Даже не мечтай!

К удивлению лорда Иссиэля девчонка обрадовалась купанию не меньше, чем еде. Долго нюхала кусочек травяного мыла, а потом яростно терла себя песком, травой и мылом, смывая даже память о жизни в селе. Единорог за новенькой жертвой не присматривал — сам смывал неприятное ощущение, что выкупался в грязи, приняв такую жертву без виры. Вспоминал слова наставника и крепил сердце, обливаясь ледяной водой.

Когда девчонка закончила купаться. Он сообразил, что надеть ей нечего. Ее лохмотья лучше сжечь, чтобы не оставлять следов, а его плащ требовал стирки. Пришлось вручить ей чистую рубаху, а самому идти к костру в одних брюках. Солнце уже встало, но прогреть лесок, притаившийся среди каменных лбов, не успело, так что Иссиэль шел и поминал всех старост самыми нехорошими словами.

Где спрашивается легендарные прекрасные девы с охотой и лаской идущие к единорогу ради благополучия родной земли? Последние сто лет только крестьяне еще приносят жертвы «белым богам» да и то неимоверно мухлюют. Хотя наставник объяснял, что нагрузка на сельские районы возросла из-за отказа городов приносить дары единорогам, и потому селянам проще смухлевать, чем отдавать по девушке в год:

— Раньше раз в десятилетие гонца присылали, — пояснял пожилой лорд, вставая из-за стола и тяжело опираясь на резную трость, — а теперь каждый год бегаем в надежде, что хоть пару симпатичных девушек получим.

— Но почему города перестали платить дань? — удивлялся Иссиэль, — ведь они живут магией! Если в мире не останется единорогов, не станет и магии!

— Люди редко видят дальше своего носа, дружок, — наставник улыбнулся, и тут же снова стал серьезным, — если так пойдет дальше, нам придется самим искать девушек согласных переехать в долину.

— Наставник, — по коже Иссиэля пробежали мурашки ужаса. Единороги согревали это мир своим светом, но при этом их ранила окружающая жестокость, ложь, предательство. Они практически не появлялись в городах, хотя в человеческом облике их могли вычислить разве что сильные маги, да и то принимали за коллег. Собирать «жертвы» из долины выходили только воины — специально обученные, закаленные не столько телом, сколько духом.

— А для чего я собираю в свой дом мальчишек, и гоняю их до седьмого пота, учу владеть собой и не вмешиваться в людские дрязги? — старый лорд вздохнул, — две трети мужчин в долине не женаты, сколько из них сумеют дождаться девушек, способных произвести потомство? А ведь молодняк подрастает!

— Вы правы, наставник, простите, — Иссиэль склонил голову.

— Значит, когда пойдешь за «жертвой» присматривайся вокруг, девушку расспроси, может где дом сиротский есть, или одинокая девушка-бесприданница.

С той поры прошло пять лет, и Иссиэль неукоснительно выполнял наказ наставника — выбирался из долины пораньше и колесил по окрестностям. Благо ему не нужно было звать повитуху, чтобы понять, невинна девушка или нет, единороги чувствовали это всей кожей.

Увы, «улов» был скромным. Отчего-то невинные привлекательные девицы предпочитали сидеть дома, а не болтаться по лесам. Правда, одну красотку, он все же привез в долину. Девушка из небогатой дворянской семьи просто заблудилась, собирая ягоды. Благородный мифический зверь спас ее и расспросил — нет ли у нее желания выйти замуж? Желание было, не было приданого. Так на спине прекрасного белого коня девушка попала в долину, а уже через месяц вышла замуж за избранного ею мужчину. Порой Иссиэль проходил мимо теплого уютного дома, выстроенного молодым мужем, вдыхал ароматы еды, молока, уюта и чуть-чуть сожалел о том, что не сумел пленить красавицу Суониру.

Под эти воспоминания мужчина довел девушку до лагеря, усадил, вручил миску с кашей и кружку с чаем:

— Извини, каша вчерашняя, к закату если поторопимся, будем в долине.

Галия не отвечала, только дробно стучала ложка. Иссиэль съел немного, и потихоньку потягивал чай, пока девчонка доскребала котелок. Потом встал и начал сворачивать лагерь. К его удивлению «жертва» принялась ему помогать — встряхнула одеяло, вымыла посуду, делала все спокойно и привычно, хотя закопченный котелок в ее руках смотрелся чем-то чуждым.

Распушившиеся после мытья волосы мешали ей, лезли в лицо, попадали в рот, мужчина не выдержал, покопался в сумке, отыскал тесемку и протянул ей:

— Подбери волосы, будет удобнее.

Она покрутила полоску в пальцах весьма неуверенно, словно не знал, что с ней делать, потом пробормотала:

— У меня были косы, хозяйка обрезала, я не умею короткие волосы подбирать.

Если бы Иссиэль был хуже воспитан, он бы непременно закатил глаза, или многословно посочувствовал бедной девочке. Вместо этого он вынул из сумки гребень и встав за спиной Галии принялся разбирать разлетающиеся пряди. Волосы на деле были густыми, упругими и блестящими.

— А у твоей хозяйки дочки были? — спросил лорд, пытаясь уложить упрямую прядь на положенное ей место.

— Две, — кивнула Галия, — постарше меня, одну уже сватали.

— Понятно, — лорд грустно усмехнулся самому себе. Человеческая зависть и жестокость ранила его магическую натуру, но как воин он умел оставлять свои чувства в стороне. — Короткие волосы я тоже плохо умею укладывать, — предупредил он, — да и сестер у меня нет, так что только то что смогу.

Галия отмахнулась:

— Только что б в лицо не лезли, дома я их платком повязывала, да… — тон упал, в голосе послышались слезы, не то об утраченном платке, не то об оставленной за спиной жизни.

Иссиэль присел на корточки и стер пальцем пару слезинок:

— Не бойся, ничего плохого с тобой не случится. В деревню ты больше не вернешься, но если бы тебя выдали замуж, ты бы все равно уехала, ведь так?

— Не знаю, — Галия удивленно хлопнула глазами, — сирот взамуж не берут, только в работницы…

— А ты замуж хочешь? — единорог попытался зайти с другой стороны, зная по опыту, что для многих женщин слово «замужество» звучит лучше всякой магии.

— Нет! — девчонка насупилась и спрятала лицо в худые коленки.

— Почему? — удивился единорог.

Ему еще не встречались женщины, не желающие замужества.

— Да чего там хорошего? — удивилась Галия, — подай, принеси, пошла вон, да еще и работай с утра до ночи. Вон Марыська пока в девках бегала и пела, и плясала, и ковры ткала лучше всех! А как замуж вышла, ходит как тень — грустная, серая.

Лорд прислушивался к речи «жертвы» и удивлялся. Говорила девчонка чисто, и в речи причудливо мешались длинные правильные слова, принятые в городской речи и деревенские.

— Сколько тебе было, когда мама умерла? — спросил он, начиная подозревать, что Галия не так проста, как ему показалось сначала.

— Не знаю, — пожала она плечами, — меня Марчане отдали, потому, что я тоже заболела, вместе с мамой, а как поправилась, ничего не помнила, даже ложку держать учить пришлось.

— Так ты ничего не помнишь о себе? И бумаг никаких не осталось?

— Может что-то и было, не знаю, — Галия съежилась, когда длинные пальцы мужчины дернули какую-то особенно спутанную прядь.