Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

– Так, – сказала, подумав, царица. После еще сказала: – Я так и думала, что они его убьют когда-нибудь. Ох, сердце чуяло! Сперва думала – убьют меня, а когда он родился, стала за него бояться. У него кормилиц не было! – сказал она уже громко и с гневом. – Я его сама кормила! Никому я его не давала! Все говорили: как это, царица сама кормит, где такое видано! – Это она еще тоже сказала очень громко, а после уже тихо добавила: – А зато жив остался Митенька. Выпестовала я его, румяненький он был, толстушечка, Ванюша даже гневался и говорил, что Ваня с Федей не такие были, что это как не их порода.

И тут царица замолчала, и нахмурилась, и поднесла руки к лицу, стала будто рассматривать ногти. А ногти у царицы были крашеные и блестели, Маркел таких ни у кого прежде не видел.

А царица вдруг опять заговорила, опять очень гневно:

– Ваня с Федей, как же! Насмотрелась я на них! Ух как они невзлюбили меня сразу, и Ванька старший, ну, этот понятно, старший сын, наследник, так ведь и Федька тоже, даром что дурак, тоже ведь в глаза смотреть не мог и рожу так и воротил! А когда старший убился, упал головой и об косяк виском, и дух их него вон, Федька просто разъярился на меня! И я знаю почему: потому что это его Борис научил, что смотри, Федя, эта гадина родит гаденыша и тебя, Федя, из кремля тогда попрут и больше не дадут звонить в кремлевские колокола, потому что в них будет звонить гаденыш! А другим стал говорить, да ты и сам это слышал, небось, что это я Ванюшу натравила и он Ваньку посохом в висок. Слыхал такое?

– Нет, – сказал Маркел.

– Брешешь, – сказала царица. Маркел промолчал, потому что так оно и было, все так тогда судачили, да разве в глаза такое скажешь! А царица усмехнулась и сказала: – А зачем мне было на него натравливать? Потому что а зачем Ванюша взял меня? Чтобы я родила ему сына-наследника и чтобы он тогда мог бы ему, мимо своих старших, царство передать. Ванюша так и говорил, все это слышали. И он на нашей свадьбе так сказал, Борис это слышал, и этот Васька тоже, который сейчас приезжает, вот так бороду вперед сует и говорит: что, Маша, тут у вас такое приключилось? Свинья он, вот кто, твой боярин Васька! Был бы Ванюша жив, я бы только бровкой повела – и сняли бы с него шкуру, вот так! Ванюша меня ох как любил! И когда Митя родился, он ему в тот же день свой крест нательный отдал, сказал: носи, сынок, как после и мой посох и шапку мою, и всё моё будет тебе! И Борис тогда там с нами был и слышал это. А как ему такое было слышать, когда его сестра за Федькой, а Ваньки уже не было, он же уже думал, Федька за Ванюшей сядет, и вдруг Ванюша говорит, что Митя! Ой, Митя! – вдруг воскликнула царица. – Лучше бы он этого не говорил тогда, и был бы ты жив, Митя!

И тут царица опять замолчала и даже лицо руками закрыла, и наклонилась вперед, и так сидела, наклонившись, и покачивалась, и молчала. Маркел тоже молчал, конечно, и ждал, что она еще скажет. И ждать пришлось не очень долго, царица распрямилась, посмотрела на Маркела и даже будто улыбнулась. После сказала:

– Вот как оно царицей быть! Была бы я простой боярыней, а то и совсем какой купчихой толстомясой, кто бы на моего Митю чего недоброго задумал? Да никто! А так им царство дай! Так и моим дядьям, так и братьям. Так и батюшке-покойнику. Сколько мне тогда было? Шестнадцать лет, не больше, когда он пришел ко мне и говорит: дочурка, радость-то какая, я тебе жениха сговорил. Я говорю: кого? А он отвечает: царя-государя. Я так и обмерла. Лучше бы, думаю, ты меня псам бросил бы на растерзание. Я же всё знала, я всё слышала, кто он такой, этот Ванюша: он же уже три раза венчан был, а после еще три, где это такое видано, это же позор какой! А батюшка смеется, говорит: дочурка, ты не рада, что ли? Рада, я ему отвечаю, ох, рада, так что закопай меня живьем, радей не стану! А он мне вот так кулак к носу приставил! А после вот так сунул! – и тут царица даже показала как. – А после, – сказал она, – Ванюша точно так совал! А то и за волосы драл! А когда я родила, он три недели хоть бы показался, хоть бы посмотрел на Митю! Куда там! У него же тогда… А! – громко воскликнула царица. – Чего это я так? А тебе это зачем? Тебе и того, что ты здесь уже услышал, лучше бы не слышать. А то Борис скажет: а где тот Маркел, а не слыхал ли он чего от Марьи, не сказала ли она ему, как мы царскую духовную сожгли, где Митя был за Федором записан? А ведь был записан, был! А Борис ее сжег. Дядя Афанасий прискакал тогда из Москвы и стал кричать, и дядя Андрей с ним тоже, и Мишка с Гришкой. А я молчала и думала: Господь Бог милостив, сожгли ироды Ванюшину духовную – зато мой Митя жив. Ох, как я тогда была рада! Ох, думала, спасла я Митю! Обошел Митю Борис, и черт его бери, Бориса, был бы мой Митя жив. А вот не угадала. – И вдруг быстро подалась вперед и так же быстро спросила: – Кто его убил?

– Я этого еще не знаю, – осторожно ответил Маркел.

– Как не знаешь?! – сказала царица. – А куда смотрел?! А мне чего теперь голову морочишь?! Чего тебе от меня надо, отвечай!

– Ничего не надо, государыня, – сказал Маркел. – Разве я чего посмею?! Червь я ползучий, государыня. Я только хотел спросить, что ведь раньше государь царевич был здоровенький, а это они его уже испортили, ведь так?

– Так, – сказала царица. – Битяговский-вор его испортил, это все знают. С этим ты мог ко мне и не ходить, это тебе здесь всякий скажет. Мы здесь уже восьмой год. Как Ванюша умер, так мы сюда и переехали. Ванюша Мите это отписал в удел, это здесь всё наше. А этот вор приехал, – продолжила царица опять с гневом, – и стал заправлять, как своим. А это наше! Это Митино! А они тогда его убили! А ты знаешь, кто убил, а молчишь! Значит, ты тоже с ними!

– Государыня! – сказал Маркел. – Как Бог свят, я не с ними. Я, государыня, только пришел спросить, откуда у Мити тот нож объявился, кто ему его дал и зачем.

– Убить его хотели, вот и дали, – сказала царица. – И я этого ножа не видела. Все говорите: нож, нож! А я не видела.

– Эх, государыня! – сказал Маркел. – Уйдет злодей!

– Нет, не уйдет! – тут же ответила она. – Я ему все глаза исколола!

– А! – сказал Маркел. – Вот как! – И быстро спросил: – Иголкой?

– Иголкой, иголкой! – сказала царица. – Вот как! Вот так! – И даже показала, как она это делала, тыкая пальцем в ладошку.

– Уродка тарелку держала? – опять быстро спросил Маркел.

– Нет, я сама! – ответила царица.

– А где сейчас уродка? Кто ее убил? – спросил Маркел.

Царица замерла и стала молча смотреть на Маркела. После сказала:

– А ты сам колдун.

– Нет, не колдун, – сказал Маркел и для пущей крепости перекрестился.

– Колдун, колдун, – сказала царица печальным голосом. – Одолели меня колдуны. Никуда мне от них не деться. А ведь не за себя я просила, за Митю. Навели на Митю порчу, стала его бить падучая. А раньше такой зайчик был! – А после усмехнулась и опять сказала: – А ты колдун, я это сразу вижу.

– Как? – спросил Маркел.

– А очень просто, – сказала царица. – У колдунов у всех глаза такие, никогда прямо не смотрят.

– И уродка так смотрела? – спросил Маркел.

– И она, – сказала царица.

– И Андрюшка? – продолжил Маркел.

– Какой Андрюшка? – спросила царица.

– Андрюшка Мочалов, травник, – ответил Маркел. – Который еще водку знатно чистит.

– Не знаю я про водку, – сказала царица и даже поморщилась.

– Чистит, чистит! – повторил Маркел. – И тайную корчму содержит.

– А ты его тогда на кол за это! – сказала царица.

– Будет и на кол, – ответил Маркел.

Но царица вдруг стала серьезная и так же серьезно сказала:

– Ты Андрюшку не трожь. У Андрюшки было зельице, оно Мите помогало.

– Какое зельице? – спросил Маркел.

– Откуда мне это знать! – сказала царица. – Но была у него такая водица, он ее Мите давал – и Митю сразу отпускало. И уродка его крепко невзлюбила! Он только придет с этой водицей, а она уже стоит в дверях и шипит на него, шипит как гусыня, вся станет красная, и мы смеялись.

– А как ее не стало? Отчего? – спросил Маркел.

Царица помолчала и сказала:

– Ты на меня так не смотри. Я этого сама не знаю. Я спросила где она, а мне сказали, что о ней уже можно не спрашивать. Я спросила, почему так, а мне сказали, что она над Митей насмехалась, на него шипела, когда он уже лежал. Ну и прибили ее, было дело. Люди же тогда были горячие в тот день, не приведи Господь! И что мне было им сказать, они же мне служили. Грех это, конечно, что и говорить.

– Ага, ага, – сказал Маркел, и тут же спросил: – А где Андрюшка?

– А он, говорят, сбежал, – ответила царица. – Потому что и к нему в тот день пришли, хотели и его убить, и он сбежал. И его изба стоит пустая, говорят.

– А нож? – спросил Маркел. – А нож где?

– А про нож я ничего не знаю, – сказала царица. И вдруг глаза у нее загорелись, она подалась вперед, к Маркелу, и стала быстро, жарко говорить: – Я ничего не пожалею, слышишь? Сколько попросишь, столько дам! Золото, серебро, самоцветы! Вот, даже с себя сниму. – И тут она стала сдергивать кольца. – И братья добавят! Только найди злодея! А еще лучше – убей! А то отдашь его им, а они его не станут убивать, а перепрячут, я их знаю! А ты убей! И будешь по золоту ходить, Маркелка!