Декомпрессия
Шрифт:
Неспешно плыло по небу чужое. Чуждое, призревшее законы гравитации, вздымалось вверх, ползло от горизонта, заменяя чудовищным телом небесный свод. Неподвижный воздух насыщен озоном. И в этой абсолютной прозрачности, видимое до мельчайших деталей двигалось то, чему не было названия.
Циклоп – так прозвали в народе абсолютного убийцу – больше всего напоминал чудовищного ската, от края до края превосходящего по размеру пару километров. Животное. Или нечто живое? Поднятое с глубин каких-нибудь впадин катаклизмами или занесенное из глубин космоса? Вряд ли кто-нибудь на этой несчастной планете задавался подобным вопросом.
Маньяк не задавался. И это не будет тем последним вопросом, который он попытался бы решить перед смертью. Вжатый грудью в острые камни
Циклоп начинал охоту. Хотя… Кит, всплывающий с глубины, распахивающий огромную пасть, чтобы втянуть внутрь тонны планктона, – он охотится? Без всякого представления о возможной опасности, он просто жрет, тупо дожидаясь, пока крохотные тельца криля заполнят ненасытное брюхо. Так и Циклоп. Вряд ли в том наросте в центральной части огромного тела, где можно было предположить наличие мозга, возникало слабое подобие ощущения риска, связанного с простым до омерзения процессом питания.
Маньяк видел, как беспорядочно метался по тесным улочкам народ. Яркие вспышки опоясали побережье. Отдаленный треск автоматных очередей долетал до дайвера. Кто-то из обреченных палил из гранатомета в вышину.
Бесполезно. Открытый четырем ветрам, Маньяк лежал на скале, бухтой отделенной от городка. Он сжимал в руках бинокль. Скоро смерть доберется и до него. И даже какой-нибудь тайный ход, проложенный в камнях, не служил убежищем.
Черную махину Циклопа с загнутыми к центру крыльями прошили разряды. Ослепительные молнии били от края до края, как прощальный залп для покойников, у которых никогда не будет могил.
Земля дрогнула. По улочкам городка зазмеилась пыльная поземка. Часть домов не перенесла сильного подземного толчка. Хлипкие строения сложились подобно карточным домикам, накрывая погребенных людей. Клубы серой взвеси накрыли городок.
И в тот же миг из дымного тумана вспорхнули вверх первые жертвы. Они зависли в воздухе, притянутые к самому брюху циклопа. Мощный разряд пробил тело женщины, бабочкой трепетавшее на ветру. Еще одна молния прошила тело мужчины, сжимавшего в руках автомат. Четко, до подробностей различимые, обреченные плыли в воздухе, принимая на себя разряд за разрядом.
Облаком взметнулся песок, смешанный с камнями, выбрасывая вверх десятки людей. Мужчин, женщин, детей. Пробивая в тумане, затянувшим улочки, дыры, они летели ввысь, заполняя все видимое пространство. Десятки, сотни людей тонули в синей, подсвеченной разрядами мгле.
Словно запыленный, больной взгляд Маньяка поймал вдалеке холм вспученной земли, выпускающий из недр людей – тех, кто надеялся спастись в подвалах и подземельях. Прямо на глазах словно взорвался изнутри уцелевший недалеко от пристани добротный дом. Ненасытный, удерживающий между загнутыми крыльями сотню жертв, Циклоп все тянул и тянул новые. Из воды. Из песка. Люди взлетали, постепенно приближаясь к самому брюху.
Пыльное марево дрожало. Земля неохотно отпускала своих детей. Разрытые пласты вздымались, рассыпались в пыль, туманом покрывающим развалины. Это изуверство как роды – мучительные, непростые. И то чуждое, что парило над головами, не хирург – мясник, делающий кесарево сечение, острым скальпелем взрезающим землю и вырывающим из теплого нутра хрупкие, беспомощные души.
Чудовище парило в воздухе, и его черная тень добралась до дайвера.
Маньяк отложил бинокль, закрыл глаза и вжался лицом в камни, царапая скрюченными пальцами землю. Скала под ним дрожала, словно ей передалось его состояние. Еще минута и дайвер полетит вверх. О, это будет долгий полет. И Маньяк жалел лишь о том, что его тело не станет той каплей, от которой лопнет ненасытный монстр.
Маньяк ждал. Еще минута и он, прежде человек, станет всего лишь составной частью планктона.
Еще двадцать секунд.
Еще десять…
Воспоминание об этом эпизоде, вернее, чувство – заставляет его до сих пор просыпаться по ночам. Ощущение полной безысходности и абсолютного, незамутненного
никакими надеждами ожидания скорой смерти. Сколько времени он пролежал тогда на скале, вжатый в камни? Неизвестно. Но вдруг, когда он очнулся, понял, что низкий звук исчез. Совершенная тишина оглушила его. Он повернулся и посмотрел в небо. Белое, словно выцветшее, оно явило девственную пустоту. Только высоко в облаках путался блеклый диск солнца. И откуда-то сверху, соткавшись из пустоты, падала серебряная паутина, в которой искрили крохотные зерна. То ли отрыжка сытого чудовища. То ли безвинные души умерших.Не отдавая отчета в своих поступках, дайвер подобрал тогда часть паутины и принес в город. Что с нею стало? Да ничего. Растет себе и светится.
Тот, кто хоть раз слышал приближение Циклопа, ни за что не спутает с гудением, который издавала Морская звезда. Даже сейчас, столько лет спустя, у Маньяка едва не вырвался тяжелый вздох. Лишний шум ни к чему. Ухарь отрубился в мгновение ока, а вот рулевой – крепкий парень, еще держался. Но временами глаза его стекленели и он клевал носом. Дайверу, естественно, такое архиважное дело как караул не доверили. Не заслужил, бродяга. Сквозь неплотно сомкнутые ресницы Маньяк разглядывал бойца. Глаза у Врубеля закрывались и голова упрямо клонилась на грудь. Даже такого стойкого парня подкосили сутки балансирования на тонкой грани, отделяющей жизнь от смерти. К тому же провожатых неприятно «удивила» гибель Клеща. Может, и возникли у них – особенно у Врубеля – неприятные умозаключения на счет Маньяка, но они предпочитали держать свои выводы при себе. Да и честен он был перед ними аки стеклышко. Слегка замутненное, впрочем. Крепким парням ни к чему знать, что легкий толчок направил раненного парня чуть правее – прямо под «серебряный дождь».
Умные головы объясняли водопад горючей смесью, сродни напалму. Вот Маньяку и представилась возможность убедиться, так ли оно на самом деле. Еще там, на глубине, у дайвера возникла неприятная мысль, что Врубель заметил этот почти нечаянный толчок. Так или иначе, он виду не подавал, и его молчание было на руку Маньяку.
Другое дело Ухарь. Его участь была решена. И именно устранением этой проблемы дайвер и рассчитывал заняться в ближайшее время.
Узкая песчаная полоса, тянувшаяся вдоль скал – пристанище незавидное. Но на безрыбье… Залитая ярким дневным светом вода колыхалась у самых ног. В скальных трещинах ютился ветер. С мягким шорохом он пересыпал песок, застрявший в многочисленных дырах. Тихий звук умиротворял.
Но было еще кое-что. То, что подсказало Маньяку дальнейшее развитие событий. Чуть поодаль, у береговой полосы, на отмели застыла потрепанная, изломанная яхта. Обшарпанный кораблик зарос водорослями. Пробоины в бортах давно облюбовали разномастные моллюски. Фишка была не в том. Насколько дайвер помнил, там еще имелось кое-что любопытное. Все внутренности судна оккупировали кубомедузы. Морские осы, приспособившиеся к жизни на суше. Вот им-то и предстояло сыграть решающую партию в будущей игре. Однако для начала следовало подготовиться. Слепой случай мог избавить Маньяка не от того сопровождающего, поэтому полагаться на судьбу он не стал. Сухопутные кубомедузы – существа коварные, но нападать они не спешат. Однако была у них одна странность, которой грех было не воспользоваться. Особенно, исходя из некоторых пристрастий здоровяка.
Маньяк открыл глаза. Рулевой спал. Его веки подрагивали, а грудь размеренно вздымалась. Дайвер пошевелился, сменив позу, но караульный и ухом не повел. Соблюдая максимум осторожности, Маньяк переместился левее, ближе к тому месту, где лежал рюкзак Ухаря. Протянув руку, дайвер коснулся бокового кармана. Теперь предстояло самое неприятное – отогнуть клапан. Скорее всего, сделать бесшумно это не получится. Уповая на себя и мысленно обещая провидению все, что бы оно ни попросило, он потянул липучку на себя. Сухой треск показался ему оглушительным. Маньяк не сводил глаз с засопевшего Врубеля, готовясь в любой момент одернуть руку. Ему живо представился грозный окрик «ты чего забыл там, дайвер?» и черная точка пистолета, нацеленная в лицо.