Дефицит

— Чем больше будет специалистов, тем лучше, — пробурчал Малышев. — А вам я верю.

Сакен Муханов — главный хирург области, доцент кафедры мединститута. К помощи его Малышев старался не прибегать без крайней нужды, да и при нужде тоже. Он не игнорировал главного хирурга, но и не ставил особенно высоко. Они были соперниками не столько по своей воле, сколько по воле пациентов. Тот же Лева Ким по неизвестной причине отказался оперироваться у Муханова. А теперь вот Малышев сам его зовет в помощники. Хотя главный хирург неудачи его комментирует подробнее, чем удачи.

Не звал никогда, а теперь вот позвал. Данилова показала ему пример, как надо ломать гордыню, пресловутую принципиальность.

Со всеми готов помириться-перемириться. Кроме семьи.

Теряет себя, могут сказать, яркость свою утрачивает, а что взамен?

Широту. И не взамен, а как дополнение. Отдает часть своей личности, присовокупляет ее к общему делу всех. Примиряется, потому что противопоставление было ложным — маска, фикция непримиримости. Отбросил мелочи и стало легче, хотя и сдал как будто позиции. Криз как вспышка осветил дорогу, камни, ямы и колдобины, могущие помешать движению.

Позвал Сакена Муханова. А что делать? Врежет ему Чинибеков в затылок над операционным столом, как тогда ночью, — и все. Все не все, но Юре Григоренко с Галиевой придется попотеть, и что получится в итоге для Левы Кима, совсем неизвестно. Все мы знаем, чем операция начинается, но никто не знает, чем она может закончиться. Смерть на посту почетна, если только она не чревата гибелью других людей. Вспомнил, как давно уже был в Алма-Ате на специализации у Сызганова, и взорвалась возле парка машина с двумя солдатами. Ехали они с гор со стороны Медео, тяжелый военный грузовик, отказали тормоза, а дорога под уклон, вся Алма-Ата стоит на уклоне. Машина быстро набирала скорость, умерить ее бег было невозможно; один солдат оставался за рулем, тревожно сигналил, а второй вылез на подножку и кричал: «Дорогу! Авария! Дорогу!..» — кричал изо всех сил и размахивал широко фуражкой, а скорость все больше, ракетой уже летит машина по городской улице, и впереди тупик, парк, и по аллее там идет вереница детей, взявшись за руки, — на взгляд с небес они будто решили остановить машину. У входа в парк, чуть вправо — кряжистый столетний дуб, посаженный еще во времена генерал-губернатора Колпаковского. Солдат вывернул руль чуть вправо, и столетний дуб в три обхвата срезало, как лозу саблей, машина взорвалась и оба солдата погибли. Женщины потом приносили цветы к срезу со следами взрыва, в газету писали пожелания открыть здесь памятник, солдат вспоминали, как героев, ведь они могли бросить машину, выпрыгнуть и сохранить себе жизнь, но они остались в ней до конца. Памятник не открыли, пожелания постепенно заглохли. Возможно, потому не открыли, что будто бы, когда машина набирала разгон, на дорогу вывернул с проспекта Абая нерасторопный «Москвич» с пассажирами, его смяло и отбросило, как консервную банку…

Пусть все-таки придет Сакен Муханов, Малышев просит руку помощи. И сам протягивает руку доверия и взаимовыручки. Во всех отношениях хорошо. А в каком плохо?..

Ладно, к чертям сомнения, хирурги во время операции не умирают, природа тут позаботилась, мобилизует ресурсы и все-таки дает им возможность закончить дело спасения. Хирурги умирают после операции, или до, но не во время оной.

— Анекдот позволите, Сергей Иванович? — искусственным голосом спросил Юра Григоренко.

— Надеюсь, без матерков? — Знает же, что Малышев не любит анекдотов в такой момент, но предлагает. От обиды, видимо.

— Что вы, что вы! К молодому и энергичному хирургу обращается главный врач: доктор, вы уже испортили четыре операционных стола, пожалуйста, режьте не так глубоко!

Галиева рассмеялась, а Малышев нет, Малышев видит — сердится на него Юра, пригласил-де шеф палочку-выручалочку.

Ждать они Сакена не будут, естественно. Начали.

И закончили через три часа десять минут. И за все эти часы и минуты он ни разу не вспомнил ни о Сакене, ни о Чинибекове, ни о своей тошноте, и только когда уже накладывали кожный шов, вспомнил о своем милом докторе, представил, как скажет ей про операцию, несмотря на больничный лист.

— Спасибо, друзья! — сказал он звенящим голосом. Удивительно, что не устал даже. Даниловой особо: — Спасибо, Регина Петровна, все хорошо!

В предоперационной стянул перчатки, снял маску, черный халат, затем белый, взмокший на спине, сестра подала ему чистый и сухой, он влез в него и пружинистой легкой походкой бодрого и здорового человека направился в свой кабинет, к рыбкам и к «живому дереву». Едва он подошел к столу и еще не успел сесть, как зазвонил телефон.

— Малышев слушает.

— Да вы с ума сошли! — закричала на него Алла Павловна. — Кто вам разрешил оперировать?

— Милый доктор, вы так хорошо меня вылечили, что я сразу вошел в график. — Он вернулся с того света и уже сделал трудную операцию, ни о чем большем он и мечтать не мог. А тут еще и звонок ее.

— У вас такой голос, — сказала она спокойнее, — все передает на расстоянии.

— Вы чуткая, Алла Павловна. — Ему так легко сейчас, что можно и поиграть. — Вы подозрительно чуткая.

— Ох, Малышев-Малышев, никакой дисциплины, нуль благоразумия, и он еще подозревает! — Помолчала, спохватилась: — А в чем, кстати сказать, вы меня подозреваете? — Не дала ему ответить, вдруг он что-нибудь такое бухнет, спросила: — Когда придете? У вас еще не закрыт больничный.

— Да хоть сейчас!

— Вы что, серьезно? Может быть, потом, после работы?

— К семи часам буду у вас.

— Сегодня, надеюсь, вы не будете больше оперировать?

— Нет, Алла Павловна, обещаю.

— Ой, смотрите!..

Сакен Муханов так и не приехал на операцию, да и мудрено ему было приехать, если он еще не вернулся из круиза по Средиземному морю, в Италии где-нибудь сувениры собирает, на Везувий смотрит, — раньше надо звонить о помощи, Малышев, а то ведь анекдот получается. Нежданно-негаданно остался город без двух ведущих хирургов, один в кризе, другой в круизе, и не знали о том ни горожане, ни сами хирурги.

Алла Павловна как в воду глядела — привезли пенсионера с ущемленной грыжей, с дачи, боли начались вчера, он терпел, глотал анальгин, пенталгин, — какой пенсионер сейчас без своей аптечки? — ночь не спал, утром соседи пошли к дороге ловить машину, остановили парня на мотоцикле и уговорили его доставить больного в город. Почти сутки ущемления, начался некроз, и Малышеву, конечно же, снова пришлось встать за операционный стол. А потом его пригласила к себе главный врач Кереева, и тут выяснилось, что рано Малышев решил, будто у него нет врагов.

— Впрягаетесь, Сергей Иванович? — встретила его Кереева широкой улыбкой. — Выглядите вы замечательно. Как дома, как семья?

— Все нормально, спасибо, — ответил он вяло, уже порядком уставший.

— Теперь вам надо следить, чтобы поменьше конфликтов. — Она закурила.

— Хотелось бы, — согласился Малышев и тоже закурил.

— Давайте будем советоваться, прежде чем принимать какие-то ответственные решения.

— Давайте…

— Давайте уж меня не подводить.

— Что вы имеете в виду?

— Дело прошлое, но я вынуждена о нем сказать чисто для профилактики. Я в отношении вашей телефонограммы в обком. Это по поводу Даниловой.

Запоздалая профилактика.

— Я действительно поспешил, — сказал Малышев.

— А то мне звонят, знаете ли, говорят, так и так, а я не в курсе. Представьте мое положение руководителя, который не знает, что вытворяют его сотрудники.

«Вытворяют».

— Сейчас я думаю о ней иначе. Мы сегодня вместе оперировали.

Кереева будто не слышала, продолжала накачку: