Дела земные
Шрифт:
Мама Ларисы лежала в кровати с большим количеством подушек. Слезы текли по ее уже обвисающим щекам. Матрац под спиной был горячим, а ноги ледяными.
«Скорую», что ли, вызвать? Нет, «скорая помощь» ей не нужна. Сердце стучит ровно. Сознание работает четко.
Женщина, как всегда, решала проблему предстоящего сна посредством кого-то.
«Надо вызвать. Скажу, уколют снотворное».
Она гнала от себя и мысли о дочери. Та мужеподобная особь с проводом в посиневших руках не дочь, а тупая взбесившаяся корова, и она не стоит ее драгоценного внимания. Поголодает и замычит в телефонную трубку, когда
«Я тебе все припомню, корова. Сама задушу». – Но вспомнив рост, размеры дочери, засомневалась. Решила, что достанет ее обещаниями этого.
Женщина в очередной раз набрала номер Ларисы. Снова занято. Она и оператору связи звонила – линия не повреждена, говорят. Если мать срочно не выплеснет свое раздражение на дочь и не получит так желаемого организмом адреналина, умрет точно. И халявный укол снотворного не поможет, а ведь женщина засыпает не от снотворного, а от сознания того, что его сделали по ее требованию. Она велела, и исполнили. Формула счастья.
Мать снова набрала номер телефона. Занято. Да быть такого не может!
«Трубку сняла и рядом положила», – догадалась мать.
И вот она у двери дочери. Сдвинула от щеки платок и прислонилась к холодному дверному полотну. За дверью голос незнакомой женщины, прерываемый переливчатым смехом.
«Не в тот подъезд зашла, наверное». Мать срывается с места и спешит по лестнице, но что-то останавливает ее. Она видит на двери номер квартиры дочери.
А в это время респектабельный мужчина рассказывал историю из повседневной больничной жизни.
– Мы даже женили смертельно больных и палату им выделили для совместного проживания.
– И что?
– Жили вместе остаток жизни.
Ему нравилась честность своей собеседницы. Совершенный пример несовершенства, крайне редкий, исчезающий. А на примерах учатся. Мужчина постоянно учился, без этого в его профессии нельзя.
– Вам жаль сейчас, что вы не смертельно больная?
– Как вы догадались?
– Сам об этом жалел, и не один раз. Я не только сильный, надежный и компактный, я еще и холостяк. Компактным называют меня за глаза в больнице.
– А я – корова.
– И кто вас так кличет?
– Мама. Остальные тоже считают такой.
– Кто вам сказал?
– Мама. Я до сих пор не замужем. И детей не могу иметь.
– В жизни много чего можно иметь и не иметь.
Мужчина на некоторое время замер. Молнией сверкнула в человеческом сознании истина. И пусть она тут же спряталась где-то в глубине души, завтра истина заявит о себе.
– Завтра куплю вам утюг для мамы. Пусть тешится.
Женщина смотрит сквозь снежную пелену. Глубоко в душу смотрит и молчит, но ей очень хочется помириться с мамой.
– Купить утюг?
– Да.
– До завтра?
Лариса молчала.
– Что не так?
– Вы утюг сами принесете?
– Нет, я его по почте отправлю, – рассмеялся мужчина, и до него дошло. – Я не за этим вовсе…
– Если вам нужно, я не против.
Снег перестал падать. Расстояние между домами покрылось за время их беседы невесомым покрывалом. Робкое предложение женщины оставило, несмотря ни на что, глубокий и чистый след в душе мужчины. Шагай, женщина!
Следи по чистому снегу! Там тебя не обидят.Странная женщина положила телефонную трубку. Ей снова стало тесно в комнате одной. Она не слышала стука собственного сердца, шагов по комнате и скрипа подъездной двери. Чист двор, чист зимний воздух. Свободно пространство перед ней.
Так случилось, что трое мужчин смотрели в опустевшее вдруг окно соседки из дома напротив, но пустым оно им не казалось.
А за ними наблюдал Павел. Он вспоминал о джентльменах у дверей соседки, а также у двери бывшей жены, о кирпичах и бутылках в их пакетах и испытывал желание защитить бывших своих женщин, согреть, накормить. Проследил взглядом за «страусом», шагающим по чистому снегу в направлении дома напротив, и стал собираться.
Лариса шагнула в только что оставленные мамины следы на снегу и пошла в противоположном направлении. Через несколько минут по ее следам шагал Павел к двум своим одиноким женщинам. Зажжется еще одна лампочка в общественном подъезде, и станет людям видно, куда идти.
Послесловие
Холодно. За окном минус двадцать четыре. Пасмурно. Понедельник. В офисном помещении звучит песня о снегопаде:
Раскинутся просторы,Раскинутся просторыДо самой дальней утренней звезды.И верю я, что скоро,И верю я, что скороПо снегу доберутсяКо мне твои следы.Павлина подпевает.
– Последнее время часто эту песню передают, – говорит молодой человек с внешностью Макаревича в юности. Он в новой жилетке и слегка пыжится, как всегда в таких случаях.
– Мама эту песню обожает.
– Лариса тебе не звонила?
Ответа не последовало, так как открылась дверь, и в офисное помещение вошла сама Лариса. Всеобщее оцепенение было коротким. Всего два страусиных шага, и Лариса обняла Павлину.
– Соскучилась по вам. – Женщина кивнула «Макаревичу».
Тот провел руками по груди, расправляя обновку.
– Подписал? – Лариса сняла с плеча большую сумку из добротной кожи, вынула из нее кухонные емкости, завернутые в фольгу.
– Кто, что подписал? Новая сумка? В ней утюг? – Павлина радовалась встрече и примирению. Пританцовывая, она заглядывала в глубину новой Ларисиной сумки.
– Директор. Заявление об уходе. Утюг для мамы.
– Ты увольняешься?
Неподдельное удивление сотрудницы заставило Ларису подойти к своему столу, на котором так и лежал с пятницы лист с заявлением об уходе.
Павлина, прочитавшая его из-за плеча коллеги, произнесла:
– Мы его не видели, и ты ничего не говорила. Так ты стол по этому поводу накрываешь?
– Выходит, что нет, – рассмеялась Лариса.
– Что у тебя в фольге?
– Омлет, утром запекла для вас в австрийской духовке. Сказка!
– Омлет? Или духовка? – подал голос «Макаревич».
Лариса вспомнила необыкновенную духовку в шикарной квартире мужчины из дома напротив, лукаво посмотрела на коллег и произнесла:
– Жизнь – сказка.