Давай никому не скажем

— Яна Альбертовна, вас там к телефону, завуч передал, — заглянул в кабинет запыхавшийся первокурсник и, хлопнув дверью, резво убежал.

Странно, кому это я понадобилась? В душе поселилось нехорошее предчувствие. Ника? Мама? Тимур? Кто?

Побросав все тетради, сорвалась с места, и побежала в учительскую. Не обращая внимания на коллег, кинулась к пузатому дисковому аппарату. Трубка лежала на рычаге.

— Кто трубку положил?

— В смысле? Она и лежала, — непонимающе отозвалась Антонина Ивановна.

— Мне передали, что меня позвали к телефону!

— Да никто не звонил, я тут всё время сидела, — пожала плечами она.

— Ошиблись, наверное, — пробормотала под нос, и поскорее ретировалась, чтоб не выставлять себя ещё большей дурой.

Что за розыгрыш? Кому это было нужно?

Разозлившись ни на шутку, ускорила шаг, торопясь обратно к своей незавершенной работе.

Войдя в кабинет увидела, что ребята уже начали заполнять аудиторию. На столе лежала початая коробка конфет, стопка тетрадей валялась как попало — видимо, кто-то искал свою. Быстро приземлившись на обшитый коричневой тканью стул, сразу же ощутила что-то под пятой точкой. Что-то выпуклое и мягкое. Незаметно провела ладонью между юбкой и оббивкой и взглянула на руку: пальцы были измазаны вкуснейшими бельгийским шоколадом с ореховой крошкой. Моя юбка!

Окинув взглядом собравшихся ребят, и убедившись, что никто не обращает на меня особого внимания: что-то болтают друг с другом, пересмеиваются, шуршат конспектами, — быстро поднялась и, прикрыв журналом пятно, побежала в служебный туалет.

Да что же это такое? Кому понадобилось так зло надо мной подшутить? А может, я сама случайно обронила, когда вставала? Или кто-то из ребят, когда искали свою тетрадь?

Да какая теперь разница, главное, что уже скоро урок, а я с коричневым пятном на пятой точке!

Открыв ледяную воду, сняла юбку, и начала застирывать пятно шоколада бруском потрескавшегося хозяйственного мыла. Грязное пятно почти исчезло, но теперь юбка стала наполовину мокрая, сильно выделяясь по цвету. От злости и бессилия хотелось плакать, но дать волю чувствам было нельзя — если ещё и тушь размажется, это будет полный провал!

Одеревеневшими пальцами отчистила остатки шоколада и, встряхнув юбку, уже было собралась надеть, как вдруг дверь туалета резко распахнулась: Денис Павлович, несколько раз моргнув, издал короткое «ой» и быстро захлопнул дверь.

Господи, только этого мне не хватало! Какой позор! Видимо, я так торопилась, что забыла закрыть за собой шпингалет. Всё как будто назло, как будто специально!

Предательские слёзы всё-таки навернулись на глаза, но из последних сил удалось сдержаться. Может, он не успел ничего разглядеть… Хотя, кого я обманываю? Он пялился на мою задницу без юбки, это ли не провал?

Прозвенел звонок, торопливый топот ног и звонкие голоса студентов постепенно стихли. Ещё совсем недавно шумный коридор погрузился в тишину.

Юбка выглядела ужасно: мокрая ткань чуть растянулась и на месте интенсивного трения слегка посветлела. Но выбора не было, не идти же на урок в чулках! Не без труда натянула противную холодную ткань, схватила едва не забытый в спешке журнал, и резко дёрнула на себя дверь, в надежде, что завучу хватило ума и тактичности убраться.

Дверь не поддалась. Заперта.

Подергав ещё несколько раз, убедилась, что ошибки быть не может: кто-то закрыл дверь снаружи.

Неужели Денис Павлович на автомате защёлкнул задвижку?

Урок шёл уже несколько минут, и я молилась только лишь о том, чтобы Курага ещё не пришла.

Робко позвала:

— Есть кто-нибудь рядом? Откройте!

Ответом мне была лишь тишина. Начала стучать в дверь, сначала тихо, потом всё громче и громче.

Черт возьми, куда все подевались? Ни одной живой души!

Туалет находился в конце коридора, рядом лишь закуток уборщицы и технический кабинет с садовым инвентарём, сломанными партами и пыльными рулонами плакатов. Но неужели никто не пройдет мимо? Не услышит стук?

— Лю-юди! Денис Павлович? Кто-нибудь!!!

Может, лучше открыть окно и позвать кого-то снаружи?

Выглянув сквозь запылившееся стекло на улицу, увидела лишь рассеивающийся утренний туман и ни единой живой души. Старые пожелтевшие клёны склонялись под порывами ветра.

Я ужасно замёрзла, холодные капли с юбки противно стекали по ногам. Нужно что-то делать, звать громче в конце концов!

Подойдя к двери, забарабанила со всей силы, срываясь на крик:

— Помогите! Помогите! Кто-нибудь!

— Да что случилось? А я слышу, кто-то кричит, а где — не пойму, — сухенькая уборщица тётя Тоня открыла дверь, и посмотрела на меня как на умалишённую.

— Спасибо, спасибо вам! Я тут… была, а кто-то запер дверь снаружи на шпингалет…

— Да не заперта она была! Просто ручку надо было повернуть. Вот так, — уборщица принялась демонстрировать, как работает замок.

— Она была закрыта! Я пробовала. Она точно была закрыта!

Всё походило на какую-то нелепую комедию. Неужели я ломилась в открытую дверь? Не может этого быть. Значит, кто-то незаметно её открыл и ушёл! Я же не сумасшедшая!

Тётя Тоня принялась что-то доказывать, но я её уже не слушала — побежала на урок, не теряя надежды, что директрисы ещё не было в кабинете. Но, как моему несчастью, она там была.

Сцепив пальцы в замок, Курага важно проходилась между рядами, а увидев меня, остановилась и окинула стальным взглядом. Задержавшись на мятой мокрой юбке, медленно подошла ко мне и, молча взяв за локоть, вывела из кабинета.

Как провинившуюся школьницу! На глазах моих студентов!

— Яна Альбертовна, я не знаю, что должно было произойти, чтобы вы смогли оправдать этот форменный беспредел! Это же уму непостижимо! — процедила она громким шепотом.

— Эмма Валентиновна, я всё объясню! Пожалуйста, выслушайте! Сначала мне позвонили, а оказалось, что никто не звонил. И пока меня не было, кто-то подложил на мой стул конфету…

— Которые лежат на вашем столе.

— Которые лежат на моём столе… — повторила, чувствуя, как краснею. — Но я положила их ещё до урока. Говорю же: меня позвали к телефону, я всё бросила…

— А где вино? — снова перебила она.

— Какое вино?

— Ну конфеты же вы для чего-то достали. Или чем вы там закусываете.