Дедушка
Шрифт:
(Смеется.)
Если б все записать… Подчас я сам не верю в свое былое! От него пьянею, как вот — от вашего вина. Я пил из чаши жизни залпами такими, такими… Ну и смерть порой толкала под локоть… Вот, — хотите вы послушать рассказ о том, как летом, в девяносто втором году, в Лионе, господин де Мэриваль, — аристократ, изменник, и прочее, и прочее — спасен был у самой гильотины?ЖЕНА:
Расскажите, мы слушаем… ПРОХОЖИЙ:
Мне было двадцать лет в тот буйный год. Громами Трибунала я к смерти был приговорен, — за то ли, что пудрил волосы {2} , иль за приставку пред именем моим, — не знаю: мало ль, за что тогда казнили… В тот же
2
Громами Трибунала /я к смерти был приговорен — за то ли, / что пудрил волосы… — Имеется в виду революционный трибунал, орган Якобинской диктатуры, каравший не только тех, кто надеялся воскресить старый порядок, но и тех, кто своим поведением или видом всего лишь напоминал о нем.
3
Самсон — точнее, Сансон Шарль-Анри (1740–1793) — потомственный парижский палач, казнивший Людовика XVI и умерший в том же году.
ЖЕНА:
О, я кричала бы, рвалась бы, — криком пощады я добилась бы… Но как же, но как же вы спаслись? ПРОХОЖИЙ:
Случилось чудо… Стоял я, значит, на помосте, рук еще мне не закручивали. Ветер мне плечи леденил. Палач веревку какую-то распутывал. Вдруг — крик: "пожар!" — и в тот же миг всплеснуло пламя из-за перил, и в тот же миг шатались мы с палачом, боролись на краю площадки… Треск, — в лицо пахнуло жаром, рука, меня хватавшая, разжалась, — куда-то падал я, кого-то сшиб, нырнул, скользнул в потоки дыма, в бурю дыбящихся коней, людей бегущих, — "Пожар! пожар!" — все тот же бился крик, захлебывающийся и блаженный! А я уже был далеко! Лишь раз я оглянулся на бегу и видел — как в черный свод клубился дым багровый, как запылали самые столбы и рухнул нож, огнем освобожденный! ЖЕНА:
Вот ужасы!.. МУЖ:
Да! Тот, кто смерть увидел, уж не забудет… Помню, как-то воры в сад забрались. Ночь, темень, жутко… Снял я ружье с крюка… ПРОХОЖИЙ:
(задумчиво перебивает)
Так спасся, — и сразу как бы прозрел: я прежде был рассеян, и угловат, и равнодушен… Жизни, цветных пылинок жизни нашей милой я не ценил — но увидав так близко те два столба, те узкие ворота в небытие, те отблески, тот сумрак… И Францию под свист морского ветра покинул я, и Франции чуждался, пока над ней холодный Робеспьер зеленоватым призраком маячил, — пока в огонь шли пыльные полки за серый взгляд и челку корсиканца {4} … Но нелегко жилось мне на чужбине: я в Лондоне угрюмом и сыром преподавал науку поединка. В России жил, играл на скрипке в доме у варвара роскошного… Затем по Турции, по Греции скитался. В Италии прекрасной голодал. Видов видал немало. Был матросом, был поваром, цирюльником, портным — и попросту — бродягой. Все же, ныне, благодарю я Бога ежечасно за трудности, изведанные мной, — за шорохи колосьев придорожных, за шорохи и теплое дыханье всех душ людских, прошедших близ меня.4
Корсиканец — прозвище Наполеона Бонапарта, уроженца Корсики.
МУЖ:
Всех, сударь, всех? Но вы забыли душу того лихого мастера, с которым вы встретились, тогда — на эшафоте. ПРОХОЖИЙ:
Нет, не забыл. Через него-то мир открылся мне. Он был ключом, — невольно… МУЖ:
Нет, — не пойму… (Встает.)
До ужина работу мне кончить надо… Ужин наш — нехитрый… Но может быть…ПРОХОЖИЙ:
Что ж — я не прочь… МУЖ:
Вот ладно! Уходит.
ПРОХОЖИЙ:
Простите болтуна… Боюсь — докучен был мой рассказ… ЖЕНА:
Да что вы, сударь, что вы… ПРОХОЖИЙ:
Никак, вы детский чепчик шьете?.. ЖЕНА:
(смеется)
Да. Он к рождеству, пожалуй, пригодится…ПРОХОЖИЙ:
Как хорошо… ЖЕНА:
А вот другой младенец… вон там, в саду… ПРОХОЖИЙ:
(смотрит в окно)
А, — дедушка… Прекрасный старик… Весь серебрится он на солнце. Прекрасный… И мечтательное что-то в его движеньях есть. Он пропускает сквозь пальцы стебель лилии — нагнувшись над цветником, — лишь гладит, не срывает, и нежною застенчивой улыбкой весь озарен…ЖЕНА:
Да, лилии он любит, — ласкает их и с ними говорит. Для них он даже имена придумал, — каких-то все маркизов, герцогинь… ПРОХОЖИЙ:
Как хорошо… Вот он, верно, мирно свой прожил век, — да, где-нибудь в деревне, вдали от бурь гражданских и иных… ЖЕНА:
Он врачевать умеет… Знает травы целебные. Однажды дочку нашу… Врывается Джульетта с громким хохотом. ДЖУЛЬЕТТА:
Ах, мама, вот умора!.. ЖЕНА:
Что такое? ДЖУЛЬЕТТА:
Там… дедушка… корзинка… Ах!.. (Смеется.)
ЖЕНА:
Да толком ты расскажи… ДЖУЛЬЕТТА:
Умора!.. Понимаешь, я, мама, шла, — вот только что — шла садом за вишнями, — а дедушка увидел, весь съежился — и хвать мою корзинку — ту, новую, обитую клеенкой и уж запачканную соком — хвать! — и как швырнет ее — да прямо в речку — Ее теперь теченьем унесло. ПРОХОЖИЙ:
Вот странно-то… Бог весть мосты какие в его мозгу раскидывает мысль… Быть может… Нет… (Смеется.)
Я сам порою склонен к сопоставленьям странным… Так — корзинка, обитая клеенкой, покрасневшей от ягод — мне напоминает… Тьфу! Какие бредни жуткие! Позвольте не досказать…ЖЕНА:
(не слушая)
Да что он, право… Папа рассердится. Ведь двадцать су — корзина.Уходит с дочкой.
ПРОХОЖИЙ:
(смотрит в окно)
Ведут, ведут… Как дуется старик забавно. Впрямь — обиженный ребенок…Возвращаются с дедушкой.
ЖЕНА:
Тут, дедушка, есть гость у нас… Смотри какой…
Поделиться с друзьями: