Джа, а возник сам по себе, если Джон и Дейзи были порождением не Джа, а каких-то диких полуразумных существ, наподобие длинноруких великанов? Если в преданиях нет сверхестественных откровений, а есть только знания, которые мудрецы прошлого передавали будущим поколениям в такой необычной обертке? Если во всех чудесах, описываемых в преданиях, нет ничего чудесного, а есть только умолчания, преувеличения и кое-где прямая ложь, добавленная для красоты повествования? Что, если жизнеописания древних героев возникали примерно так же, как из антенны Дейкстры вышло повествование о подвигах Роланда? Дейкстра обдумывал эту идею и так, и эдак, и не находил в ней внутренних противоречий. Только одно соображение мешает принять ее сразу и целиком. Непонятно как жить, если нет воли и заветов Джа, если ничто не придает смысл однообразному существованию, тянущемуся изо дня в день, из поколения в поколение.

– О чем задумался, Дейкстра? – спросил Роланд.

– Кажется, я понял, о чем думал Ахо Мудрый, когда говорил, что во многих знаниях много печали, – ответил Дейкстра.

Роланд непонимающе хмыкнул. Дейкстра не стал ничего объяснять. Незачем делить свою печаль с другом, она от этого не уменьшится.

– Однако надо довести дело до конца, – сказал Роланд и завопил, обращаясь к травоедам внизу: – Эй вы, придурки! Кладите камни-василиски на землю и убирайтесь прочь, пока живы! И не попусти Джа кому-нибудь прибрать камень с собой, зарублю на месте!

Травоедов не пришлось долго упрашивать, приказ короля они выполнили мгновенно и точно. Тринадцать камней-василисков лежали на песке, образуя правильный круг, а воины-травоеды, только что угрожающе направлявшие их в небо, разбегались со всех рук в разные стороны. Гм… воины-травоеды… подумается же такое…

– А может, порубить их всех? – задумчиво произнес Роланд, обращаясь непонятно к кому. – Чтобы неповадно было рассуждать о всяких правах общечеловеческих. Чтобы знали свое травоедское место и даже не думали противиться королевской власти.

– Не надо, Роланд, – сказала Зорька. – От тебя и так слишком много крови и смерти. В преданиях тебя будут звать Роланд Убийца. Или даже Роланд Барракуда.

Дейкстра вздрогнул от этих слов, на миг ему представилось, как Роланд выхватывает меч, бросается на Зорьку… Протосфирену-то он зарезал обычным каменным ножом…

Роланд бросил на Дейкстру быстрый взгляд и нервно хихикнул.

– Ты поосторожнее, Зорька, – сказал он. – Не пугай нашего мудреца, а то помрет раньше времени, а ему еще предания про меня сочинять. А ты, Дейкстра, зря пугаешься, я не настолько глуп, чтобы обижаться на правду. Хотя это не совсем правда. Какая из меня барракуда? Я скорее протосфирена, чем барракуда. Меня можно бояться, можно ненавидеть, но нельзя презирать. Я слишком серьезный противник, чтобы меня презирать. Со мной надо считаться.

Произнося эту речь, Роланд говорил совершенно спокойно. Но когда он закончил говорить, он внезапно осознал, что в произнесенных словах куда больше правды, чем ему бы хотелось. Он действительно убийца, жестокий хищник, и неважно, с кем будут сравнивать его люди – с великолепной протосфиреной или отвратительной барракудой. Он никогда не узнает этого, потому что лицом к лицу его будут называть королем, ему будут оказывать подобающие почести, но Роланд всегда будет знать, что за внешним уважением прячется затаенный ужас. Никто не помыслит о Роланде как о друге, ни один юноша никогда не подумает "хочу быть как Роланд", его будут бояться и ненавидеть, и эту ненависть не преодолеть. Потому что убийца стольких людей заслуживает только ненависти. И неважно, что он никому не желал зла, неважно, что он просто спасал будущее своих детей и своих друзей. Джа давал ему знаки, а он исполнял предначертанное, проходил испытания, и каждый раз надеялся, что очередное испытание станет самым последним и самым страшным, что ничего более ужасного не может быть просто потому, что так не бывает. И когда он закончил убивать всех этих рыцарей, когда он почувствовал, как человеческая кровь пропитала его жабры и впиталась в его кожу и его присоски, тогда он решил, что прошел череду испытаний до конца. Наивный! Он не знал, что есть вещи, куда более страшные, чем осознание совершенных тобой преступлений. Например, когда ты предаешь и убиваешь единственного травоеда, которого уважал. Или когда в облике и жестах тех, кого ты раньше считал друзьями, начинает проявляться плохо скрываемое отвращение. И тогда ты понимаешь, что у тебя никогда больше не будет друзей, ты надеешься, что это испытание уж точно последнее, но куда там…

– Разомну-ка я мантию, – сказал Роланд. – Не сопровождайте меня, мне нужно поплавать в одиночестве.

Он боялся, что его голос дрогнет и непроизвольно отразит ту бурю чувств, что бушевала в его мозге. Но голос прозвучал спокойно и уверенно, как будто все происшедшее в последние часы не оставило следа в мозгу того, кого называют героем. Так и подобает говорить и действовать настоящему правителю, суровому и справедливому, никогда и никому не показывающего ни страха, ни тоски, ни внутренних колебаний. Пусть его считают безжалостным и бесчеловечным, так даже удобнее. Воля Джа исполнится в любом случае, но, Джа свидетель, Роланд никогда не желал, чтобы она исполнилась именно так.

Размышляя таким образом, Роланд поднялся на вершину большой рыцарской скалы и отыскал расщелину, в которой он прятался, раненый, в ожидании неминуемой смерти. Забрался в нее, убедился, что никто не видит его, и дал волю своим чувствам. Но очень осторожно, без громких воплей, чтобы никто не узнал, что безжалостный властитель тоже умеет плакать.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ПОСЛЕДНЕЕ ИСПЫТАНИЕ 1

В далеких-далеких водах, у далекого-далекого вулкана испокон веков жили другие люди, очень похожие на настоящих. Были среди этих людей рыцари и травоеды. Рыцари охотились на тунцов и кефалей, а травоеды собирали пленку и веревки в своих травоедских садах. Те другие люди тоже чтили память предков и заветы Джа, и жизнь их текла плавно и размеренно, и на протяжении многих поколений не происходило в их жизни ничего интересного.

Правил тем племенем король по имени Дуайт, и был у него брат по имени Роланд. Дуайт был мудр и справедлив, а Роланд – силен, храбр и удачлив. Однажды ехал Роланд по своим делам на акуле по имени Росинант, и заметил протосфирену, хищно рассекающую холодные воды. Не убоялся Роланд протосфирены, а направил акула в ее сторону, зашел с хвоста, прыгнул ей на спину и распорол жабры каменным ножом. И срезал Роланд с протосфирены оба костяных меча, и один взял себе, а второй вручил своему брату Дуайту. Первый из этих мечей ныне принадлежит мне, а второй Роланд подарил рыцарю Ахмеду.

Дейкстра сделал паузу в рассказе и продемонстрировал зрителям свой меч.

– А я свой меч с собой не взял, – виновато произнес Ахмед. – Однако он хранится в пещере и любой желающий может осмотреть его, пощупать…

Дейкстра остановил его повелительным жестом и продолжил:

– И случилось так, что подвиг Роланда привлек внимание самого Джа, наблюдавшего за океаном из небесного дворца Импала. И сказал тогда Джа:

– Воистину, этот рыцарь особенно храбр и заслуживает особого дара.