Давно закончилась осада…

С верхней площадки лестницы Коля помахал Жене вслед и торопливо зашагал к дому.

Солнце к тому времени быстро свалилось в море, и закат раскинул в полнеба разноцветные перья. Прекрасный закат! Ну, прямо для какой-нибудь Женькиной картины!.. Только эта красота мало радовала Колю. Огненные перья стремительно тускнели, из переулков стекались лиловые сумерки.

Коля до сих пор не мог привыкнуть, как быстро здесь наступает после захода темнота. Над Петербургом зори всегда тянулись часами. А тут, у южного моря, несколько минут закатных красок — и сумрак!

И Коля оказался в этом сумраке.

Нет, кромешной тьмы, конечно, не было. Смутно светились побеленные изгороди. Даже разбитые, пустые дома отражали остатки рассеянного света, потому что сложены были из белого инкерманского камня. В отдалении светились два желтых окошка. В небе разгорались звезды. Да много ли проку от этих окошек и звезд!

Все страхи сразу ожили в душе у Коли. И каждый шаг он теперь делал с усилием, как среди черной душной ваты. А потом остановился совсем — укрылся в нише глубокой, прорезанной в ракушечнике калитки. Потому что впереди, там где окна, мелькнули невысокие тени. Может быть здешние псы, а может быть… Если собаки, то ладно. Он добродушные, а некоторые даже и знакомые. Но от собак бывает хоть какой-то шум, а тени скользнули беззвучно.

Может, трюмники?

«А что они тебе сделают? — попытался образумить себя Коля. — Они же безобидные и к людям относятся по хорошему!» Но сердце ухало как припадочное. Оно боялось не какого-то определенного зла, а замирало перед неведомым…

Калитка, в которую Коля вжимался спиной, была целая. Но двор за ней — заброшенный, и дом в нем — пустой, с проваленной крышей. И в той заброшенности тоже мог бродить кто-то… Эта мысль как бы толкнула Колю в спину. Он на цыпочках побежал через кремнистую дорогу, зацепился сапожком за камень, упал, расшиб колено, расцарапал ладони, вскочил и спрятался у другого забора. Но забор был светлый, и, разумеется, Коля был виден на нем всем ночным существам, которые водились здесь…

Презирая и ненавидя себя, Коля свернул узкому каменному трапу, чтобы оказаться ниже по склону. Там тянулась Ростиславская улица, где большинство домов были обитаемы и можно было встретить не трюмников, не духов, а настоящих людей.

Нет, людей не оказалось и здесь, но окошки светились во многих местах, и сердце стало колотиться послабее. Правда и по этому пути Коля шел с великой опаской, часто замирал у калиток. Но все же приближался к своему Косому переулку. Скоро повезло — подбежал из темноты знакомый кудлатый пес Нагель. Сперва напугал, потом обрадовал. Коля ухватил Нагеля за густую шерсть загривка и с таким вот безбоязненным спутником добрался наконец до своей калитки.

— Наконец-то!.. Силы небесные, на кого ты похож! Где ты был?!

Вот ведь одно невезенье за другим: Тё-Таня уже дома!

— Я гулял…

— Я понимаю, что не уроки учил! Где ты гулял и почему до такого времени?

— В войну играли. Потом Женю проводил… Я разве виноват, что солнце садится в одну минуту? — сказал Коля тетушке. А себе мстительно добавил: «Вот тебе твоя дурацкая трусость. Сейчас расплачивайся…» И почуял, что расплата, кажется, и правда не за горами. Потому что Татьяна Фаддеевна смотрела странно. Очень странно.

— Значит, виновато солнце?

— Ну… не только. Я тоже виноват… — На всякий случай он решил не ершиться (к тому же ведь и вправду виноват). — Тё-Таня, я впредь буду внимательней следить за временем…

— Полагаю, ты станешь очень внимательным… после того примерного наказания, которое получишь сегодня. Потому что у меня кончилось последнее терпение.

У Коли охнуло под сердцем. Или под печенкой, не разберешь. «Вот оно… Достукался». И главное, не было ни сил, ни слов для противодействия. Только все более, как тяжелая жидкость, наливалась в него виноватость. «Так тебе и надо!.. Может, хоть это выбьет из тебя наконец всю твою трусость!»

— Ты слышал, что я сказала?

— Да, — грустно отозвался он. И попытался спрятать обмирание за последней капелькой юмора: — Вы, верно, опять про метод Пирогова?

— К сожалению, нет. Я поняла, что у меня не поднимется рука… Я просила научить тебя уму-разуму Бориса Петровича, но он почему-то отказался…

— Ну и правильно! — вскинулся Коля. — Разве он имеет право? Он же все-таки не родственник!

— Что значит «все-таки»?!

— Ну… то и значит. А как же вы собираетесь… учить меня уму-разуму?

— Как скверного и упрямого мальчишку, которого, к сожалению, некому выдрать! Ты будешь два часа стоять в углу! На коленях!.. — Видимо, тетушка совсем недавно придумала этот метод воспитания и теперь вдохновлялась на ходу. Добавляла подробности: — Да! И не просто так, а на сухом горохе. Голыми коленями… Как ленивый и непослушный деревенский школьник.

Это был все-таки не «метод Пирогова»! В облегченной Колиной душе опять шевельнулась искорка смеха.

— У нас же нет гороха.

— Есть у Лизаветы Марковны. Ты пойдешь к ней и попросишь две горсти. И скажешь, зачем. Пусть она и Саша знают, чего ты добился своим поведением.

Этого еще не хватало! Вот стыд-то!

— Тё-Таня! Лучше уж не на горохе! Лучше… вот на этом! — Коля полез в карман когда-то новеньких, а теперь уже обтрепанных штанов (они уже не застегивались под коленками, потому что «гудзики» отлетали, сколько тетушка ни пришивала). Нащупал горстку пуль — круглых и «минек». Протянул на ладони.

Татьяна Фаддеевна возвела брови.

— Разве это лучше, чем горох?

— Ничуть не лучше, даже больнее. Но зато… как-то достойнее. Будто расстрел вместо повешенья…

У тетушки дрогнули губы. Она зажала поехавшую улыбку и отвернулась.

— Ты… совершенно несносное создание… На сегодня ты лишаешься ужина! Умывайся и немедленно марш в постель. Никакого чтения, никаких игр. Саше я скажу, чтобы не приходила. Будешь лежать и размышлять о том, как исправиться…

— Но еще же только девятый час!

— Предпочитаешь стояние в углу?

Коля засопел и стал стягивать сапожки.

— Что у тебя с чулками? Почему опять дыры на пятках?

— Я, что ли, нарочно их дырявлю? Если хотите, могу босиком гулять. Многие уже так гуляют…

— Твоя деградация идет с нарастающей скоростью, — скорбно сообщила Татьяна Фаддеевна. Известно тебе, что такое деградация?

— Известно… — буркнул Коля. — Воды-то хотя бы можно попить?

— Можно. И немедленно стели постель. А я ухожу к и вернусь после полуночи.

— Надеюсь, доктор проводит? — дернуло за язык Колю.

— Ты глупый мальчишка! Я иду к Лизавете Марковне. Она хочет научить меня новому сложному пасьянсу. Вернее, гаданию… А ты… надеюсь, для человека, который болтается в темноте по улицам, не будет казаться страшным провести вечер одному в собственном доме?