Давай притворимся, что этого не было

У енотов определенно обсессивно-компульсивное расстройство, и их так и тянет помыть все, что попадается им на глаза. Можно было бы подумать, что из-за этого они должны хорошо пахнуть, но это не так, потому что от них воняет мускусом с оттенком какой-то кислятины, прямо как от случайных партнеров на одну ночь.

Когда еноты подросли, мы вернули их в лес, за исключением одного, которого оставили в качестве домашнего животного. Его звали Рембо, и он научился открывать в ванной кран, под которым все время что-то мыл, как будто это была его личная река. Будь я посообразительней, то оставляла бы рядом с раковиной бутылку с кондиционером и свое нижнее белье, чтобы он его полоскал, но мысль превратить своего домашнего енота в мини-служанку всегда приходит в голову слишком поздно. Как-то раз мы пришли домой и застали Рембо в раковине, намывающим в раковине крохотный обмылок, который еще утром был здоровенным куском мыла размером с ванну. Он выглядел измученным, ему словно хотелось, чтобы кто-нибудь его остановил и уложил спать, но, когда мы попытались забрать у него оставшийся кусочек мыла, он на нас зарычал, так что мы позволили ему закончить, потому что к этому моменту это было уже что-то вроде вендетты, если, конечно, у енотов вообще есть такое понятие. Иногда, когда я берусь за неподъемную работу, от которой мне следовало бы попросту отказаться, и кто-то пытается ее у меня отнять, я начинаю рычать и кричать:

«ДОЛЖЕН ОСТАТЬСЯ ТОЛЬКО ОДИН».

Это одновременно странно и неуместно, но мне кажется, что именно так и чувствовал себя Рембо, держа в намоченных радоновой водой сморщенных пальчиках обмылок, и мне от этого грустно. Но потом я смеюсь, потому что вспоминаю, что после этого случая с мылом мама настояла, чтобы Рембо жил во дворе в клетке для куриц, потому что наш долг – «защитить его от самого себя». Как-то я вытащила его из клетки и усадила сверху, чтобы погладить, и в этот момент моя младшая сестра Лиза, которой тогда было лет семь, с силой ткнула его в нос (потому что тогда она была той еще гадиной), и тогда Рембо просто взбесился к чертям, встал на задние лапы, скорчил устрашающую гримасу и прыгнул моей сестре на лицо. Он схватил ее за уши, словно превратился в какую-то жуткую маску из енота, шипел и смотрел ей прямо в глаза, словно говоря: «Я УДЕЛАЮ ТЕБЯ, СУЧКА», а моя сестренка кричала и размахивала руками, и это было просто охренительно круто.

На следующий день отец забрал Рембо на ферму, и тогда я действительно думала, что он отвез его на дедушкину ферму, чтобы он там жил. Теперь-то я понимаю, что, скорее всего, Рембо отправили не на ферму, а к праотцам. И вот мне снова грустно. Но потом я представляю себе, как мой отец наставил на Рембо ружье, а Рембо в своих шортиках стоит и смотрит на него весь такой: «Привет, мистер!», и мой отец побежденно вздыхает [9] и говорит что-нибудь в духе:

9

Вообще есть такое слово – «побежденно»? Например, «Она побежденно вздохнула, когда программа проверки орфографии дала ей знать, что слова «побежденно» не существует». Пофиг. Оно попадет в книгу, и я практически уверена, что после этого такое слово будет. Я прямо как Шекспир. Придумываю всякую хрень по ходу пьесы.

– Ох, блин. Ну ладно, тогда просто уходи. Вот тебе десять баксов и немного мыла.

Потому что глубоко в душе мой отец такой мягкотелый. Ну только когда он не убивает ненароком мать кучи новорожденных енотов. Тогда лучше отойти, на хрен, подальше, иначе будешь вся в крови.

№ 6. БОЛЬШИНСТВО ЛЮДЕЙ НЕ ХОДЯТ В ЛЕС, ЧТОБЫ ПОЙМАТЬ БРОНЕНОСЦА, С КОТОРЫМ ИХ ОТЕЦ ПОТОМ БУДЕТ УЧАСТВОВАТЬ В БЕГАХ БРОНЕНОСЦЕВ. КРОМЕ ТОГО, КОГДА ВЫТАСКИВАЕШЬ ИХ ИЗ НОРЫ ЗА ХВОСТ, У БОЛЬШИНСТВА ДЕВОЧЕК ОТЦЫ НЕ КРИЧАТ: «ОСТОРОЖНО, ЗУБЫ! ПОХОЖЕ, ЭТОТ ЛЮБИТ ПОКУСАТЬСЯ!»

Наверное, дело в том, что большинство девочек любимы своими отцами не так сильно, как мой любил меня. Ну или в том, что они не заставляют своих дочерей вытаскивать из пня за хвост броненосца. Сложно сказать наверняка. Честно говоря, эти девочки многое упускают, потому что нет ничего лучше, чем смотреть, как твой отец стоит на четвереньках в окружении еще пяти взрослых мужчин, которые кричат и бьют по земле руками, подгоняя тем самым каждый своего броненосца, чтобы именно он первым пересек финишную черту. И когда я говорю «нет ничего лучше», на самом деле я имею в виду: «Срань господня, да эти люди совсем шизанутые».

Обычно, когда я говорю людям, что мой отец был чемпионом Техаса по бегам броненосцев, они думают, что я преувеличиваю, и тогда я достаю его серебряное чемпионское кольцо (сделанное, разумеется, в виде броненосца), и они такие: «Ежечки-сережечки, так ты это на самом деле серьезно». И после этого они обычно быстро уходят.

ЗОЛОТОЕ КОЛЬЦО ЧЕМПИОНА БЕГОВ БРОНЕНОСЦЕВ ПРОИЗВОДИЛО БЫ НА ЛЮДЕЙ КУДА БОЛЬШЕЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, НО ЕГО У НАС БОЛЬШЕ НЕТ, ПОТОМУ ЧТО МОЙ ОТЕЦ ОБМЕНЯЛ ЕГО НА КАТАФАЛК ВИКТОРИАНСКОЙ ЭПОХИ.

И нет, я не шучу, потому что с какой, на хрен, стати мне про это шутить? У меня даже фотографии есть:

№ 7. У БОЛЬШИНСТВА ЛЮДЕЙ ОТЦЫ НЕ БЫВАЮТ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫМИ ТАКСИДЕРМИСТАМИ.

Когда я была маленькой, мой отец продавал огнестрельное оружие и патроны в магазине спортивных товаров, но я всегда говорила всем, что он барыжит оружием, потому что так звучало куда более захватывающе. В конечном счете, впрочем, он скопил достаточно денег, чтобы уйти с работы и открыть чучельную мастерскую рядом с нашим домом (который был маленьким и построенным из асбестовых плит во времена, когда люди все еще думали, что это хороший стройматериал). Отец построил мастерскую своими руками из старых досок, которые взял из заброшенных сараев. Он постарался на славу, сделав мастерскую очень похожей на салун времен Дикого Запада. Он даже поставил характерные двустворчатые двери на вход, газовое освещение и столбы для привязывания лошадей. Потом он нанял нескольких ребят, многие из которых выглядели так, словно только что вышли из тюрьмы или вот-вот туда вернутся.

Я не могу не посочувствовать тем озадаченным приезжим, которые заходили в чучельную мастерскую моего отца, рассчитывая увидеть бар и крепко выпить, а вместо этого обнаруживали внутри несколько мужланов, вымазанных в крови и по локти погрузившихся в трупы животных.

Подозреваю, впрочем, что кровавые таксидермисты угощали сбитого с толку незнакомца из собственных фляжек, потому что, несмотря на свой грозный вид, все они обладали добрым сердцем, и я практически уверена, что они понимали: любому, кто случайно наткнулся на такое зрелище, выпить чего-нибудь крепкого становится нужно еще больше, чем когда он только отправлялся на поиски бара.

№ 8. ДОМАШНИХ ПИТОМЦЕВ БОЛЬШИНСТВА ЛЮДЕЙ НЕ СЪЕДАЛИ БОМЖИ.

Когда мне было пять, отец выиграл для меня на ярмарке утенка. Мы назвали его Нарциссом, и он жил у нас во дворе в надувной лодке, которую мы наполнили водой. Он был просто потрясный. Потом он вырос, и в лодке ему стало тесно, так что мы отпустили его под ближайший мост к другим уткам. Мы спели «Рожденный свободным», и он с довольным видом заковылял прочь. Месяц спустя в местных новостях рассказали, что все утки из реки пропали и что, скорее всего, их съели живущие под мостом бездомные. Очевидно, это было не самое удачное соседство для уток. Я смотрела с широко раскрытыми глазами на маму и бормотала: «БОМЖИ. СЪЕЛИ. МОЕГО НАРЦИССА». Моя мама, стиснув зубы, посмотрела на меня, раздумывая над тем, не лучше ли мне просто соврать, но в итоге решила, что пришла пора перестать защищать меня от суровых реалий жизни, и, вздохнув, сказала: «Будет звучать не так ужасно, если называть их “бродягами”, дорогая». Я машинально кивнула в ответ. Это стало для меня серьезной травмой, зато мой словарный запас расширился.

№ 9. БОЛЬШИНСТВО ЛЮДЕЙ НЕ ДЕЛЯТ БАССЕЙН СО СВИНЬЯМИ.

Мы живем с подветренной стороны от знаменитой (в нашей местности) свинофермы Шварцев, чего, казалось бы, можно было бы стесняться, но эти хрюшки были выставочными, так что это было охренительно круто. Когда дул западный ветер, вонь была такая невыносимая, что нам приходилось закрывать окна, правда, не столько из-за свиней, сколько из-за расположенного по соседству утилизационного завода. Когда мой муж впервые учуял этот аромат, его чуть не стошнило, и мама невозмутимо сказала: «Ах, это? Это просто утилизационный завод», с интонацией, с которой другие люди могли бы сказать: «Ах, это? Это всего лишь наш садовник». Тогда он посмотрел на меня типа «Что это еще за херня – утилизационный завод?», и я спокойно объяснила, что утилизационный завод – это фабрика, на которой делают компост из увядших цветов, потому что так звучит гораздо более экстравагантно, чем «Это как второсортная живодерня».

У Шварцев во дворе стояла огромная цистерна, в которой они собирали воду для свиней, и иногда нас приглашали поплавать в этой воде. Ребят, все так и было.

Прямо на этом месте люди обычно начинают говорить: «Я ни во что из этого не верю», и мне приходится показывать им фотографии или звонить маме, чтобы она подтвердила, и только после этого они замолкают. Скорее всего, из уважения. Ну или жалости. Вот почему мне всегда приходится уточнять, что хотя в моем детстве и было много херни, оно все равно было крутым.