Дела магические
Шрифт:
Умник зааплодировал и заговорщически подмигнул Ницану.
– А что?
– сыщик сел за стол.
– На этот раз, думаю, ты совершенно прав, паршивец. Я могу себе позволить.
Умник тут же протянул сыщику бокал хиосского. Ницан с удовольствием выцедил половину, после чего сказал:
– Конечно, мы так и не знаем, каким образом убийце или убийцам удалось свалить все на меня. И нет у нас прямых доказательств участия во всех этих делах храмового казначея - надеюсь, ты обратил внимание на частоту упоминаний имени Кислев во всех этих сомнительных случаях? Но ведь и у суда нет прямых улик против меня! Так что, мы еще посмотрим - кто кого. В конце концов, у них нет мотива. За что, по их
За окнами уже вполне рассвело. Ницан задул ненужный светильник, зевнул, потянулся.
– Позвонить, что ли, Лугальбанде? Спросить у него? Что там полиция думает по поводу мотива. А что?
– пробормотал он.
– Не так уж и рано. Почему бы не спросить прямо сейчас?
Не вставая, Ницан протянул руку и взял со стола кубик телекома.
Лугальбанда долго не отзывался. Когда же наконец его фантомное изображение сконденсировалось над телекомом, Ницан успел вновь задремать, уронив лохматую голову на стол. Маг-эксперт немедленно взъярился и как следует приложил детектива короткой молнией. Сыщик подскочил как ошпаренный:
– Т-ты чего?!.
– но тут же пришел в себя и как ни в чем не бывало спросил Лугальбанду: - Послушай, а за что я убил Сивана?
– Та-ак...
– зловещим голосом протянул маг-эксперт.
– Ты, значит, все-таки признаешься в убийстве...
– Вовсе нет!
– спохватился Ницан.
– Вот еще... Просто я хочу знать, что думает полиция. Если я убил его преподобие, то должна же быть какая-то причина.
Лугальбанда - вернее, его фантом - некоторое время сверлил сыщика пронзительным взглядом, потом нехотя ответил:
– Версия обвинения состоит в том, что тебя пытались выставить из приюта по причине позднего времени. Ты был пьян и всячески этому сопротивлялся. Младший жрец Сиван, отвечавший в тот вечер за порядок, вынужден был применить силу. Ты страшно разозлился, выследил его, когда он шел в храмовый виноградник по каким-то хозяйственным делам, и убил. Исходя из твоих привычек, которые хорошо известны полиции, такое развитие событий представляется и следователю, и представителям обвинения вполне правдоподобной.
– С какой стати мне убивать, даже если он меня и вытурил?
– Ницан изумился.
– Да я бы в таком случае должен был бы перерезать по крайней мере половину вышибал в городских кабаках!
– А вот об этом ты расскажешь в суде, - с мрачным ехидством ответил Лугальбанда.
– В суде?
– воскликнул Ницан.
– Я практически готов доказать собственную непричастность! Во всяком случае, у меня есть объяснение всех подозрительных обстоятельств дела!
В нескольких словах он объяснил Лугальбанде ситуацию с реакцией жертвенных овец, а также сообщил о том, что вел частное расследование по заказу как раз покойного Сивана. Упомянул и о характере расследования. Рассказал о смерти госпожи Энненет - не боясь нареканий за непрошенный новый визит в храм Анат-Яху, то есть, на место преступления. О том, что предшествовало этой смерти и о загадочных ее обстоятельствах. И конечно же, о смерти господина Алулу-Бази, предшествовавшей всем событиям.
– Полагаю, именно эта смерть и вызвала первые подозрения покойного Сивана, - закончил Ницан.
Лугальбанда озадаченно почесал переносицу.
– Ну-ну, - сказал он задумчиво.
– очень интересно рассказываешь. Значит, испорченные печати. Ну-ка, покажи, может, мне удастся что-нибудь установить.
– Э-э... Видишь ли, Лугаль, их у меня нет, - смущенно ответил сыщик. Их у меня украли.
Брови мага-эксперта удивленно взлетели.
– То есть как - украли?
Ницан рассказал о нападении невидимки.
– Но у меня есть отчет госпожи Баалат-Гебал!
– поторопился сообщить он.
– И письмо госпожи
– Госпожа Баалат-Гебал, как я понял, не жаловалась на нарушения? осведомился Лугальбанда.
– Не жаловалась, - подтвердил Ницан.
– Потому и жива осталась.
Маг-эксперт снова задумался.
– Ладно, - неохотно сказал он.
– Предположим... Ну а как насчет убийства, в котором тебя обвиняют?
Ницан удивленно захлопал глазами.
– Но... Послушай, Лугаль, я же объяснил...
– пробормотал он и снова повторил аргументы, уже приведенные ранее.
Лугальбанда слушал, не перебивая. Его темное лицо, контрастировавшее с белоснежной бородой, сохраняло выражение угрюмой сосредоточенности.
– ...А память кинжала сохранила мое прикосновение, потому что я скорее всего попытался выдернуть кинжал из раны и как-то помочь Сивану, - закончил Ницан. Умник, все это время слушавший хозяина с восторгом, радостно закувыркался. Ницан попытался поймать пляшущего демоненка, но тот ловко уворачивался от руки сыщика.
Лугальбанда некоторое время неодобрительно наблюдал за странными жестами своего приятеля. Потом спросил:
– А почему, кроме твоего прикосновения, кинжал ничего больше не помнит?
– Не знаю, - честно признался Ницан. При этом Умник перестал мельтешить по столу и вновь уселся на излюбленную чернильницу.
– Но этот вопрос, полагаю, можно будет решить после окончания следствия и ареста настоящего преступника.
Лугальбанда покачал головой и тяжело вздохнул.
– Это тебе так кажется. Магическое воздействие, изменение маршрута, потеря памяти. Поведение овец. Все это косвенные признаки, дорогой мой. Что же до финансовых махинаций - признаю, что здесь есть, над чем подумать. Признаю, что они возможно связаны с гибелью двух или даже более обитателей дома престарелых. Могу признать даже (хотя и с трудом) связь этих махинаций с убийством преподобного Сивана. Но при чем тут твоя невиновность?
Ницан онемел. Его челюсть немного отвисла, а глаза превратились в два неподвижных тусклых шекеля - старых, естественно, на которые не купишь сегодня ни черта путного.
Лугальбанда некоторое время ждал ответа, потом объяснил:
– Все, что ты рассказываешь, имеет весьма важное значение. Но ведь при этом обвинение вполне может рассуждать таким образом, что исполнителем являешься ты. На тебя падают улики в убийстве несчастного Сивана. Ты, кстати говоря, владеешь магическим искусством - не очень профессионально, но все-таки на уровне выпускника курсов полицейской магии. И тебе придется долго доказывать свою неспособность совершить все то, о чем сам же рассказал только что... Понимаешь, пока ты не выявишь истинного организатора и истинного исполнителя преступлений, пока ты не найдешь неопровержимых доказательств их вины - единственным подозреваемым являешься ты, а все остальное...
– Лугальбанда выразительно развел руками.
– И учти, - добавил он.
– Я говорю - до тех пор, пока ты не найдешь, потому что ни полиция, ни обвинитель ничего искать не будут. Их вполне устраивает уже сложившаяся версия. Улики налицо, соответствие психологическому портрету преступника - тоже...
Ницан обрел, наконец, утраченный было дар речи.
– Портрет?! Психология?!
– заорал он.
– В конце концов, даже память кинжала можно рассматривать как косвенную улику! Прямых улик против меня нет! Свидетелей нет! Так какого же черта меня собираются тащить в суд?! Пусть полиция выясняет, как убийца сумел избавиться от всех улик, да еще и свалить вину на невиновного. То бишь, на меня. Уж ты-то знаешь о моей невиновности!
Пылая негодованием, сыщик хотел отключить телеком, но что-то во взгляде Лугальбанды заставило его насторожиться.