Дай! Дай! Дай!

– Значит, ваша мама элементарно позавидовала Борису?

– Ну да. Не очень-то приятно признаваться в недостатках своих близких, но мама была очень самолюбива. Она так и не смогла простить Борису того, что он богаче нас.

– А может быть, ваша мама не смогла простить Борису того, как он поступил с вами?

Мариша нанесла этот удар вслепую. Но оказалось, что попала в цель. Мария Филимоновна вздрогнула и посмотрела на Маришу так, словно перед ней появилось привидение. Кровь отхлынула от лица этой женщины, и она прошептала одними губами:

– Откуда вам это известно? Неужели… Неужели Борис все-таки догадался?

Мариша кивнула. Она понятия не имела, о чем идет речь, но чувствовала, что нужно кивнуть. Мария Филимоновна побледнела еще больше.

– Нет, он не мог этого знать! Никто не мог! Я скрывала правду от всего мира!

– И тем не менее она вышла наружу.

– Этого не может быть! Это невозможно! Вы губите меня! Мой муж – прекрасный человек! Он не заслужил такого к себе отношения! Если он узнает… О-о-о! Какой ужас! Я только сейчас поняла! Возможно, он и так уже знает правду. Вот почему он в последнее время стал таким задумчивым и грустным! Дело вовсе не в состоянии его здоровья и не в его язве, как он мне объясняет. Он просто горюет, что Валюша не его сын!

И, выкрикнув это, Мария Филимоновна рухнула без сил обратно в кресло. Массивная мебель, которая стояла в кафе, затрещала под грузом ее тела, но устояла, выдержала. А вот Мария Филимоновна была очень близка к обмороку. Только усилием воли она сумела сдержать рвущиеся наружу эмоции и не потерять сознание.

Глава 9

Марии Филимоновне потребовалось десять минут и два больших стакана холодной воды, чтобы снова прийти в себя и начать говорить. И, по мере того как она говорила, у подруг глаза делались все больше и больше. До чего обманчив бывает внешний вид людей. Никогда нельзя судить о человеке по первому впечатлению. Зачастую оно бывает в корне неверным.

Вот и под благополучной респектабельной внешностью Марии Филимоновны бушевали шекспировские страсти и одновременно с ними уживалось нежное и трепетное чувство к человеку, давно оставившему ее. А в своей большой груди все эти годы женщина хранила страшную тайну.

– Мой сын родился в браке. Но при этом мой муж не его отец. Настоящий отец Валюши… это… это…

– Это Борис Аркадьевич! Он отец вашего ребенка.

– Вы знали! – снова побледнела женщина.

– Как же так получилось?

– О, я не знала! Я не хотела! Поймите, я была совершенно невинна в ту пору. О том, как заводятся дети, имела самое туманное представление. Мне казалось, что из нашего с Борисом огромного чувства не может получиться ничего физического. Это было настолько духовно, настолько возвышенно! И вдруг я узнаю, что беременна!

Получилось это совершенно случайно. Обеспокоенная внешним видом дочери, которая теперь постоянно рыдала, худела и чахла на глазах, мать повела ее по врачам. Не обошлось и без гинеколога. И вот он и сообщил потрясенным женщинам немыслимую новость.

– Ваша дочь беременна. Срок пока что небольшой, но делать аборт я бы не советовал. Никогда не знаешь, к каким последствиям это приведет в таком юном возрасте. Послушайте меня, старика. Не губите девочке жизнь, выдайте ее замуж, и дело с концом. Пусть живет себе счастливо.

Но легко сказать, выдайте замуж! Борис переехал в другой дом, адреса не оставил. И все попытки родителей Марии Филимоновны его разыскать не привели к успеху.

– Впрочем, уже много лет спустя, сама находясь на одре болезни, которая и унесла ее в могилу, мама призналась мне, что они с папой все-таки нашли мерзавца. И что папа имел с бывшим соседом серьезный разговор, закончившийся полным провалом. Борис отказался признать себя отцом будущего ребенка. И мало того, он откровенно заявил, что не нуждается в жене. А тем более не собирается брать в жены девушку, которая сама вешалась ему на шею.

– Отвратительно!

– Папа едва не набил Борису морду! Маме пришлось разнимать мужчин. Но ни о каком браке с Борисом речи не шло. И родители, посовещавшись между собой, решили сказать мне, что Борис пропал. И что я выйду замуж за Толю.

Толя был аспирантом на кафедре папы Марии Филимоновны. И брак с дочерью профессора открывал для него многие двери.

– Толя всегда относился к Валюше, как к родному сыну. Записал его на свою фамилию, возился с ним. В садик водил. Сидел возле него, когда тот болел. Возможно, со временем он стал искренне считать Валюшу своим сыном!

– Это говорит о том, что ваш муж очень хороший человек.

– Да, но и папа много сделал для Толи. Тот регулярно получал повышения и прочую протекцию, которую оказывал ему мой отец. Самостоятельно Толя никогда не смог бы достичь в ученом мире тех высот, которые он занимает поныне.

– Но вы что-нибудь можете сказать про Бориса?

– Увы, у меня осталась на память о нем лишь одна фотография. И она находится у меня дома.

– Вот как. Только фотография?

Подруги были разочарованы. Зачем им старая фотография? Ритка и так видела Никиткиного дядю. Живьем. А Мариша видела его фото в квартире у тети Люси. Но Марии Филимоновне, чей покой растревожили подруги, явно очень хотелось похвастаться своим бывшим возлюбленным. Пройдя в квартиру, она довольно резво метнулась к шкафу с застекленными дверцами и извлекла из него пухлый том «Войны и мира».

Между страниц этого эпохального произведения и была спрятана фотография Бориса Аркадьевича. Должно быть, он до сих пор занимал в сердце своей возлюбленной немалое место, раз уж она выбрала для его фотографии такое почетное место.

– Вот он! – с гордостью произнесла Мария Филимоновна. – Видите, какой красавец! А рядом с ним – я!

Подруги уставились на старый снимок с немалым изумлением. Марию Филимоновну они узнали без труда. Женщина за двадцать с лишним лет не слишком-то изменилась. Она и в юности была девушкой крупной и монументальной. Но вот Борис Аркадьевич… Тут подруг поджидало настоящее открытие.

– Это же не он! – решительно произнесла Рита, отодвигая от себя фотографию. – Это не Борис Аркадьевич!

– Да как же? Именно он!

– Нет. Наш Борис Аркадьевич другой.

– Как это другой? – изумилась Мария Филимоновна. – Впрочем, наверное, вы имеете в виду, что за эти годы он сильно изменился?

– И это тоже, но не только. Это просто другой человек!

– Что вы имеете в виду?

– Мы знали другого Бориса Аркадьевича, – произнесла Ритка, явно пребывая и сама в растерянности. – Совсем другого.

– Другого? Но другого у меня никого не было.

– Не понимаю, в чем тут дело, – бормотала Ритка. – Это не он! Это не его лицо!

И она вопросительно взглянула на Маришу. В ответ Мариша кивнула. Ей тоже казалось, что как бы ни потрудилось время над человеком, оно не в состоянии превратить горбоносого красавца с яркими карими глазами в человека среднерусской внешности. По-своему привлекательного, но отнюдь не яркого и не брюнета.

– Что же это такое? – растерянно шептала Ритка. – Выходит, их двое? Два Бориса Аркадьевича? И какой же из них Никиткин дядя?