Дебютантки
Шрифт:
— Что бы вы хотели посмотреть? — спросил он. — Может, пройтись по магазинам?
Мейв приехала сюда не для того, чтобы таскаться по магазинам.
— Сначала я бы хотела увидеть Книгу Келлса.
Али непонимающе посмотрел на нее.
— Она хранится в библиотеке колледжа Святой Троицы, — объяснила Мейв.
Конечно, Али никогда не видел Библию восьмого века, но, может, там бывал Пэдрейк, потому что Джойс писал об этой книге как об «источнике ирландского вдохновения!». А Пэдрейк О'Коннор восхищался Джеймсом Джойсом.
Они покинули колледж Святой Троицы, и Мейв сказала,
— Оскар Уайлд называл ирландцев величайшими ораторами после греческих! — сказала Мейв.
Али засмеялся и заявил, что он знал, что ирландцы — великие говоруны, но ничего не знал о греках. Мейв показалось, что он смеется над ней.
— Вас интересует литература? — поинтересовался Али. — Или вы интересуетесь только ирландскими писателями из-за вашего происхождения?
Мейв улыбнулась, но ничего не ответила. Что она может сказать? Что ее интересовал американский писатель, приехавший жить в Ирландию?
— Мы можем просто погулять здесь? — спросила она.
Они бродили вокруг, заходили в книжные лавки, пили виски в пабе Муки. Они постояли перед входом в театр Эбби и бродили по маленьким улочкам Северного Дублина. Но Мейв ничего не почувствовала. Она ничего не нашла здесь из того, что надеялась найти. Она также не почувствовала тот Дублин, о котором писал О'Кейси, — «Город скрытого очарования».
— Что вы ищете, Мейв? — спросил ее Али. — Может, я смогу вам помочь?
Она не могла, ему ответить. Мейв была уверена, что он не сможет помочь, что он никогда не читал Пэдрейка О'Коннора, — он был не из тех, которые смотрят на жизнь через призму любимых книг. У нее на глазах показались слезы. Мейв улыбнулась принцу и молча покачала головой.
— Бедная моя девочка, — сказал Али и крепко, обнял ее.
Она вспомнила, что писал Шоу о Дублине: «Для меня все настолько реально…» Она не нашла здесь, ничего реального. О, есть где-нибудь кто-то, кто похож на Пэдрейка, который мог бы заставить ее чувствовать себя живой?
Али все еще тесно прижимал ее к себе. Мейв ощутила, какие у него крепкие и надежные объятия. Она посмотрела ему прямо в лицо. Он был настоящим. Таким живым. У него были ласковые, сильные руки, его тело было теплым. Постепенно она почувствовала, как тепло стало подниматься вверх от низа живота, все сильнее и сильнее, пока все тело не запылало от сильного желания, от физической потребности контакта с ним. Кровь, кипятком разбежалась по всему телу. Только склоненное к ней лицо Мейв видела нечетко, как бы в тумане.
Они нашли гостиницу неподалеку, бедную гостиницу прямо над пабом, и почти взбежали наверх по деревянной лестнице. Принц был не тем мужчиной, который привык ждать, а Мейв и так ждала слишком долго!
Но как только они очутились в постели, спешка куда-то отступила, они не замечали времени. Их тела слились, плоть с плотью… Он ласкал ее губы, стонал и покачивал ее в своих объятиях… Сосал ее соски, втягивал их в себя… Вместе они искали наивысшего наслаждения. Они исследовали тела друг друга… Он входил в ее тело… Все ее чувства были обострены, кровь пульсировала в венах. Нежные прикосновения… Мейв почувствовала, как она возносится на вершину блаженства, когда невозможно отделить плотское наслаждение от мистического чувства,
реального от нереального, плоти от духа. Она выкрикнула его имя…Мейв открыла глаза и увидела, как он пристально смотрит на нее. Али грустно улыбался, но в его улыбке был упрек.
— Ты назвала меня «папочка!».
Мейв широко открыла глаза и покрылась потом. — Ты ошибаешься. Ты, наверно, не расслышал… Я крикнула «Али!».
Али погладил ее волосы, рассыпавшиеся по подушке.
— Конечно, — сказал он снисходительно и грустно.
«Мисс Рита Хейворт и принц Али Хан приглашают вас на свое бракосочетание…» Все трое получили приглашение на свадьбу двадцать седьмого мая.
Крисси спросила:
— Как вы считаете, мы пойдем?
Сара задохнулась от возмущения:
— Конечно! Обязательно! Я ни за что не пропущу это зрелище!
Мейв было неудобно не пойти, если Крисси и Сара пойдут на свадьбу Али Хана и Риты Хейворт.
Светская церемония происходила в городской ратуше города Валлауриса, провинции, где стояло шато Али Хана. Первым прибыл Али Хан на серой «альфа-ромео», в черном сюртуке и в полосатых серых брюках. Потом подъехали Ага Хан и его бегум в зеленом «роллсе» — на бегум было синее сари. Ага Хан был в кремового цвета костюме и темных очках. Наконец, прибыла невеста в белом «кадиллаке», в белом платье и синей шляпе.
На приеме в шато подавали коктейль, составленный специально в честь молодоженов. Коктейль «Ритали» состоял из двух третей виски «Кэнедиан клаб», одной трети сладкого вермута, двух капель горькой настойки и, конечно, вишенки. Вокруг были тысячи цветов. В бассейн залили двести галлонов одеколона.
Гости ели омаров, икру, другие деликатесы. На всех произвел впечатление свадебный торт весом в сто двадцать фунтов.
Одна посетительница, бывшая певичка из кабаре, теперь дама из высшего общества, делилась с друзьями:
— Вопрос не в том, спали ли вы с Али, нужно выразиться иначе: «Спал ли он с вами?»
Девушки посмотрели друг на друга, в глазах читался один и тот же вопрос. Потом они так захохотали, что смех чуть не перешел в слезы.
В июне они справляли свою ежегодную встречу в «Ритце» и пили за здоровье Марлены, которая все еще оставалась в Кембридже. Они ждали, что она присоединится к ним, так как она уже закончила колледж, но Марлена преподнесла им сюрприз. Она оправилась от измены Джонни Грея и нашла себе нового любовника, молодого человека, который изучал юриспруденцию в Гарварде. Осенью Марлена сама собиралась поступить на юридический факультет.
Питер, писала Марлена, был самым приятным, милым и любящим человеком, которого она встречала в своей жизни. Марлена также добавила, что «он ей дороже всех, за исключением трех милых подружек, о ком я так скучаю. Питер, может быть, и не такой красивый, как тот, чье имя я даже не хочу упоминать, но, как говорит моя мама, «красив человек лишь настолько, насколько прекрасны его поступки!». Я хочу сказать «Аминь!»
— Я так рада за нее, что просто не могу вам передать, — провозгласила Сара. Она не могла решить, чем же она больше гордится — тем, что Марлена станет учиться юриспруденции, или же тем, что та смогла успешно оправиться от предательства Джонни Грея! — Но я расстроена, что мама не сможет приехать в Париж.