Дебютантка
Шрифт:
– Простите, – сказал он, – я, наверное, вам помешал.
– С этими рыбками я давно знакома. На вид такие красивые, но до чего злющие: как говорится, палец в рот не клади.
– Спасибо, что предупредили.
– У вас, случайно, сигаретки не найдется?
– Неужели вы курите? – удивился Джек, бросив выразительный взгляд на кислородную маску.
– Хотите сказать, бабка одной ногой в могиле, а туда же? – улыбнулась она. – Я курю с шестнадцати лет, страшно подумать, как это было давно. Но, как видите, до сих пор жива.
– Ну, тогда… – нерешительно сказал он, нащупывая в кармане пачку сигарет, – если уж на то пошло…
Джек достал пачку, протянул ей одну сигарету, похлопал по карманам в поисках спичек. Старушка терпеливо ждала, держа сигарету
Глубоко затянувшись, она с наслаждением откинулась назад.
– Благодарю вас. Свежий воздух – это, конечно, очень полезно, но все хорошо в меру. А к кому вы приехали? Или вы сами ненормальный и решили влиться в нашу веселую компанию?
– Разумеется, я ненормальный, вы угадали. Да и кто в наше время нормальный? Хотя, вообще-то, мне казалось, что здесь у вас дом престарелых.
– Так его теперь называют. Ну и кого же вы приехали навестить?
– Отца. Его зовут Генри Коутс.
– Как же, знаю! Генри – очаровательный мужчина! И такой умный!
– Сейчас он спит. А вы, я вижу, читаете по-французски?
– Конечно! – Старушка вскинула брови. – А вы разве не владеете французским?
– Очень плохо, – признался Джек. – И что же там пишут?
Она вздохнула и пожала плечами:
– Plus ca change… [7] Мир всегда стоял на краю пропасти. Ну и конечно, французы очень переживают в связи с введением этих новых денег.
– Евро?
– Ну да. Объединенная Европа! Удивляюсь, почему вокруг всего этого столько шуму? Можно подумать, такое происходит впервые.
– На мой взгляд, эта идея просто ужасна.
– В жизни всегда было полно ужасов, – сказала она и снова глубоко затянулась. – Одна катастрофа постоянно сменяется другой.
7
Чем больше перемен… (фр.)
Джек закинул ногу на ногу:
– Зато Британия останется независимой.
– Что толку, мы все равно друг без друга не можем, а тут еще эти иностранцы со своими глупостями. Но хватит. Терпеть не могу политику, а уж тем более банальные разговоры о ней. По мне, так опиум для народа вовсе не религия, а пустая болтовня.
Тут пожилая дама вдруг зашлась в приступе глубокого, затяжного и хриплого кашля, сотрясавшего всю ее хрупкую фигурку. Она проворно схватила маску, приложила ее ко рту и судорожно вдохнула.
Джек тревожно огляделся, не зная, как ей помочь.
– Позвать кого-нибудь? – предложил он.
Старушка лишь покачала головой. Вскоре дыхание ее восстановилось, она убрала маску и спросила:
– Скажите, а откуда вы приехали?
– Из Лондона.
– Правда? Ну и каков он теперь?
– Полно народу, очень пыльно и жарко.
– А в ресторане «Мирабель» кто теперь готовит?
– Что, простите?
– Ну, кто у них там шеф-повар?
– Понятия не имею. Никогда этим не интересовался.
– Но вы ведь ходите куда-нибудь обедать, разве нет? Бываете в ресторанах?
– Изредка.
– И танцевать… После обеда вы ходите куда-нибудь танцевать?
– В общем-то… честно говоря, нет.
– А почему?
– Видите ли, танцы не моя стихия.
– Да вы большой оригинал. – Она вздохнула. – А знаете, вы мне кое-кого напоминаете.
– Интересно – кого?
– Одного человека… Когда-то, тысячу лет назад, я его обожала. Он был такой красивый, обаятельный, остроумный!
– Благодарю вас, – улыбнулся Джек.
– И вдобавок – страшный чудак.
Он засмеялся:
– Уж и не знаю, можно ли это считать комплиментом?
– Разумеется, можно. А какой это был потрясающий собеседник… единственный человек, которого я по-настоящему любила.
– Должно быть, это было непросто?
– Жизнь вообще непростая штука. Мы заключили с ним договор. Я выполняла роль его «бороды» [8] .
В то время, разумеется, это все было скорее игрой: не образ жизни, а лишь очередной этап, который рано или поздно обязательно закончится.8
«Борода» – подруга гея, которую он выдает за свою девушку, чтобы скрыть свою ориентацию.
– Простите, я не понял насчет бороды.
– А, старомодное словечко. Вот ваш отец наверняка смекнул бы, о чем речь.
– И что потом стало с этим человеком?
– Ей-богу, не знаю. Старые связи, знаете ли, со временем теряются. – Она загасила сигарету, откинулась на спинку скамьи, устало прикрыла глаза и поинтересовалась: – А у вас, случайно, не найдется последнего номера «Хэллоу!»?
– Увы, нет. Я такое не читаю.
– И правильно делаете. Дерьмовый журналишко. Но я обожаю всякие сплетни. Как вы думаете, королева Елизавета очень потолстела? – Она лукаво посмотрела на него искоса. – Может, все-таки достанете последний номер, а?
Эндслей, Девоншир
31 мая 1941 года
Мой дорогой Ник!
Господи, это случилось, когда я уже совсем потеряла надежду! Любовь моя, какой красивый браслет ты мне подарил! Просто великолепный! Конечно, я едва смогла надеть его на запястье, ведь руки у меня так растолстели. Но когда я открыла футляр, то расплакалась, как девчонка! Мир не видал такого дорогого, бесценного подарка! А я уж, честно говоря, совсем было отчаялась получить от тебя весточку! Если бы ты только знал, как я переживала! Каких только глупостей себе не напридумывала: то мне казалось, будто ты погиб под обломками во время бомбежки; то, что тебя взяли в плен, посадили на корабль и увезли куда-то далеко… А ты, оказывается, цел, невредим и не забыл меня! Сердце мое поет от радости! Ну кто бы мог подумать, что ты такой внимательный и заботливый! Представить не могу, где ты достал денег, ведь браслет наверняка очень дорогой. Благодарю тебя, любовь моя! Тысячу раз благодарю! Умоляю, приезжай скорее, приезжай хоть ненадолго навестить меня! А я буду ждать и, глядя на браслет на распухшем запястье, копить мужество и терпение! О бесценный друг мой!
О любовь моя, единственная и истинная! Нам надо начать все сначала. Еще не поздно. Пойми, счастье возможно, все в наших руках!
Твоя навеки
– Ирэн была натура очень сложная, с двойным дном. Она могла быть невероятно обаятельной: казалось, женщины добрее и милее нет на свете. И пока ты делал все так, как ей хочется, она тебя обожала. Но стоило совершить хоть один неверный шаг… – Элис подняла голову. – Помню, однажды я оплошала на кухне с серебряной посудой. Сунула старинное блюдо в духовку, чтобы подогреть еду, а оно расплавилось.
– Да, Джо мне рассказывала.
– Глупо, конечно. Ирэн, бывало, все смеялась над этой моей оплошностью. Гостям обожала рассказывать эту историю. Но только при мне, когда я прислуживала. Все слушали и ахали: какая удивительная, на редкость великодушная хозяйка, такой другой не сыщешь. Она делала вид, что фамильное серебро для нее – пустяки, и все за столом выжидательно смотрели на меня и смеялись. А я всякий раз краснела. Готова была сквозь землю провалиться. И вот однажды вечером, когда Ирэн снова потешала гостей этой историей, я случайно подняла голову и встретилась с ней взглядом. И увидела, что хозяйка прекрасно понимает, каково мне терпеть это унижение, и даже не пытается скрыть это. На протяжении долгих лет она наказывала меня, заставляя расплачиваться за ту давнюю ошибку, только проделывала это так хитро, что никто, кроме меня, ни о чем и не догадывался.