Давно пора
Шрифт:
Будем инспектировать холодос на предмет замороженных и повешанных мышей! Классная шутка, да.
— Фигня, а не шутка.
Как там было у Сэма Винчестера? Не обращать внимания, не взаимодействовать, не отвечать.
— Ага, у него же так все удачно получилось, аха–ха.
Ну да, там без ангелов не разобрались. Черт, хочу ангела в друзья. Может и вылечил бы меня.
— Вылечить можно больных, а ты не болен, ты сломан. И как того бэтмена, из твоего
— А НУ ЗАВАЛИ СВОЙ, СУКА, РОТ!!!
Я со всего маху толкнул дверцу холодильника, схватил со стола кружку, швырнул ее в стену и принялся озираться, в поисках чего бы еще поломать.
— Да, прости, я перегнула.
Стоп, что? Она извиняется? И голос как будто бы правда виноватый? От такого я в момент растерял весь свой гнев и просто залип. Очень это отрезвляет, знаете ли, когда голос в голове искренне извиняется.
— Марк, я не просто голос, но я правда у тебя в голове и вижу тебя насквозь. Закрыли тему, больше я ее не подниму. Прости пожалуйста, меня занесло.
— Как, говоришь, тебя зовут?
— Ксунауфейн.
— Родители под травкой имя придумывали?
— Имена всем детям дает Матрона. И каждое дается не просто так. Каждый темный Эльф гордится своим именем.
— И что значит твое?
— Ммм… На твоем примитивном языке примерно будет как «Глаза Демона».
— То есть, у вас не у всех такие гарные гляделки?
— Нет, пульсируют только мои. Почти у всех просто кроваво–красные.
— А красная прядь?
— Сам ты красная, она огненная, не советую прикасаться, будет бо–бо. Это магический огонь. Как и глаза, от отца.
— От отца?
— Да, моя мать была… Скажем, ей было скучно. Часто было скучно. Лично я ее понимаю. Подземелье, интриги, смерти, турниры. А ей все это не очень нравилось, вот она постоянно и развлекалась, как могла.
— С Демонами?
— С Демоном. Одним. Он был в плену, разведчик. Я его не видела никогда, знаю только из рассказов. Как и о матери. Ее казнили почти сразу после моего рождения.
— То есть черное с красным смешивать у вас низя?
— Великое Пламя, ты неисправим. Темные Эльфы как Слизерин. За чистоту крови и вот это вот все. Кроме того, в большинстве случаев мы не можем понести от представителей других рас. Но тут либо отец был особенным, либо мать чего–то наколдовала. Она была сильным магом и жрицей, пока я не родилась. После моего рождения она ослабела настолько, что простейшие заклинания были для нее как чертежи ваших ракет. А у нас кто слаб, тот мертв. Поэтому ее и казнили. Она бы все равно не выжила, а тут и слабую убрать и всем остальным в назидание казнь устроить, так Матрона и поступила.
— А тебя почему оставили в живых?
— Богиня заступилась. Так говорят, может и врут. Но факт остается фактом, меня оставили и воспитали, не без проблем, но я была сильнее остальных, умнее многих и всегда держу свое слово.
— А почему ты?
— Почему я с тобой, а не кто–то другой? Все просто. Это часть условий, по которым я живу. Я не могу претендовать на важные должности в своей стране, не имею права голоса. Но я сильный маг и воин, которого ненавидит почти каждый сородич, поэтому меня сразу готовили в наставники для Призванного.
— А Демоны?
— Демонам плевать, они сношаются со всеми и всегда. А еще каждый Демон — это отдельный Демон. У них нет общности и как таковой культуры. Есть культ силы, наслаждения, боли, страха и чего–то там еще. Верховный Демон — это просто самый сильный
представитель расы, которому плевать на все, потому что он так может. Демоны — это вроде как грубая сила в Совете Восьми. Вся грязная работа на них.— Бред какой–то.
— Что?
— Если им так наплевать, чего тогда разведчик у вас вынюхивал?
— Ты точно имбецил. Закрыли, потом расскажу больше, если доживешь.
— Ладно, последний вопрос: кто такие призванные, и почему я и зачем?
— Это три вопроса, идиот. На все ответит совет, когда ты пред ним предстанешь.
— Кстати, это когда?
— А вот прямо сейчас.
— Что? …УАУАОУАААОоооооо
Глава 8. Только не Слизерин?
Меня скрутило от боли, я слышал и чувствовал, как крошатся мои зубы, рвутся связки, с отвратительным скрипом расходятся сухожилия, я кричал и корчился, под заливистый смех белоголовой суки.
Это происходило вечность, или мгновение. У боли есть одна неприятная особенность — она умеет растягивать время. Красная пелена была мне одеялом, я все видел в красном свете, но в какой–то момент она начала расходиться, будто по швам.
А давай–ка, сука, я тебе помогу
Я усилием воли заставил себя игнорировать боль, я умею терпеть, научился. Попытался отключить сознание и сосредоточиться только на крохотной прорехе в красной пелене, потянул к ней руки.
Нет, это слишком больно.
Сознание начало отключаться, но меня это разозлило еще больше, и я зарычал беззубым ртом, сосредоточился на одной цели, в этой крошечной прорехе. Я представил лицо одного узбека, который улыбаясь поднимал меня за волосы, чтобы положить голову на перила набережной, чтоб очередной дружок пнул мою голову с разбега.
— ПРЕКРАТИ ИДИОТ, ВСЕ ИДЕТ КАК НАДО
Это кричала Ксюха, у меня в голове, но уже было поздно.
Сначала брифинг, потом в пекло, иначе я сам правила на ходу придумаю.
В тот день я почти умер, и эта улыбающаяся рожа надолго впечаталась в мое сознание.
Помогает!
Боль начала отступать. Я со всех сих держал в голове лицо этого ублюдка и снова к нему потянулся. Просунул руку в щель, затем вторую и со всей силы потянул на себя и в разные стороны.
Получилось.
Я оказался на холодном полу. На нем были странные узоры, но ярче всего пылала красная восьмиконечная звезда, в центре которой я стоял на коленях, упираясь в пол руками. Обожженными руками, кожа была как после пожара. Розовая полужелейная субстанция в волдырях, ногти почернели.
А потом пришла боль. У меня странные отношения с болью. Некоторых она вводит в истерику, некоторых в ступор. Меня злит. Приводит в бешенство. Когда мне больно — глаза застилает ярость.
Как–то раз меня, шестнадцатилетнего, остановила пара ментов–курсантов вечером после дискотеки, я не хотел им зла, просто шел домой. Но один из них ударил меня кулаком в лоб, они оба засмеялись. Просто не знали, что нельзя мне делать больно. А больно почему–то было очень сильно, мне сорвало крышу. Набил обоим рожи, сломал руку которой меня ударили и пошел дальше. Тува, всякое бывает. Меня даже не искали.