Декамерон
Шрифт:
Фонарь вырвал из мрака нечто в два человеческих роста. Это был заражённый, без сомнения. Только вот упырь отличался от всех, кого ренегат встретил ранее. По всей видимости, отъелся на бездомных и золотарях.
Профессор тоже увидел его. Стал отползать назад, стискивая зубы, чтобы не завопить. Монстр не спешил, чувствуя, что добыче от него никуда не уйти. Сгорбленный, колосс всё поднимался и поднимался в полный рост. Лапы упёрлись в песок, устилавший бетонный пол. Пасть разверзлась, являя кривые жёлтые зубы. С тонких губ капала слюна.
Ренегату было бы в пору хотя бы попытаться
Ему следовало бы бежать, пока не поздно. Только вот вид существа задержал его на одном месте, поражая монструозностью. Тварь выбралась на свет — лишь на половину.
Беглеца упырь не замечал. Альдред хотел, чтобы так было и впоследствии. Поэтому сидел в железном переходе тише воды, ниже травы. Скрывался во тьме, пока проводник испускал последнее дыхание.
Утробно рыча, людоед потянул длинную лапищу с раскидистыми, когтистыми пальцами к профессору. Словно кот к мыши, загнанной в угол. Бродяга не вытерпел. Закричал, что было мочи. Поначалу он звал Флэя беспомощно:
— Синьор?!. Синьор! Синьо-о-ор!..
Чудовище дёрнулось навстречу бездомному, легко поднимая его над землёй обеими руками. Тот задрыгал ногами в попытке вырваться. Монстр сдавил ему торс, и Цанци захрипел. Носки смотрели в пол. Маттео умолял упыря:
— Нет! Пожалуйста! Пожалуйста…
На мгновение нечто замерло. Казалось, мольбы натолкнули его на некую мысль. Будто в его голове прозвучали отголоски прошлой жизни, размазанные по остаточному сознанию заражённого. Тварь пророкотала что-то, не разжимая пасти.
Альдреда начало тошнить. От переростка несло похлеще, чем от целой своры мелких упырей-бегунов. Предатель помотал головой. Натянуть респиратор Адельгейма не решился. Воздух, казалось, чересчур шумно проходил через фильтр. Флэй застыл.
Челюсти заражённого разверзлись. Монстр в мгновение ока впился зубами в голову Маттео Цанци. Тот закричал приглушённо, раз его голова оказалась в пасти твари. Упырь стал резко дёргать из стороны в сторону, пока не сорвал черепушку с шеи бедолаги.
Когда ему это удалось, людоед стал тщательно пережёвывать человечину. Тело профессора больше не представляло для него никакого интереса. Он проглотил перемолотую в кашу плоть с костями, бросил труп и уполз, ревя, обратно во тьму.
По песку змеилась кровь, хлеставшая из раны.
Ренегат выдохнул с облегчением, до сих пор едва ли веря в то, что выжил. Он помотал головой, припадая к полу. Свой обрез держал над головой. За то, что бросил профессора в беде, предатель себя не корил. Попутчики могли умереть оба.
Если верить словам покойного Маттео Цанци, идти ему осталось всего-ничего. Нужно поднажать — и тогда глазам откроется поверхность. Лишь сейчас Флэй осознал простую истину: под тучами Саргуз гораздо безопаснее, чем во тьме канализации.
Ибо здесь обитает нечто такое, что выходит за грани человеческого осмысления.
Альдред бегло осмотрел окружение. О каких стоках
говорил профессор, ему было ясно. Только вот найти в темноте, как подобраться к ним поближе, он не сумел бы.По крайней мере, без света фонаря.
«Свет», — вдруг призадумался Флэй.
В глубине убежища тварь всё тянула свой гулкий рокот, слепо блуждая в поисках новых жертв. Тут-то ренегата осенило: Свет и Тьма едва ли дали ему избежать встречи с монстром. Он попросту отсрочил неизбежное. И быть может, собственную гибель.
Фонарь лежал на песке нетронутым. Рядом с трупом профессора, которое пробирало от судорог. Облегчение сменил страх. А уже его — ужас и злоба.
Дезертир должен был спуститься вниз. На территорию чудовища-переростка.
Он прошипел еле слышно:
— Проклятье…
Глава 11. Тощак
Человек, встретив нечто, с чем ранее не сталкивался, склонен давать имя тому, что видел. Как если бы тем самым ему стало бы проще совладать с потрясением.
Так, Альдред Флэй нарёк свору заражённых «упырями». Восставшие мертвецы, алчущие крови и плоти живых. Эти не похожи на прототип из мифов Западного Аштума. И тем не менее, попадание почти в яблочко.
Для твари, убившей проводника, у ренегата тоже нашлось название. При виде монстра у дезертира возникли прямые ассоциации. С существом из старониренской эпической поэмы об убийце чудовищ. В детстве он любил слушать вырезки оттуда.
Грендель — так называли огромного людоеда, наводившего ужас на северное королевство, которого, возможно, никогда и не было. По хотению Флэя, было имя собственное — стало имя нарицательное.
Не то тролль, не то огр, не то великан. Из эпоса было ясно одно: чистое воплощение зла.
В этом свете и предстала тварь перед глазами предателя.
Два человеческих роста в одном теле.
Ноги и руки — продолговатые и тощие.
Мертвецки бледная кожа, как и у каннибалов.
Одежда растянулась и порвалась на его худощавом теле, повиснув рваньём.
Глаза свои монстр потерял: из черепной коробки пробивались друзы чёрного нектара, напоминая корону.
А в остальном — обыкновенный упырь.
Его природа казалась противоестественной. Даже на фоне мелких людоедов-бегунов. У ренегата в голове не укладывались его габариты. Он гадал, сколько человечины было нужно сожрать гренделю. Скорее всего, монстр являлся исключением из правил, а не закономерной эволюцией заражённого. Вероятно, все эти дни он кормился бездомными, коих тут имелось в изобилии. Ещё совсем недавно.
Здесь, в чреве Саргуз ему было самое место. На поверхности великан бы устроил настоящую бойню. Дезертира пугала неизвестность. Если с упырями он уже научился справляться, то найти управу на огра ещё предстояло. Только вот не хотелось. И всё же, обстоятельства толкали спуститься к нему.
Больше же всего Альдред испытал ужас от того, как людоед-переросток расправился с Маттео Цанци. Он вспомнил останки, на которые наткнулся в канализации. Схожий подход. Видимо, это был грендель.
Почему он откусывал только головы? Хотел Флэй, или нет, был должен выяснить.