Дайте руку королю
Шрифт:
Златоверов называл Бебякова Радиком, Овечкина – Михой, а Фоминых – Тольшей. Генерал и эти трое приехали из подмосковного города Загорска, где они работали в засекреченном биологическом институте спецуправления генштаба. Институт условно обозначался «Загорск-6». Первое в СССР производство биологического оружия было организовано здесь в 1947 году. Отчеты об изысканиях Златоверова регулярно получал министр обороны.
Профессор Попов сказал:
– Начнем со случаев ярковыраженной контрактуры, – и подошел к кровати Владика, возле которой стояла,
Попов указал на Прошу:
– Случай тотальной атрофии нижних конечностей!
Так Скрип узнал, что больные мальчишки – всего лишь случаи…
Вот стоят уже и над ним.
– Чрезвычайно интересный случай сколиоза третьей степени и поражения конечностей средней тяжести!
Профессор посторонился, пропуская Златоверова. Тот ощупал грудь Скрипа, прикладывает к ней два пальца левой руки и постукивает по ним пальцами правой.
– Деформация значительная, – голос у Златоверова сильно прокуренный. У Скрипа от табачного перегара перехватило дух.
– Как ведут себя легкие?
– Трижды перенес двустороннюю крупозную бронхопневмонию, – сообщила Роксана Владимировна.
– Угу! Так и должно было быть! – военврач удовлетворенно кивнул, стал прослушивать грудь. – А тоны сердца – чистые… – Что-то тихо обронил своим спутникам.
Вдруг кто-то выкрикнул:
– Да здраст… его личество!
Различились смешки.
– Сопутствующая дебильность! – произнесла одна щекастая докторша.
– Посмотрим-ка, – Златоверов шагнул к кровати крикнувшего: – Что это такое – «ваше величество»?
Мальчишка приподнялся, показал на кровать Сашки-короля, что стоит под окном. Врачи переместились сюда.
– Ну и образина, – пробормотал Тольша.
– Кажется, не реагирует, – Радик наклонился. – Это… как тебя – говорить можешь?
Сашка, натянувший простыню до подбородка, скорчил рожу, словно cилясь что-то сказать; помотал головой. Надул щеки и вдруг, мощно мыкнув, обдал Радика брызгами слюны. Тот отпрянул с отвращением.
– Что-то сохранилось в сей черепушке? – обронил Златоверов.
– Покажи, – Миха попросил Сашку, – на пальцах: сколько будет, если к пятнадцати прибавить шесть и отнять десять?
– Как же он покажет на пальцах одиннадцать? – усмехнулся Глеб Авенирович.
– А… да! Сколько будет, если к восьми прибавить семь и отнять двенадцать?
Сашка подвигал кистями, сжал-разжал кулаки – показал две фиги. Напряг шею, задергал головой, замычал, скашивая глаза на простыню.
– Простынку просит снять, – догадался Тольша и сорвал ее.
Сашкины трусы оказались спущены – торчал член невозможных для мальчишки размеров. Радик и Миха захрипели, подавляя хохот и глядя почему-то на Роксану Владимировну. Тольша расплылся в ухмылке.
– Правильно! – сказал Глеб Авенирович сухо, будто ничего необычного не было. – Показал три.
После обхода няня Люда подсела на койку к Сашке.
– Ты кому х… показал? Профессору Златоверову! – схватилась за голову. И подмигнула.
– Злато… – начал Сашка-король, плюнул, крикнул: – Жестяной,
ха-ха-ха!9
Палата, где лежит Скрип, находится на самом верхнем этаже. Стены в ней на полтора метра от пола выкрашены рыже-коричневой масляной краской. Она исчеркана, во многих местах отбита. Тумбочки у изголовий колченоги, обшарпаны. Под кроватями клюшки, костыли, обрывки бинтов. Валяются две лангетки.
Рядом с ним лежит мальчишка – не то в лодочке, не то в футляре. Это гипсовая кроватка. Мальчишка туго примотан к кроватке бинтом от горла до щиколоток: чтобы не рос горб. Его зовут Кирей. Брови у него словно нарисованы тонкой кисточкой. Лицо такое… как Ийка говорит: «Очень красивое». Ему девять лет.
– Меня назначено карать, – прошептал Киря.
– Карать?
– Думаешь, закричу? – шепчет почти беззвучно. – Я не закричу, увидишь…
Когда Сашки-короля и старших мальчишек не было в палате, Киря назвал повелителя «полным гадом». Тот узнал.
После обеда – мертвый час. Скрип заснул. Вдруг – грохот. Чуть не описался. А? Что?.. Киря в своей тяжеленной лодке – на полу. Кругом хохочут, дико ржут:
– Йи-и-ги-ги-ги-и! Ха-ха-ха!!
Когда Киря задремал, на изножье гипсовой кроватки надели петлю, сплетенную из бинтов. Четверо ходячих взялись за жгут. Сашка-король взмахни кулаком: раз, два, три… И – гр-рох! Как гипс не раскололся? Не треснул пол?.. Хорошо, что лодка не перевернулась и мальчишка не упал вниз лицом. Но и так ему досталось. Что он почувствовал со сна?..
Прибежала старшая сестра. Пузатая – как бочка. Ножки коротенькие, кривые и очень крепкие. Она почти всегда бежит: трусит мелкими быстрыми шажками. Широкая помятая физиономия угрюма, как у убийцы.
Старшая всю молодость была вольнонаемной медсестрой в лагере под Воркутой. В ночные дежурства она выпивает, и тогда ей слышится шум в какой-нибудь из палат. Врывается туда, включает свет.
– Слева напр-ра-а-во, по одному, – бах-бах!!!
Ее так и зовут – Бах-Бах.
Увидела на полу Кирю с его гипсовой люлькой.
– Парр-ра-а-зитство!!! – Морда побагровела, глазищи – как у рассвирепевшего дога. – Па-а-чему?.. А ну-уу… – мечет по сторонам остервенелые взгляды, от злобы захлебнулась.
Жгут с петлей спрятан. Все лежат по койкам. Сашка-король приподнялся.
– Он качается! – и показал, как Киря, лежа на койке в гипсовой лодочке, будто бы раскачивается из стороны в сторону.
– Все время играется! – подтвердил другой мальчишка. – И упал…
– Вот так качался! Вот так!! – понеслось отовсюду. – И слетел!
– Игр-р-раешь?! – взревела Бах-Бах. И не шевельнулось в черепе: как мог парализованный в претолстой неподъемной раковине раскачаться – и до того, чтобы слететь с койки?
Затопала ногами, пнула гипсовую кроватку. Было видно, до чего ей хочется втоптать в нее Кирю. Невероятным усилием укротила себя. Тяжело наклонясь, наотмашь ударила его по щеке.
– Заср-р-ранец! – Побежала звать санитарок, чтобы его подняли.
Потом Скрип спросит Кирю, почему он не сказал, как было?