Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

— Разумеется, мадам.

В течение следующих трех дней Екатерина по четыре раза на дню посылала справиться о здоровье короля и получала один и тот же ответ: лихорадка не прекратилась. На четвертый день к ней пришел Уилл.

— Его милость очень страдает. Доктора тревожатся.

— Я должна его видеть! — воскликнула Екатерина.

— Нет, Кейт, не нужно поднимать шум. Король распорядился держать его состояние в секрете, чтобы не пополз слух, будто он теряет хватку.

— Но неужели он не примет меня?

— Он не допускает к себе никого, кроме врачей и Уилла Сомерса.

Екатерина схватила брата за руку:

— Скажи мне правду, он умирает?

Уилл поднес палец к губам:

— Ш-ш-ш. Врачи ничего не говорят. Только Гардинер набрался храбрости заявить, что его милость не доживет до того времени, когда принц станет взрослым мужчиной. Ему приказали уйти. Он целыми днями торчит в сторожевом покое и молит, чтобы его пустили к королю.

— Гардинер наверняка ищет способ склонить Генриха на свою сторону, пока тот слаб, — пробормотала Екатерина.

— Да, он думает, это его шанс уничтожить ересь.

— Тогда я должна убедить короля, чтобы он увиделся со мной. Если Гардинер шептал ему в одно ухо, я могу нашептать в другое. — И, что важнее всего, ей нужно узнать, кого Генрих намерен назначить правителем Англии после своей смерти.

Екатерина выждала день, потом направилась к покоям короля.

— Ради Бога, попросите его величество принять меня, — с мольбой обратилась она к Денни.

Через несколько минут тот вернулся, сияя улыбкой:

— Его милость примет вас. Сегодня ему немного лучше.

Воздух в спальне был спертый, припахивало гнилью. Генрих сидел в кресле и играл в шахматы с Уиллом Сомерсом; его больная нога, обмотанная бинтами, лежала на подставке, обивка которой была вся в пятнах.

— Кейт! Как приятно видеть вас! — приветствовал ее Генрих. — Я был нездоров. — Говорил он жалобно.

— Какое облегчение видеть, что вам лучше! — Она наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Ай! — Уилл улыбнулся.

— Я еще не совсем оправился, — сказал Генрих, сердито глянув на шута. — И меня беспокоили докладами о ереси.

Гардинер! Он добрался до короля раньше ее.

— Епископ Винчестерский беспокоил вас? Неужели Тайный совет не в состоянии разобраться с такими делами?

— Он был так настойчив, что я согласился принять его вчера вечером. Его сообщение встревожило меня. Я не допущу, чтобы мое королевство погрязло в ереси, я выкорчую ее. — Король начинал впадать в озлобление.

— Конечно, — поспешила согласиться с ним Екатерина и при этом похолодела до мозга костей.

— Он принес мне список имен. Там их больше двадцати! Всех арестуют сегодня же и допросят.

На какой-то ужасный момент Екатерина задумалась, нет ли в этом списке и ее имени? Но Генрих не принял бы ее так ласково, если бы оно там было. И тем не менее другие люди скоро испытают схожий страх — мужчины и женщины, взгляды которых она разделяла. Сердце ее заныло от боли. Этим людям предстояло проявить почти нечеловеческую храбрость.

— Молюсь, чтобы они поняли свои ошибки, — сказала Екатерина, ненавидя себя за трусость.

Правда, она не сомневалась, что принесет больше пользы делу протестантов, если останется в живых, хотя прямо сейчас повлиять на короля явно не удастся, раз он в таком неважном настроении. Вот бы ей увидеть этот список! Но обращаться с такой просьбой к Генриху она не посмела.

Вопрос о регентстве тоже подождет. Разговор на эту тему Екатерина не могла завести сама, так как Генрих боялся смерти, а упоминание о том, что он покинет этот мир, считалось изменой. Она могла только направить беседу в нужную сторону и надеяться, что король откроет ей свои планы. Однако его величество не реагировал ни на какие ее заходы, и в конце концов Екатерине пришлось уйти, чтобы не выдать своих истинных мотивов.

В тот же день ближе к вечеру герцогиня Саффолк увлекла Екатерину в амбразуру окна.

— Анну Аскью арестовали, — прошептала она.

Екатерина вспомнила фанатичную женщину, которая пыталась заручиться ее поддержкой. Теперь она была рада, что тогда отказала ей, но новость ее ужаснула. Всякий раз, как она вспоминала Анну, на память приходил и тот ночной кошмар. Но что поделать, Анна Аскью сама навлекла на себя эту беду. Она не могла не знать, какое наказание грозит еретикам, и тем не менее никогда не скрывала своих убеждений, мало того, открыто их проповедовала. Однако, несмотря ни на что, Екатерине было жаль ее.

— Не здесь, — пробормотала она, понимая, что в комнате находятся и другие дамы — кто играл в карты, кто разговаривал. Екатерина отвела герцогиню в свой кабинет. — Что случилось?

— Ее выдал муж, и боюсь, она может оговорить меня. Сестра Анны замужем за моим поверенным, они оба протестанты! А потом это может привести к вам, мадам, и остальным нашим друзьям, бывающим здесь.

У Екатерины похолодела кровь.

— Но что они могут знать? Мы были крайне осторожны.

Их дискуссии по спорным вопросам проводились тайно, на пониженных голосах. А запрещенные книги были запрятаны в ее спальне под двумя досками пола, накрытыми турецким ковром, и, глядя на это место, никто ничего не заметил бы.

— Если вас станут допрашивать, отрицайте все, — проговорила Екатерина, думая о святом Петре, который трижды отрекся от Христа. — И предупредите Магдалену, Нан, Анну и остальных.

Так начался ночной кошмар. Что лучше: столкнуться с опасностью лицом к лицу или теряться в догадках, существует ли она? Сперва они не имели понятия, где содержат Анну Аскью, тем более не знали, выдала она их или нет. Каждый день превратился в пытку ожиданием — услышать маршевый топот шагов, увидеть держащую ордер на арест руку. Екатерина принялась как одержимая следить за Генрихом: она искала в его словах и жестах свидетельства того, что он ее подозревает. Прилив сил, который он испытал в прошлом году, сменился болезнями, и часто она находила его раздражительным и сварливым — в досаде, что прикован к креслу. Трудно было догадаться, что у него на уме, так как нередко утром он держался одного мнения, а после обеда — противоположного.

Ничего не происходило. Наконец Хартфорд сообщил Нан, что Анну Аскью отправили обратно к мужу в Линкольншир с приказом держать жену под надзором. Екатерина начала успокаиваться. Равновесие стало более устойчивым, когда Генрих пошел на поправку, снова взялся играть в шары и даже ездил верхом охотиться в Гайд-парк. Но все-таки обе его ноги болели, и временами Екатерина удивлялась, как он вообще ходит.

Каждый раз, когда король выражал желание побыть в ее обществе, она радовалась, ведь он легко мог не пустить ее к себе. Раньше ему нравилось присутствовать при разговорах, которые она вела с богословами и учеными, регулярно посещавшими ее покои, и теперь Екатерина с удовольствием излагала королю их отредактированные версии. Он и сейчас иногда приходил послушать проповедников, которых она приглашала, кивал с мудрым видом, когда соглашался с каким-нибудь теологическим доводом, или спорил с идеями, которые не поддерживал, и делалось это вполне дружелюбно. Разумеется, во время дискуссий все держались единственно верной линии полного согласия с реформами, хотя затрагивали тему злоупотреблений в Церкви, даже в присутствии короля, и он выражал одобрение.