«Давай полетим к звездам!»

– Нет такого желания, - с хрустом потягиваюсь и поворачиваюсь к нему.
– Сегодня я не лунный Ботвинник.

Я почти все время выигрываю у Олега, и он в шутку называет меня “чемпионом Луны”.

Макарин присаживается на стул около письменного стола, и чуть прищурившись, смотрит на меня.

– Что-то мне не нравится твое настроение, Лешка. Что-то ты какой-то задумчивый.

– Это ценное наблюдение относится только к сегодняшнему дню или носит общий характер?
– вкладываю в ухмылку хорошую дозу сарказма.
– Психолог доморощенный...

– Психолог - не психолог, а отличить Леонтьева в нормальном состоянии от сегодняшнего пока еще могу, -парирует Олег.

– С Луны ты вернулся другим. Жестче стал, что ли... И еще у тебя чуть ли не с первого дня после посадки кислое настроение.

– Устал, - пожимаю плечами.
– И потом... Луна меняет человека... Первая высадка на Луну - это, знаешь ли, не фунт изюма!

– Врешь, - уверенно констатирует Макарин.
– Если бы я тебя, черта блондинистого, не знал, может быть, и поверил бы. А так - нет! Врешь.

– Вру, - капитулирую со вздохом.
– Потому что есть парочка дурацких мыслишек, от которых никак не могу избавиться.

– Поделись, вместе будем избавляться.

Он пристально смотрит на меня. В глазах твердость и уверенность.

– Добро, поделюсь, - переворачиваю лист бумаги с недорисованной стыковкой, беру с подоконника карандаш, пододвигаю еще один стул и сажусь за письменный стол рядом с Макариным:

– Ты не заметил, что мы участвовали в очень странном космическом полете?

– Настолько странном, что тебя даже высадили из корабля на Луну!
– Макарин хохочет.
– За безбилетный проезд, наверное?

– Балбес, - ругаюсь беззлобно.
– Будешь слушать или хохмить?

Улыбка моментально слетает с лица Олега.

– Я весь внимание, Леша.

Несколько секунд смотрю на чистый лист бумаги, соображая, с чего начать разговор. Сумбур в голове полнейший. Наконец, решаюсь:

– Начнем с того, что мы имели серию практически безаварийных космических полетов со дня старта на орбиту Юрия Гагарова и по сей день. Никто из наших ребят не погиб ни при подготовке к полету, ни в космосе.

– Ну, не такие уж и безаварийные были у нас полеты, -Макарин, не соглашаясь, трясет головой.
– Вспомни “Восток-3”, старт Гриши Нелюбина. Отказ третьей ступени, корабль падает в тайгу.

– Но Григорий остался жив. Сломал ногу, лечился долго, но сейчас уже снова на летной подготовке. Так?

– Так, - вынужден согласиться Макарин, но сдаваться в споре в целом он не собирается, и выбрасывает еще один козырь:

– А твой первый полет? Когда отказала автоматика на спуске, и Пашка Белянин сажал “Восход” на “ручняке”?

– Мелочь, - отмахиваюсь я.
– Один из штатных режимов посадки.

Макарин морщит лоб, пытаясь вспомнить еще какую-нибудь аварийную ситуацию во время наших полетов, но, в конце концов, разводит руками:

– Ну, все... В остальных полетах действительно ничего серьезно не ломалось.

– И как ты, инженер, это объясняешь?

– Высоким техническим уровнем нашей космической промышленности, - Олег улыбается.
– Растущей культурой производства и надежностью испытательной базы...

– Передовицы в “Правду” писать не пробовал? Вполне бы могло получиться... Ты вот что скажи, дорогой товарищ инженер, куда эта культура производства и надежность техники девались при подготовке нашего полета?

– Э... Что-то было не так?

– А ты не заметил?
– ухмыляюсь язвительно.
– Например, во время запуска?

– Сначала отказ двигателя, а потом пожар на первой ступени ракеты?
– вспоминает Макарин.
– Ну, да... Это было.

– Номер один и два, записываем, - пишу жирные единицу и двойку на листе бумаги.
– Две аварии на участке выведения. Заметь, дорогой мой инженер, при всех предыдущих пусках “Ленина” не было ни одной - ни единой!
– неисправности.

– Ну, знаешь, Лешка, такое тоже случается. Не все же коту масленица.

– Согласен, - киваю я.
– По теории вероятности могла произойти любая авария даже на тысячекратно испытанном изделии. А у нас - новая ракета-носитель.

– Вот-вот, - подхватывает радостно Олег.
– Вот эта неисправность и вылезла в самый напряженный момент полета...

– Ага, вот только причины отказа двигателя и пожара на первой ступени конструкторы с испытателями до сих пор объяснить не могут.

– Бывает, - Макарин снова разводит руками.
– Техника у нас - сложнейшая. Не все неисправности видно с первого взгляда. Покопаются - найдут...

– Вполне может быть, что отыщут. Только хочу тебе напомнить, что если бы не своевременное вмешательство Королевина, лунная ракета рванула бы как хороших размеров бомба. И мы не то что к Луне бы не слетали, а и косточек своих бы не собрали!

– Тут я с тобой полностью согласен. Если бы не Сергей Павлович...

– Кстати, о Королевине, - перебиваю я.
– А тебе не показалось, что он слишком быстро среагировал на аварию? Как будто заранее знал, что в конце работы первой ступени случится пожар...

Макарин смотрит на меня расширившимися глазами, потом фыркает:

– Лешка, ну ты и злодей! Да Сергей Павлович просто настолько хорошо знает нашу технику, что просто спрогнозировал развитие аварийной ситуации! Такой вот молниеносный прогноз, понимаешь? Спрогнозировал и отдал команду на досрочный запуск двигателей второй ступени.

– Ладно, пока проедем... А как тебе отказ компьютера перед первой коррекцией? И внезапно случившееся - как на заказ!
– мое недомогание. Заметь: ничего накануне не было, никаких симптомов...

Рисую на листе бумаги толстые тройку и четверку.

– И что тут таинственного?
– Макарин озадаченно чешет затылок.
– Был обычный компьютерный сбой. Твоя же болячка... Организм человека адаптируется к условиям космического полета примерно в течение недели.

– Но в предыдущем полете ничего подобного со мной не было! Я чувствовал себя в невесомости, как рыба в воде!

– Ты летал всего лишь сутки. Твой организм не успел толком отреагировать. А вот в нашей экспедиции взял и захандрил. Мне в первом полете дурно сделалось к исходу третьих суток невесомости. Краснел, бледнел и наизнанку выворачивался. Ничего не попишешь: индивидуальная реакция организма.