Давай вместе
Шрифт:
— Я веду себя как дурак, да?
— А ты как думал? Ты же парень, это у тебя в крови.
— Просто мне странно вот так сидеть тут и с тобой откровенничать. Ну или наоборот, скрытничать, если уж на то пошло.
— Ты не должен мне говорить того, что не хочешь, — отвечает она.
— Я знаю. Но я хочу тебе многое сказать, вот в чем дело, Эми.
— Что сказать?
— Что прошлые выходные были просто отличными, и сегодня день прекрасный, и… я хочу, чтобы все так было и дальше. Хочу, чтобы мы снова так вот встречались.
Эми молчит, потому что знает — я еще не все сказал.
Да, это так. Но я взволнован. А вдруг ей этого всего не надо? Да, она на меня
Она крепче сжимает мою руку.
— А знаешь, что я чувствую?
— Нет. Скажи.
— Мне нравится. Да что там нравится — я балдею. — Она улыбается и поднимает наши сомкнутые руки к моему лицу. — И это нравится. Очень. И именно этого я хочу.
— А если ничего у нас не выйдет?
— Значит, ничего не выйдет.
Вот оно! Как гора с плеч! Все так легко и просто. Никто ни на кого не давит. Поживем — увидим. Просто сделаем то, что делают миллионы людей каждый день: кинем кости и посмотрим, что нам выпадет. Испытаем судьбу.
— Ладно, — говорю я, — значит, если люди увидят нас взявшимися за руки и подумают, что мы — пара, они будут правы?
— Да.
Мы целуемся, и этот поцелуй не похож на все предыдущие. Этим поцелуем мы словно скрепляем наше соглашение. Страшно и восхитительно одновременно. Вот оно, думаю я, конец твоей прошлой жизни и начало будущей. Я понимаю, что наши жизни переплелись теперь так же тесно, как и наши языки. Но наши отношения не закончатся вместе с этим поцелуем. Только решение одного из нас сможет их разорвать. Это произойдет, только если мы перестанем верить в слова, которые только что сказали друг другу. Кто знает когда. А может, этого и не произойдет. В том-то и кайф. Потому что есть вероятность, что мы останемся вместе навсегда. Эта мысль вызывает у меня блаженную улыбку, мы снова устраиваемся на траве, я обнимаю Эми и засыпаю.
В галерею возвращаюсь часам к четырем, разморенный от солнца, ошалевший от происшедшего. Из почтового ящика у двери торчит конверт. Открываю его и читаю: «Позвони мне на мобильный, немедленно. Поли». Блин! Черт, вот невезение! Единственный раз слинял с работы, и, конечно же, в этот день приехал Поли! Вхожу в зал, беру себя в руки и звоню ему. Так, он явно в плохом настроении. В убийственном настроении. С помощью невероятного количества ругательств он объясняет мне, что я выставил его дураком перед его новой подружкой, потому что он не смог провести ее в собственную галерею, где какой-то хрен сменил замки. Но это, как оказалось, цветочки. Главная новость еще впереди.
Я. Послушайте, Поли. Я напорол дел, признаю. Мне очень жаль. И я обещаю, что такого больше не повторится.
Поли. Да уж, будь уверен, что не повторится. А знаешь почему?
Я. Почему?
Поли. Потому что ты на хрен уволен, вот почему. Сейчас же закрывай галерею и отдай ключи Тиму Ли из «Художественной керамики» рядом с нами. И чтобы после этого я тебя не видел и не слышал. Ясно?
Я. И это все?
Поли.
Это все.Я. Знаете, мне кое-что не ясно.
Поли. Что?
Я. Почему вас так плохо слышно?
Поли. Потому что я в вертолете. А тебе-то какое…
Я. Где вы сейчас конкретно?
Поли. На полпути к Парижу.
Я. Ой…
Поли. Что значит «ой»?
Я. Это значит, ой, придется вам разворачиваться и лететь сюда. Потому что я оставляю ваши гребаные ключи в вашем гребаном замке и дверь вашей хреновой галереи оставляю открытой.
Конечно, угрозы своей я не выполнил. Ведь если Поли пожелает нанять адвоката, тот будет в сто крат круче моего; кроме того, я в растерянности, а не в ярости. Поэтому я послушно в последний раз запираю дверь галереи и оставляю ключи Тиму.
По сравнению с этим несчастьем Столетняя война — сущий пустяк. И пагубные последствия нашей ссоры не поддаются описанию. Ноль доходов = ноль возможностей жить так, как сейчас, = ноль вариантов (за исключением одного — вернуться в ряды серых служащих дерьмовых фирм) = конец амбиций и начало нудного бессмысленного существования.
Все, я больше не хозяин своей жизни. Сажусь на велосипед и еду к дому, жить в котором мне отныне не по карману. Меня охватывает чувство полного бессилия.
Раньше у меня такого не случалось. Почти никогда.
Место действия: моя комната в общаге, Эдинбург.
Время действия: 11.30 ночи, 2 октября 1991 года.
Элла Трент была красоткой. Нет. Элла Трент была потрясающей красоткой. Ноги — как у дублерши Джулии Роберте в «Красотке». Лицо Умы Турман, когда она танцует с Траволтой в «Криминальном чтиве». Грудь Джеми Ли Кертис в «Поменяться местами». И холодное обаяние Лорен Баколл. Если бы существовал на свете колледж, куда принимали по внешности, а не по умственным способностям, то на обложке их проспекта была бы Элла Трент. Когда она входила в комнату, парни не просто устремляли на нее взгляды, они себе шеи сворачивали.
И я только что ее закадрил.
Этого, конечно, никогда не должно было случиться. Вот она, а вот я. Север и Юг, лед и пламень, Красавица и Чудовище. Две противоположности, которые никогда не должны соединиться. У меня не было ни малейшего шанса понравиться Элле Трент. Она и рок-звезда или известный актер? Да. Она на свидании в фешенебельном ресторане? Да. Она и Джек Росситер под проливным дождем у дверей «Последней капли»? Нет. Никогда и ни за что на свете.
Понятное дело, я не жаловался на столь невероятный поворот событий. Мне было девятнадцать лет, и я учился на втором курсе художественного факультета в Эдинбурге. Единственная причина, по которой я смог закончить первый курс, — то, что мы с Эллой Трент сидели рядом в библиотеке. Когда я не сидел уткнувшись носом в книги, я сидел упершись взглядом в нее. Я смотрел, составлял планы и схемы. В конце концов я набрался храбрости и заговорил с ней. После нескольких ловких ходов с моей стороны (то ручку одолжу, то еще какую мелочь) мы уже стали кивком приветствовать друг друга.