Дай мне руку, тьма

— Кто хозяин этого места? — спросил я.

— Фредди. — Он отхлебнул из бутылки финской водки. Лицо его было ярко-красного цвета, а глаза слегка водянисты, и по опыту я знал: это признак второй бутылки, что само по себе не предвещало ничего хорошего.

— Выходит, Фредди содержит брошенное здание просто из любви к искусству?

Бубба покачал головой.

— Второй и третий этаж выглядят дерьмово только со стороны лифта. На самом деле они очень даже хороши. Фредди и его ребята используют их для некоторых акций, да, блин. — Он взглянул на Фила, и его взгляд не был дружеским. — А ты что здесь делаешь, ссыкун?

Фил невольно сделал шаг назад, но все-таки вел себя гораздо достойнее, чем большинство людей, случись им столкнуться с Буббой во всей красе его психоза.

— Я теперь тоже в этом деле, Бубба. По уши.

Бубба улыбнулся, при этом мрак, таящийся на дорожках, казалось, поднимается за его спиной.

— Надо же, — сказал он. — Расстроился, что кто-то упрятал Энджи в больницу вместо тебя? Кто-то вторгся в сферу твоего влияния, слизняк?

Фил шагнул ближе ко мне.

— Это не касается наших с тобой разногласий, Бубба.

Бубба поднял на меня брови.

— Он что, храбрости набрался или просто дурак?

Таким мне доводилось видеть Буббу всего несколько раз, и всегда при этом я чувствовал, что очутился слишком близко к логову демонов. По моим наблюдениям, он успел опустошить уже три бутылки водки, и нельзя было сказать, позволит ли он своим темным инстинктам взять над собой верх.

Вообще-то Бубба любил только двух человек на свете — меня и Энджи. А так как Фил слишком долго портил Энджи кровь, то Бубба мог испытывать к нему только черную ненависть. Быть объектом чьей-то ненависти — дело относительное. Если твой враг — рекламный агент, чье новенькое авто ты поцарапал в пробке, пожалуй, можно сильно не волноваться. А если тебя ненавидит Бубба, то лучше на всякий случай сменить континент.

— Бубба, — сказал я.

Он медленно повернул голову и окинул меня мутным взглядом.

— В этом деле Фил на нашей стороне. Это все, что тебе нужно знать на данный момент. Он хочет быть с нами, что бы ни случилось.

Никакой реакции на мои слова не последовало, Бубба лишь обернулся в сторону Фила и зафиксировал на нем свой затуманенный взгляд.

Фил выдержал этот взгляд сколько мог, но в конце концов потупился.

— Ладно, красавчик, — сказал Бубба. — Так и быть, позволим тебе посидеть в зале и посмотреть, раз ты хочешь как-то искупить свою вину за зло, причиненное жене, или как ты это дерьмо называешь. — Он встал и возвысился над Филом, пока тот не поднял на него взгляд. — Так вот, чтобы не было недопонимания, — Патрик простит. Энджи тоже. А я нет. Когда-нибудь я тебя отделаю.

Фил кивнул.

— Знаю, Бубба.

Указательным пальцем Бубба поднял подбородок Фила.

— И если хоть одно слово о том, что случится в этой комнате, просочится наружу, я буду знать: это не Патрик. Иными словами, я прибью тебя, Фил. Понял?

Фил сделал попытку кивнуть, но палец Буббы не позволил ему.

— Да, — процедил Фил сквозь зубы.

Бубба взглянул на темную стену по другую сторону лифта.

— Свет! — скомандовал он.

Кто-то повернул выключатель, и в нескольких уцелевших лампах дневного света в задней части дорожек замерцали слабые бело-зеленые огоньки. В нишах послышалось шипение, и несколько ярких желтых вспышек озарили помещение.

Бубба поднял руки и повернулся к нам величественно, как Моисей, вступающий в Красное море, мы же увидели крысу, убегающую прочь по одной из дорожек.

— Свят, свят, — пробормотал Фил, затаив дыхание.

— Ты что-то сказал? — поинтересовался Бубба.

— Нет. Ничего, — поспешил сказать Фил.

В конце пролета, прямо передо мной, в нише для кеглей стоял на коленях Кевин Херлихи. Руки его были связаны за спиной, ноги — в районе лодыжек, а петля, охватившая шею, подвешена на гвозде в стене над нишей. Лицо у него было распухшее, лоснящееся от кровавых подтеков. Нос, который Бубба перебил ему, был обвисшим и синим, а сломанная челюсть была подвязана проволокой.

Джек Рауз, выглядевший еще хуже, был связан аналогичным образом в соседней нише. Он был намного старше Кевина, поэтому его лицо совсем позеленело и блестело от пота.

Бубба посмотрел на наши искаженные лица и улыбнулся. Он наклонился к Филу и сказал:

— Хорошо присмотрись к ним. И обмозгуй, что в один прекрасный день я сделаю с тобой, петушок.

Когда Бубба, шатаясь, направился к связанным, я спросил:

— Ты что, уже допросил их?

Он покачал головой и отхлебнул водки.

— Да нет, черт побери. Я не знал, что у них спрашивать.

— Тогда почему они избиты до полусмерти, Бубба?

Он дошел до Кевина, нагнулся над ним и, обернувшись, посмотрел на меня со своей идиотской улыбкой.

— Потому что достали.

Он поморщился и хлопнул Кевина по челюсти, и тот вскрикнул сквозь скрепленные проволокой зубы.

— Боже, Патрик, — прошептал Фил. — Господи.

— Успокойся, Фил, — сказал я, хотя у самого кровь застыла в жилах.

Бубба подошел к Джеку и, став сбоку, нанес ему удар по голове такой силы, что звук волной прокатился по четвертому этажу, но Джек не вскрикнул, только на мгновенье закрыл глаза.

— Так. — Бубба повернулся, отчего полы его шинели описали окружность, и подошел к нам, грохоча своими набойками, как заправская лошадь. — Задавай свои вопросы, Патрик.

— Сколько они уже здесь? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Несколько часов. — Он подобрал запылившийся боулинговый шар и вытер его рукавом.

— Может, хотя бы дадим им воды.

Он развернулся ко мне.

— Что? Черт возьми, ты смеешься надо мной? Патрик! — Он обвил меня рукой, указывая шаром на пленников. — Этот подонок грозился убить тебя и Грейс. Помнишь? Эти уроды могли прекратить все еще месяц назад, до того как Энджи получила пулю, а Кара Райдер была распята. Они — враги, — прошипел он, и вместе с его дыханием меня окутала волна алкоголя.

— Все верно, — сказал я, а Кевин невольно покачал головой. — Но…

— Никаких «но»! — прокричал Бубба. — Никаких «но»! Сегодня ты сказал, что готов убить их, если понадобится. Верно? Так?

— Да.

— Тогда в чем дело? А? Вот они, Патрик. Держи свое слово. Не пудри мне мозги, черт тебя побери! Не пудри.

Он забрал назад свою руку и прижал шар к груди, поглаживая.

Да, я говорил, что ради информации пристрелил бы их, и в тот момент у меня было такое желание. Но одно дело говорить и чувствовать что-то, находясь в приемном покое больницы, далеко от самого человека, от живой плоти, которой я угрожал расправой. И совсем другое — сейчас, когда передо мной находились два окровавленных человеческих существа, абсолютно беспомощных. В моем распоряжении. И были они не отвлеченными образами, они дышали и дрожали.

В моем распоряжении.

Я направился по дорожке к Кевину. Он наблюдал, как я приближаюсь, и, похоже, это придавало ему силы. Возможно, он считал меня «слабым звеном».

Когда Грейс рассказала мне, что он подошел к ее столу, я поклялся, что убью его. И если бы он в тот момент вошел в комнату, я бы это сделал. Тогда это был гнев.

Сейчас — мука.

Когда я приблизился к нему, он втянул в себя воздух и покачал головой, будто хотел освежить ее, затем впился в меня своими остекленевшими глазами.