Дефиле озорных толстушек

– Весь ваш феминизм – это разврат и распущенность! – поджав губы, припечатал Иван Давыдович.

Обиженная Ольга Ивановна приготовилась возразить мужу, но в этот момент сверху раздался возмущенный крик, аргументированно подтвердивший его мнение. Кричал отец десятиклассницы Катюши Шумилкиной, водитель-дальнобойщик Егор Андреевич.

– Катюха, мать твою-перемать! – орал несдержанный Егор. – Это еще что за номер?! Почему к тебе в комнату по веревке какая-то баба лезет?! Ты что же, так тебя-растак, в лесбиянки записалась, шалава?! А вот я сейчас возьму монтировку и расфигачу к чертовой бабушке твой компьютер, чтобы он тебя развратничать не учил!

Любопытные Лаптевы бок о бок встали у окна и запрокинули седые головы, как зрители авиашоу. Оравшего Егора Шумилкина видно не было, но рядом с ним, очевидно, стояла супруга Наталья, потому что в паузах между тирадами разъяренного отца раздавался ее голос.

– Егор, тише! – уговаривала Наталья взбешенного мужа. – Не ори! Не позорь девку на весь дом!

Оскорбленная Катерина, между тем, тоже кричала в голос, упрекая родителей в косности и полной неспособности понять нужды и желания подрастающего поколения.

– Ой, да знаю я эти ваши бабьи желания! – с нескрываемым презрением орал в ответ Шумилкин. Поскольку по роду занятий дальнобойщик подолгу отсутствовал дома, его не мог не волновать больной вопрос супружеской верности. – Что мамаша, что доченька – обе шалавы, только одна на мужиков бесстыжим глазом косит, а другая того хуже, в лесбиянки подалась!

После этой фразы мать и дочь сомкнули ряды и накинулись на Егора Андреевича вдвоем. Никита Подорожкин, забившийся в угол своего балкона и даже накрывший голову руками, словно в ожидании падения сверху тяжелых предметов, с глубоким изумлением услышал, что в эмоциональной беседе родителей с дочерью произошел коренной перелом. Под сдвоенным натиском Натальи и Катерины Егор Андреевич признал женскую сексуальность нормой жизни и изменил суть своих претензий к дочери. Теперь он просил ее всего лишь забыть об однополой любви и обратить свое внимание на молодых людей. В качестве подходящего кавалера, юноши из хорошей семьи, Катерине был предложен, например, милый мальчик Никита, сын соседей Подорожкиных с третьего этажа. Хитрюга Катька для приличия заставила себя уговаривать, так что Никита не выдержал и тоже прошептал что-то нелестное в адрес своей Джульетты.

О девице, повисшей на веревочной лестнице, как грузило на рыболовной леске, в общей кутерьме благополучно забыли. Попинав крепкими розовыми пятками ни в чем не повинный балкон Лаптевых, домушница-лесбиянка спустилась на самый край лестницы, спрыгнула на бетонный козырек над входом в подъезд, подобрала там свои тапки и шляпу и через окно выбралась в подъезд.

– Ну, Фунтик, погоди! – голосом очень злого волка приговаривала я, через две ступеньки поднимаясь по лестнице.

При падении в веревочные тенета я ободрала руку, при ударе о балкон рассадила колено и погнула сидевший в сумке папин любимый поднос, но временно забыла обо всех травмах и утратах: меня поддерживала жажда мести. Я неслась по лестнице, как вспугнутая кошка, и так же шипела, готовясь ринуться на толстомясого негодяя и разорвать его на сотню маленьких поросят.

Но Фунтика в подъезде уже не было. Пока я раскачивалась на веревках, как мартышка на лианах, он успел ретироваться. С сожалением констатировав этот факт, я сбавила скорость и к своей двери подошла уже нормальным шагом.

– Индюшечка, погоди, не разувайся! – попросил папуля, едва впустив меня в квартиру. – Возьми косточки, отнеси Барклайчику!

– Ты солянку готовишь? – слабо обрадовалась я, принимая в объятия большой прозрачный пакет, полный тщательно очищенных костей. – Отлично! Дверь не запирай, я быстро!

Перспектива полакомиться одним из коронных папулиных блюд меня воодушевила. Мой хороший аппетит мало что в этой жизни способно испортить! Предвкушая вкусный и питательный ужин, я поднялась на один этаж и позвонила в квартиру Кулебякина. Денис, похоже, не сразу услышал звонок: из квартиры доносился шум – гремела музыка и басили мужские голоса. Когда хозяин распахнул дверь, я услышала звон бокалов, обрывок сального анекдота и многоголосое мужское ржание. Все понятно, у нашего эксперта-криминалиста гуляют коллеги по цеху!

– Привет! – пламенея ушами – концовка анекдота была непечатной, – небрежно поздоровалась я.

– Опять?! Что с Трошкиной?! – всполошился Денис.

Он был изрядно нетрезв и неадекватно оценивал действительность. Не удостоив глупый вопрос ответом, я подняла повыше пакет с говяжьими костями и сказала:

– Вот.

Мне не хотелось задерживаться вблизи пьяного ментовского гульбища. Кроме того, мои травмы настойчиво напоминали о себе, требуя, как минимум, простейшей санитарной обработки йодом или зеленкой.

– Это она?! – Взглянув на пакет с костями, Кулебякин схватился за сердце.

– Она, – подтвердила я, потому что слово «говядина» в русском языке женского рода, и приятельски подмигнула выбежавшему в прихожую Барклаю.

– Господи! – вскричал Денис.

– Приятно слышать, что ты думаешь не только о грешном, но иногда и о божественном! – съязвила я, намекая на смутивший меня анекдот.

– Это кто ж ее так? – Эксперт-криминалист с профессиональным вниманием разглядывал кости в лохмотьях свежего мяса.

– Папуля, – коротко ответила я, торопясь уйти. – Он солянку готовил, а на нее уйма мяса нужна. Ты берешь кости, или я их в мусоропровод выкину?

– Гау! – утвердительно сказал Барклай.

– Приятного аппетита! – пожелала я, опуская пакет к его лапам.

– И-и-инка-а! – на лестнице раздался женский вой, пугающе усиленный эхом. – Иди-и тортик есть! Со сли-ивками!

– Это кто? – спросил Денис, прикладывая к области сердца и вторую длань, это уже выглядело как плясовой зачин: казалось, сейчас он широко разведет руки ладонями вверх и пустится в присядку.

– Трошкина, кто же еще! – Я помахала Барклаю на прощание и зашагала вниз по лестнице.

– А как же она? – Денис недоговорил и задумчиво воззрился на пакет с фрагментами коровьего костяка.

Я спустилась на свою площадку и увидела Алку, выглядывающую из открытой двери нашей квартиры. Подружка что-то жевала, на зависть аппетитно чавкая.

– Петюсик мне чудесный тортик принес! – доложила подруга, дожевав.

Я даже не поняла, чем она, собственно, хвастается – чудесным тортиком или заботливым Петюсиком?

– Давай подробности, – велела я, проходя в квартиру.

В кухне многообещающе звенели тарелки – папуля накрывал на стол. Дожидаясь сигнала к позднему ужину, я прошла в свою комнату и со стоном рухнула на диванчик.

– Значит, так: тортик бисквитный, нижний корж пропитан ромом, крем ванильный, с фисташками, в середине фруктовая прослойка: ломтики киви, бананов и ананасов… – Трошкина добросовестно старалась припомнить анатомию хваленого торта. – Сверху тоже фрукты, но уже в желе, и много-много взбитых сливок! И еще шоколадная крошка!